-- говорит мать семейства, которое вот уже четвертый год живет на… кладбище
Луцкое кладбище находится на одной из главных транспортных артерий города -- улице Ровенской. Несколько десятилетий назад это была глухая околица, но разраставшийся областной центр быстро поглотил территорию спецкомбината со всей его инфраструктурой, в результате чего сотни могил оказались чуть ли не в центре города. Высокий каменный забор скрывает от взоров водителей и прохожих кресты и памятники. За кладбищенским забором, слева от центральной аллеи, вот уже четвертый год обитают Татьяна и Михаил Михайлюки с детьми: шестилетним Мишей, четырехлетним Стасиком и полуторагодовалой Катюшей
-- Я не знаю, что такое собственное жилье, -- говорит Татьяна Михайлюк. -- Сколько себя помню, переезжали с родителями и старшим братом с одной частной квартиры на другую, пока не получили 20-метровую комнату в общежитии. Когда женился брат, нам выделили еще одну комнату. Вскоре и я вышла замуж. Жена брата забеременела, и мы с мужем ушли на квартиру. У нас родился сын Миша, потом Стасик. Стало катастрофически не хватать денег, нечем было даже заплатить за квартиру. Руководство спецкомбината, на котором супруг шестой год работает землекопом, разрешило нам переселиться в этот домик с одной комнатушкой, микрокоридорчиком и кухонькой. Мы его подремонтировали и живем здесь вот уже четвертый год. Я работала дворником в ЖЭКе, но полтора года назад родилась Катюша, и я ушла в декретный отпуск. Муж с утра до ночи пропадает на работе, а я смотрю за детьми…
-- Сыну в этом году идти в школу, а с ним уже творятся нехорошие вещи: в садик ходить не хочет, говорит, что там над ним смеются, мол, собираешь на могилах конфеты, -- продолжает Татьяна. -- Это так на него повлияло, что мальчик начал меняться буквально на глазах: стал замкнутым, хмурым, нелюдимым. На днях вдруг спрашивает: почему для умерших деток роют такие глубокие ямки? Представляете?! Ему нужно посещать садик, общаться со сверстниками, а он -- ни в какую, вплоть до истерики. Куда мы только не обращались с просьбой решить нашу жилищную проблему -- все без толку. Недавно к нам приходила комиссия из горисполкома, человек восемь или девять, так они едва поместились в 15-метровой «гостиной» с пятью кроватями, двумя шкафами и столом. Им так стыдно стало! Уезжая, пообещали выделить нам однокомнатную квартиру. Но что для нашей семьи одна комната?..
-- Простите, а Миша действительно подбирает конфеты?
-- Да, мои дети едят найденные на могилах сладости, иногда срывают цветы. Я им запрещаю это делать. Если замечаю, отбираю и кладу на место. Но ведь не всегда уследишь. Что поделаешь, если бедняжки растут среди крестов и памятников. Люди моих деток конфетками угощают, а некоторые и гривню-другую не жалеют. Вообще, дети у нас ранимые и беззащитные, поскольку практически изолированы от «большого» мира, не знают его законов, грубости, жестокости. Муж волнуется: как же они, такие впечатлительные, пойдут в школу, их же там затюкают. А что будет с Катюшей? Она, кстати, появилась на свет в День Независимости. Некоторые упрекают, мол, зачем рожала, если жить негде. Но, простите, как это зачем? Это же ребенок, человек! Мы не бездельничаем, не бродяжничаем, а все равно получается, что никому не нужны со своими проблемами. Наших детей мы никому не подбросили, хоть и с горем пополам сводим концы с концами. Просим лишь об одном: помогите с жильем! Тем более, что власть обязана это сделать, поскольку мы давно на очереди. Но нам отвечают: вы в списках совсем недолго -- всего 15 лет. Представляете, «всего-навсего» полтора десятка лет! А жить когда?
