Спустя 16 лет после аварии на ЧАЭС подобные «открытия» совершают некоторые сотрудники знаменитого «Курчатовского института»
Ни для кого не секрет, что Чернобыль оброс политикой, как днище старого корабля ракушками. Как следствие, движение этого сухопутного «Титаника» замедляется год от года. Скоро 16 лет со дня аварии, а кардинальное решение чернобыльской проблемы -- превращение разрушенного реактора в экологически безопасный объект -- все откладывается. Как известно, более 700 миллионов долларов уже собраны в международном Чернобыльском фонде. И уже потрачен, по неофициальным данным, не один десяток миллионов, однако строительство нового «саркофага» еще даже не начато.
Старая истина: большие деньги рождают большие соблазны. Соблазны, порождаемые чернобыльскими деньгами, не отличаются большой изысканностью. Например, соорудить эвересты отчетов, записок, справок, используя полученные украинскими и российскими учеными в предыдущие годы исследований (кстати, весьма и весьма дорогостоящих) данные, и предъявить к оплате. Однако в последнее время проходит обкатку еще один способ «утилизации» чернобыльских денег. Его можно назвать «А был ли мальчик?» Если посеять сомнение в необходимости строительства «саркофага-2» -- мол, в руинах энергоблока уже нет радиоактивных остатков топлива, от которых нужна защита, -- то и деньги освободятся. Здесь читатель вправе спросить: а что, развалины четвертого блока уже в самом деле не представляют опасности?
Очевидные вещи, оказывается, можно без конца подвергать сомнению, внося хаос в общественное мнение. Особенно среди западного обывателя, немалая доля налогов которого пошла на взносы в Чернобыльский фонд. О том, почему появляются все новые слухи о «саркофаге», мы говорим с научным руководителем отделения ядерной и радиационной безопасности Межотраслевого научно-технического центра «Укрытие», начальником отдела Российского научного центра (РНЦ) «Курчатовский институт», известным московским физиком, проработавшим уже более 15 лет в Чернобыле, Александром Боровым.
-- Александр Александрович! Как вы восприняли заявление сотрудника «Курчатовского института» Константина Чечерова на немецком телеканале ZDF/Art, будто под развалинами чернобыльского реактора нет никакого ядерного топлива, что оно все (или почти все) вылетело во время взрыва?
-- После этой очередной «сенсации» у меня состоялся разговор с академиком Велиховым, президентом РНЦ «Курчатовский институт». «Одно дело, когда Чечеров как частное лицо говорит все, что вздумается, -- сказал он. -- Но совершенно иное, когда он, представляясь нашим сотрудником, говорит от имени научного центра. У людей может сложиться ложное мнение, будто к таким выводам пришли в институте, а это совершенно не соответствует действительности!»
Кстати, именно Евгений Велихов в начале 90-х, зная, какую угрозу представляет объект «Укрытие», одним из первых привлек внимание мировой общественности к этой проблеме. Во время своей встречи в Москве с тогдашним вице-президентом США Альбертом Гором он говорил: ни Украина, ни Россия не имеют средств на то, чтобы сделать «Укрытие» максимально безопасным. Нужна международная помощь. В это же время академик Национальной АН Украины Виктор Барьяхтар направил Гору письмо с подробным описанием ситуации на объекте «Укрытие» и с предложениями, что необходимо сделать там в первую очередь. Таковы были первые шаги. Понадобились годы и огромная работа, проделанная украинским правительством и международными организациями, чтобы дело сдвинулось.
-- С тех пор прошло 12 лет, запущен проект «Укрытие-2», и тут вдруг: «А ничего в саркофаге нет! Так зачем давать деньги Украине?» Как это понимать?
-- Тут нужно рассказать кое-что о сталкерах, к числу которых принадлежит и Чечеров. По-разному складывалась судьба тех, кто занимался разведкой в разрушенных помещениях четвертого блока в высоких, а чаще -- в очень высоких радиационных полях. Сталкеры -- люди отважные, инициативные. Многие из них буквально обрели себя в этих ежедневных схватках с опасностью. Они чувствовали свою востребованность, восхищение и уважение товарищей. Но все когда-нибудь заканчивается. Визуальная разведка отошла в прошлое. Настало время лабораторных исследований, трудоемких расчетов. Жестче стали требования дозиметрических служб. Часть сталкеров, особенно те, кто имел соответствующее образование, переквалифицировались. Другим же жизнь без походов в «Укрытие» показалась пресной. Материальное положение у них всегда было «как у всех», а теперь стало подчас и совсем тяжелым. Никто им не помогал -- у нас принято быстро забывать не только чернобыльских сталкеров, но и всех людей, рисковавших своим здоровьем ради общества. По моему мнению, это и есть причина того, что несколько ушедших с «Укрытия» сталкеров стали источниками «чернобыльских сенсаций».
Сначала в иностранных журналах, а затем и в нашей печати появились статьи с рассказами людей, «набравших» в Чернобыле невиданные дозы радиации. Надо сказать, что общепринятые цифры такие: при дозе выше 100 бэр могут проявляться симптомы лучевой болезни, свыше 500 бэр болезнь гарантирована. А вот, например, журнал «Собеседник» сообщает о том, будто у К. Чечерова за десять лет работы набралась доза в 2000 бэр! Пресса призывала медиков исследовать данный феномен, но откуда взять документальные подтверждения этому, не указывала.
