Испорченная тест-система послужила причиной ложного диагноза, из-за которого мальчик едва не покончил жизнь самоубийством. А его семья, где растет еще один сын-инвалид, лишилась последних сбережений
Врач поставила больному диагноз, для подтверждения которого направила на дополнительное обследование. Лабораторные анализы, проведенные в одной из городских клиник, его подтвердили. Выложив две тысячи гривен на поездку в Киев и обследование в специальной клинике, малоимущая семья узнала, что тревога была ложной, а анализ -- ошибочным. Диагноз не подтвердился. Им бы радоваться, но…
Встретив меня в Николаеве, Валентина Викторовна -- милая, улыбчивая женщина -- прямо на перроне торопится рассказать о том, что я уже знаю из ее письма.
-- В то утро я находилась в таком нервном состоянии, -- говорит моя собеседница, -- что даже не услышала щелчок в замке. Думала, сын на улице. Он вошел в комнату как раз тогда, когда я выясняла по телефону, какая предстоит операция. Дима тихим голосом произнес: «Я лучше из окна выброшусь». У него, конечно, было право на такие слова. Ему столько пришлось пережить, в свои неполные 16 лет сын перенес две тяжелейшие операции.
История этой семьи -- из разряда «так не бывает». Когда-то давно Валя мечтала стать врачом, окончила медучилище в Николаеве, готовилась в институт. Кто мог знать, что ее мечта осуществится самым парадоксальным образом: ей суждено будет всю жизнь лечить собственных детей.
-- Тот день я прокручиваю в памяти спустя годы и ругаю себя, ругаю, -- вспоминает Валентина. -- Однажды наш первенец Андрей, вернувшись из школы, пожаловался на плохое самочувствие. Я уложила ребенка, но он и десяти минут не пролежал, убежал во двор. А утром опять: «Мам, голова болит». Я возмутилась: мол, с дружками бегать -- не болит, а в школу -- так хворать?! И отправила Андрюшу на уроки, он тогда в первом классе учился. Перенесенная на ногах простуда дала о себе знать довольно скоро -- сына стали мучить дикие головные боли, врачи нашли у него воспаление мозговой оболочки.
Куда они только ни ездили с больным мальчишкой! Каких только специалистов ни поднимали на ноги! Иногда удавалось ненадолго затормозить недуг. Лечили, лечили, все остальное уходило на второй план. А все остальное -- это жизнь. И пришло понимание, что против судьбы не следует бунтовать.
Потом у них родился еще один ребенок -- Дима. Как же мама с папой его берегли! Осторожничали, перестраховывались. Но судьба продолжала их испытывать.
Десятилетний Димочка катался во дворе на качелях. В это время к нему сзади подошел пятилетний сосед и огрел мальчишку молотком по голове.
-- Мы опасались сотрясения мозга, немедленно вызвали врача, -- продолжает свой рассказ мама. -- Но все как будто бы обошлось. Димка отделался легким испугом, если не считать выскочившую на макушке шишку. Я даже не сочла нужным сообщить об этом родителям маленького хулигана.
Через несколько месяцев на месте ушиба обнаружили опухоль, Диме сделали нейрохирургическую операцию. Но через два года у ребенка диагностируют менингиому. На этот раз его оперируют в Киеве, и удаляют часть кости черепа.
-- Вероятность подобного стечения обстоятельств, когда двое абсолютно здоровых детей становятся инвалидами, ничтожно мала, но в нашей семье это произошло, -- говорит Валентина Викторовна.
-- Чтобы как-то сводить концы с концами, муж бегал в поисках любых подработок, а я нужна была нашим мальчишкам каждую минуту, -- продолжает Валентина. -- То с одним оказывалась на больничной койке, то с другим. Устав метаться между палатой и домом, обратилась в собес с просьбой поставить нам телефон! Мне ответили, что семьям, где растет ребенок-инвалид, подобная льгота не положена. «Но у меня двое инвалидов!» -- пыталась убедить я чиновников. Они мне сочувствовали, но отвечали, что такая ситуация законом вообще не предусмотрена.
Обойдя все инстанции в родном городе, женщина однажды услышала: мол, ладно, перешлем ваше письмо Третьяку, может, он сжалится. А спустя какое-то время в их семье появился телефон.
-- Мне захотелось посмотреть на этого Третьяка, -- вспоминает Валя. -- Но это оказалось задачей непростой, в то время к начальнику городского центра технической эксплуатации местной телефонной связи очередь занимали с вечера. Мы с мужем заняли очередь, сменяли друг друга каждые два часа. И вот утром вхожу в кабинет -- седая, волосы небрежно собраны в пучок, плохо одетая. «Чем могу вам помочь?» -- спрашивает меня хозяин кабинета. «Вы уже помогли мне, -- отвечаю. -- Я пришла поблагодарить». И тут у меня сдали нервы. Я не выдержала и расплакалась. Валерий Алексеевич Третьяк подошел ко мне, поцеловал мне руку… Мы долго разговаривали.