-- В общем, мы не живем, а бедствуем, -- продолжает делиться наболевшим Татьяна. -- Летом у нас на чердаке поселяется пара токсикоманов. Одному 23 года, другому -- лет шестнадцать. Клей нюхают. Младший еще ничего -- надышится и спать ложится, а старший, поймав «кайф», спускается во двор, раздевается догола и на глазах у детей устраивает «шоу»: бегает, прыгает, танцует. Я его не трогаю, потому что боюсь. Так и носится голый вокруг дома, пока дворник не прогонит. Несколько раз вызывали милицию, но он к ее приезду успевал скрыться. В детском секторе кладбища я постоянно нахожу шприцы и боюсь, чтобы дети не подхватили заразу. Как-то один наркоман увидел у меня в ушах золотые серьги и стал допытываться, когда вернется муж. А вечером вломился в дом и, угрожая ножом, стал требовать чтобы я отдала ему сережки. Я закричала не своим голосом, и он убежал. А еще похороны «достают». Плач, крики стоят такие, что приходится включать телевизор на полную громкость. В общем, место жительства не из приятных.
Нашу беседу прервали дети Михайлюков, объявившие, что хотят кушать. Пока мама нарезала колбасу, я попытался разговорить старшего, Мишу, но мальчик на все вопросы лишь смущенно улыбался.
-- Честно говоря, я живу исключительно ради детей, -- говорит Татьяна. -- Если бы не они, даже не знаю… Иногда думаю: брошусь под машину -- и всем бедам конец. Понимаю, что это не выход, но в какие двери еще стучаться?
-- Безусловно, городские власти обязаны подобные вопросы решать, но выделить квартиру семье Михайлюков пока не можем, -- говорит заведующий жилищным отделом Луцкого горисполкома Иван Божок. -- Трудно сказать, на что они рассчитывали, вселяясь в домик на кладбище. На временное жилье? Но ведь, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное, особенно сейчас. Жилья в городе нет абсолютно. А существующий жилфонд стареет на глазах. Люди живут в развалюхах, на которые страшно смотреть. Таких квартир около тысячи и, к сожалению, жильцы обречены ютиться в них еще не один год. А ведь среди них много перспективной молодежи и пенсионеров с тридцати-сорокалетним трудовым стажем. Я ежедневно выслушиваю крики и плач остро нуждающихся в улучшении жилищных условий. Но при всем желании помочь им не могу. Свежий пример: сегодня у городского головы была на приеме женщина, воспитывающая одна девятерых детей. Семья живет в двух комнатах в общежитии. На квартирной очереди стоит с 1983 года и будет ждать еще неизвестно сколько. Кстати, Михайлюкам предлагалась ссуда на приобретение квартиры в рамках программы льготного кредитования молодежи. Тем более, что им, как многодетной семье, положены существенные льготы при возвращении суммы. Но Татьяна наше предложение восприняла в штыки, мол, нечем будет отдавать кредит. В общем, -- замкнутый круг.
Самое печальное, что в этот замкнутый круг попали дети, вынужденные познавать мир на кладбище. Ситуацию комментирует психолог социально-психологической службы Волынского государственного университета Елена Никифорчук:
-- В этом случае многое зависит от личности. Психологи условно делят людей на полезависимых и поленезависимых. На первых условия среды обитания влияют, на вторых -- нет. Предположим, Миша, Стасик и Катюша полезависимы. Но даже подрастая среди могил, они не осознают, что происходит. Огромную роль в формировании их мировосприятия и развития играют родители. От того, как мама и папа воспитают своих чад, как объяснят, что такое могилы, зависит во многом и характер будущего взрослого человека, и его взаимоотношения с окружающими. Миша не хочет посещать детский сад из-за того, что его там дразнят, но откуда его ровесники знают, что он живет на кладбище и подбирает там конфеты? А главное -- почему они уверены, что это плохо и унизительно? Разумеется, они узнали это от взрослых, скорее всего, от своих родителей…