Следующая тема -- версии по поводу взрыва реактора. Каждый год появлялась новая сенсационная версия, противоречащая установленным фактам. Например, будто взрыв устроили террористы, пробравшиеся на ЧАЭС, поскольку обнаруженные в «Укрытии» желтые пятна -- это якобы остатки взрывчатки. На самом деле давно установлено, что это обычные соли урана. К сожалению, поток «открытий» не ослабевает.
-- Не в результате ли того, что ученые, хорошо знакомые с ситуацией в «Укрытии», вовремя не расставили все точки над «i»?
-- Все разъяснено в научной печати, которая известна только специалистам. Им все понятно. А вот средства массовой информации мнением ученых по поводу «сенсаций» мало интересовались. Но когда появляется чуть ли не обращение к международной общественности с призывом не тратить деньги на «Укрытие-2», которое на многие десятилетия надежно похоронило бы 4-й блок, тут уже трудно только улыбаться. Фантазии бывшего сталкера начинают активно вредить делу, на которое с таким трудом удалось поднять мировое сообщество.
-- И все-таки, спустя 16 лет после аварии уже можно сказать, сколько высокоактивного, представляющего настоящую угрозу ядерного топлива лежит в «саркофаге»?
-- В «Укрытии» осталось не менее 95% топлива, которое находилось в активной зоне 4-го блока перед аварией. Таков результат длительных исследований многих людей: тех, кто измерял выброшенную из блока радиоактивность, работал в самом «Укрытии», проводил анализы высокоактивных образцов в лабораториях…
Уже к середине мая 1986-го стало ясно, что радиоактивный выброс из аварийного реактора состоит из двух компонентов: легкоиспаряющихся радионуклидов в аэрозолях и так называемых топливных частиц. Последние образовались при разрушении топлива -- двуокиси урана -- и несли «букет» радионуклидов. В первые дни после аварии правительственная комиссия, партийные органы требовали от ученых скорее ответить на вопрос: сколько выброшено топлива? Гипнотически на всех действовал плутоний.
К осени, когда советская делегация в МАГАТЭ докладывала о чернобыльской аварии, ученые нескольких институтов на основании исследований тысяч проб пришли к единому мнению: объем выброшенного топлива оценивается в три плюс-минус полтора процента. Этот вывод подтверждают 16-летние исследования. Тогда где оставшееся топливо? В «Укрытии». И его не меньше 180 тонн.
Все годы после аварии мы ищем внутри объекта топливосодержащие массы, потому что именно они несут главную угрозу. Процитирую один документ -- «Анализ текущей безопасности «Укрытия» за 2001 год»: «При самом осторожном подходе экспертов к оценке общего количества топлива из разрушенного реактора, оставшегося в «Укрытии», когда любые сомнения толкуются только в «минус», получается более 125 т (по урану). Менее осторожная оценка -- около 150 т. На площадке объекта под слоем гравия, песка, бетона находится приблизительно 0,75 т топлива».
Итак, обнаружить удалось почти 150 тонн. А не обнаруженное топливо (примерно 30 тонн) находится в тех местах, куда дойти, добуриться или проникнуть другим способом не смогли. Вот когда будут разбирать «Укрытие», тогда с большой точностью все посчитают. Так что говорить, будто топлива в «Укрытии» практически не осталось, не приходится.
-- Когда же начнут разбирать «Укрытие»? Судя по темпам реализации проекта «Укрытие-2» (SIP), это может случиться очень не скоро. Что же там происходит?
-- С моей точки зрения, до сих пор работа шла непродуктивно. Я считаю, что, пока еще основные деньги SIP не потрачены, надо успеть сделать четыре основных шага.
Первый -- укрепить строительные конструкции в существующем «Укрытии», чтобы работать там без риска обрушения. Но не увлекаться излишним укреплением, не тратить деньги необоснованно, потому что следующий, второй шаг решит многие проблемы.
Второй, самый трудный и важный шаг, -- создание герметичного «Укрытия-2», чтобы можно было в ближайшие десятки лет (до ста лет) спокойно подготовиться к полному извлечению и захоронению радиоактивных материалов. За прошедшие годы, несмотря на потраченные значительные средства, так и не появилось приемлемых технологий. Нет и серьезно проработанных проектов захоронения. Но самое главное -- пока нет огромных средств, которые требуются для выполнения этой задачи.
Третий шаг предполагает создание системы наблюдения за объектом, которая будет играть значительную роль при длительной консервации «Укрытия». Работа только начинается, и у меня ее организация вызывает большое беспокойство. К сожалению, идеологами будущей системы почему-то не стали ни Межотраслевой научно-технический центр «Укрытие», ни «Курчатовский институт», крупные научные государственные центры, имеющие уникальный опыт работ в «саркофаге».
Наконец, четвертый шаг: необходимо создать соответствующие базы данных и сохранить в них огромный объем информации об «Укрытии» -- уже полученной и той, что удастся собрать в будущем. Это необходимо для тех, кто через 50--100 лет будет разбирать четвертый блок.
Мне кажется, что Украина как заказчик должна быть значительно более активной и требовательной. Давно пора построить четкую функционирующую вертикаль, определить приоритеты работы и не позволять сводить ее к переписыванию старых отчетов или закупке ненужного оборудования. Я продолжаю надеяться, что сейчас наступил переломный момент.