В Киеве вышла книга «Сказать то слово», составленная из личных дневников знаменитого актера
Валерий Золотухин презентовал в Украине свою четвертую книгу «Сказать то слово», в которую вошли записи из его личных дневников. Выход в свет книги актер приурочил к юбилею литературного журнала «Ренессанс», на страницах которого впервые были напечатаны отрывки из рукописей Валерия Сергеевича.
-- Почему именно в Украине вы решили издать свою третью книгу?
-- Семь-восемь лет назад, когда Театр на Таганке приехал на гастроли в Киев, мы познакомились с Виктором Владимировичем Шлапаком -- поэтом, писателем, драматургом. Он предложил мне что-то опубликовать в своем журнале «Ренессанс». Я показал ему дневники, с которых, собственно, и началась наша дружба. Сейчас в альманахе «Ренессанс» под рубрикой «Проза» регулярно печатают выдержки из моих дневников. Последняя моя книга называется «Сказать то слово». Между прочим, она выходит только в Украине. И больше нигде напечатана не будет. Мы выпустили только четыре книги, а моих дневников хватит не менее чем на 20 книг, ведь я их пишу с 17 лет. Но выпускать могу только по одной книжке в год. Я сейчас -- член Открытого литературного конкурса «Российский сюжет». Кроме того, уже пять-шесть лет состою в Союзе писателей Москвы.
-- Вас приняли туда после выхода первой книги?
-- Меня сами писатели еще при Советском Союзе провоцировали туда поступить, но все откладывали. Тогда было престижно быть членом Союза писателей. Им давали дачу в Переделкино!
-- Ваша мечта осуществилась?
-- Тогда меня не приняли! Это произошло, только когда все союзы развалились на «самостийные союзики»: писателей России, Москвы, Сибири, Украины…
-- Дачей-то вы обзавелись?
-- Под Москвой, четыре сотки. Правда, там ничего не растет, кроме смородины! Стоит летний домик -- наследство детям. Я редко бываю на даче. Когда еду, думаю: поработаю и попишу в уединении. Но накапливается такая масса дел… К тому же я привык к комфорту, поэтому, если холодно, приходится топить, а тогда уже не до творчества…
-- Почему человек обращается к дневникам?
-- Узнай себя -- ты узнаешь мир! Узнай мир -- ты, может быть, постигнешь вечность. Это такой вопрос… Отчего начинает человек петь? Ну-у, отчего-то начинает! Не всегда от грусти.
-- А почему вы начали петь?
-- Я так сформулировал для себя: «Услышал, что у меня голос громче всех, и начал петь». В семь лет я с туберкулезом коленного сустава попал в специальный детский санаторий. Три года пролежал без движения, привязанный к кровати. Однажды обнаружил, что громко говорю. Это врожденное -- у брата был сильный голос, у отца… Если даже шепчу, то слышно за дверью. Нас в палате лежало 20 ребятишек, и я всех перекрикивал. Даже было такое соревнование: кто громче и дольше выдержит орать. Как завопят несколько человек: а-а-а-а-а… Благим матом. Сбегались учителя, врачи, няни, сестры. А я любил эти соревнования. Хотя тогда даже не подозревал, что звук выплескивает потрясающую энергию! Почему женщины так любят теноров? Голос напрямую связан с сексуальностью. Голосом можно и вылечить, и… убить.
-- Вы кого-то вылечили?
-- Многие говорят: «Когда я себя плохо чувствую, ставлю Золотухина. Энергетика его голоса поднимает с постели!» Когда звукозаписывающая техника была еще не так совершенна, звукорежиссеры передавали друг другу по смене такую записку: «Осторожно! Золотухин!» От моего голоса аппаратуру зашкаливало. Однажды приехал приятель из Израиля и рассказал: «Знаешь, Валерий, когда в четыре утра на минарете муэдзин начинает орать комплименты Аллаху, спать невозможно! У меня была ностальгическая кассета с записью песни «Ой, мороз, мороз… » в твоем исполнении. И однажды, когда он начал молитву, я через две хорошие колонки врубил твой «Мороз». Правда, через некоторое время пришел мой сосед, израильтянин, в трусах и с пистолетом на боку. На облегченном иврите он мне объяснил, что, если еще и русские по утрам будут включать свои молитвы, он за себя не ручается».
-- Говорят, что такие сильные голоса передаются от предков, певших в церковном хоре?