… Они дружат и поныне. Но та минута особенно дорога Валентине Викторовне. Почему-то именно она вернула ей надежду, окрылила, дала силы жить дальше.
-- Оказалось, что Валерий Алексеевич, как и я, любит стихи, -- замечает собеседница. -- С тех пор уже много лет, когда нахожу какие-нибудь замечательные строки, звоню ему, чтобы поделиться своей радостью.
Валентина знает наизусть массу стихов, обладает феноменальной памятью. Однажды позвонила даже на прямую линию в «ФАКТЫ» и поинтересовалась, нельзя ли завести стихотворную рубрику (в любимой газете ей не хватает поэзии). И при этом рассказала следующую историю:
-- Моему ребенку делали сложную операцию в Институте нейрохирургии, удаляли опухоль на головном мозге. Я везла его домой: «скорая помощь» доставила нас на вокзал, мы остановились там в медпункте, откуда сына должны были на носилках занести в поезд. Времени до отправления оставалось два часа. И тут услышала, как где-то рядом мужской голос читает стихи-поэму «Петровна». Тридцать лет назад я выучила ее и до сих пор помню наизусть. Когда я подошла к мужчине, оказалось, что это врач, который нас принимал. Он держал книгу и читал поэму санитарке.
Очень трогательная поэма. Я стала на пороге и тоже начала читать. Он взглянул на меня, но не прервал чтения. И так мы вместе дочитали до конца. Санитарка расплакалась, убежала, а доктор встал, обнял меня и сказал: «Первый раз встречаю человека, который таким образом помог мне». Сколько всего этот доктор насмотрелся в своей жизни, а ему нужны стихи, они ему помогают.
… Стихи, дружба -- все это помогает и Валентине Викторовне, дает ей силы улыбаться, когда для улыбки нет повода. А мальчишки смотрят на маму и читают в ее глазах спокойствие, уверенность, радость.
Последние новогодние праздники в семье неожиданно омрачились. Валя обратила внимание, что у младшего сына почему-то немного утолщились ногтевые фаланги. Обратились к специалистам. Предположив у подростка аденому гипофиза, доктор выписала направление на анализ в одну из городских лабораторий.
-- Через несколько недель мы держали в руках устрашающий результат: полученные цифры в десятки раз превышали норму, -- продолжает Валя. -- Опять, как оказалось, предстояла операция.
Валентина, со свойственной ей дотошностью и обстоятельностью, по телефону стала консультироваться с киевскими светилами. Чтобы подготовиться к следующему нелегкому этапу, она пыталась узнать, что означает диагноз «акромегалия». Дима должен был последним узнать о предстоящей поездке в столичный институт эндокринологии, однако стал нечаянным свидетелем маминого телефонного разговора с доктором.
-- Не знаю, что бы на моем месте ответил кто-то другой на слова сына: «Лучше уж вниз головой с одиннадцатого этажа», -- пожимает плечами женщина. -- Я не сразу нашла слова и еле выдавила из себя: «Будешь идти, возьми меня». А потом выбежала из комнаты.
… Собрав все сбережения, Валентина с сыном отправилась в Киев. Потратив три недели и 2000 гривен, они смогли наконец успокоиться: лабораторные анализы, выполненные в Николаеве, оказались ошибочными. Вернувшись после всего пережитого домой (ложная тревога стоила Валентине второго ишемического инсульта), она созвонилась с заведующей лабораторией в Николаеве, где проводилось первичное обследование сына.
-- Я еще не успела назвать свою фамилию, -- вспоминает она, -- как на другом конце провода меня перебили: «Помним-помним, у нас тогда были некачественные реактивы» -- и назвали совсем не наше обследование. Значит, мы не одни такие…
Корреспондент «ФАКТОВ» тоже встретилась с заведующей лабораторией, о которой идет речь, но разговор у нас состоялся неофициальный (доктор предупредила, что в случае упоминания ее имени, у газеты будут неприятности).
-- Интересующий вас анализ, безусловно, сегодня не может быть одним, а завтра другим. И если они разные, значит, произошла ошибка, -- объяснила она. -- Одна из тест-систем ошиблась. Я в этом трагедии не вижу, всякое бывает. Возможно, попалась просроченная панель. Но в чем тут криминал? Результаты лабораторного исследования -- это отнюдь не приговор. Грамотный клиницист лечит не анализы, а человека. Зря мамочка так обиделась на нас!
Между тем эта ошибка обошлась малоимущей семье в огромную по их меркам сумму. Я уже не говорю о стрессе, который пришлось всем испытать. И парадокс вовсе не в том, что экспресс-тесты порой ошибаются. Порадокс в другом: оплачивающие любое медобследование родители, которые вот уже 18 лет самоотверженно сражаются за здоровье сыновей-инвалидов, каждый раз вместе с деньгами в кассу-окошечко того или иного лечебного учреждения протягивают заявление: «Просим принять добровольный меценатский взнос». Горе свое николаевские «меценаты» несут достойно, не позволяя отчаянию поселиться в их доме. Вот бы еще научиться им не обижаться на такие пустяки, как ошибка в анализе.