-- Думаю, что это природа. Консерватория это не прививает. Можно, конечно, поставить голос, но… Недавно я отвез своего сына Дениса, священника, вместе с его женой и тремя детьми в Сибирь к моему брату. Денис считает своего дядю вторым отцом, потому что у него практически вырос. Мы с женой были постоянно в отъезде… И вот Денис говорит бабушке, моей маме (ей 93 года, она лежит со сломанным бедром): «Бабуля, я хочу тебя причастить». А она: «Мы не причащаемся. Мы -- кержаки, староверы, старообрядцы». Она же нам никогда об этом не рассказывала! Мама -- бывшая комсомолка, отец строил советскую власть, создавал колхозы. И если бы она в то время что-нибудь такое молвила, отец бы выгнал ее из дому. Кержаки -- христиане, но беспоповцы и крестятся двуперстно. Это крепкие семьи. Они селились в Сибири, но церквей там не строили. Денис властью священника присоединил обрядом мать к единоверию. И тогда она сказала: «От Духа Святого печать на мне Христова, Спасова рука, Богородицын замок». И сын прослезился. Она помнила эти молитвы…
-- Когда вы собрались поступать в ГИТИС, родители спокойно отпустили вас в Москву?
-- Наверное, по-другому и быть не могло! Во мне были во-о-от такие желание и уверенность! Я закончил школу с серебряной медалью, с двумя четверками -- по литературе и поведению.
-- Вы всегда любили эпатировать. Благодаря этому и поступили в ГИТИС?
-- Приехав в Москву, я только к вечеру добрался да вуза. Все уже было закрыто. Идти мне было некуда, и перед экзаменом я переночевал в садике возле института. Мой единственный костюм остался в камере хранения на вокзале. На экзамен я пошел в том, в чем ехал в поезде: дерматиновой шляпе и сатиновых шароварах. Я пел для приемной комиссии нецензурные частушки, но это не было эпатажем, это было естественно! Других я просто не знал! Тем более я их не допевал! Лялякал в конце. В конце концов меня приняли на отделение музыкальной комедии.
-- Как родственники восприняли ваши успехи в Москве?
-- Люди простые не придают этому особенного значения. Когда появились телевизоры и показали фильм «Хозяин тайги», родители сказали: «Ну чего ты там пьешь молоко, как отец, не отрываясь?.. Портянки показываешь!» Они хотели, чтобы все было красиво, изящно. А когда я сыграл пьяницу князя Егорушку в «Цветах запоздалых», они вообще были сокрушены. Восприняли мою роль буквально! Видят -- пьяница! Значит, сам такой же. Конечно, им было приятно, когда обо мне стали писать. Но все равно говорили: «Лучше б ты стал учителем, агрономом или врачом».
-- Ваш отец, говорят, был председателем колхоза?
-- Да, а потом заместителем председателя райисполкома. Я был пятым ребенком в семье, родился как раз перед самой войной -- 21 июня. Отец всех своих детей держал при себе. Когда оставлял очередную жену, ребенка забирал. И моя мама (последняя жена) всех ребятишек воспитывала. Это было продиктовано не столько любовью к детям, сколько материальной необходимостью: папа знал, что с ним дети не умрут от голода.
-- Правда, что вы были абсолютно не похожи на своих братьев, они -- рыженькие, а вы -- шатен, поэтому отец сомневался в том, что вы его ребенок?
-- Он был жизнелюбивым человеком. Мягко выражаясь. Чтобы как-то скрыть свои левые похождения, гнал матери всякую дурь, что я, мол, не его сын, упрекал ее. Но с годами все улеглось, я стал похож на отца. Особенно это проявилось, когда я учился на третьем курсе института. Вышел журнал «Смена» с моей фотографией в гриме клоуна. Соседи в селе получили этот журнал и, увидев меня, воскликнули: «Ой, Сергей Ларионович!» Бывают и страшные совпадения. Юрий и Виталий Соломины совершенно не похожи, но, прости меня, Господи, когда я пришел на похороны Виталия в Малый театр и увидел его в гробу, мелькнуло в голове: а-ах, Юрка лежит! Вдруг смертное лицо обозначило родство.
-- Вы дружили с Соломиными?
-- Нет, я бы не сказал, что дружили. С Виталием мы сыграли в спектакле «Король и Кин Четвертый». Я -- Кина Четвертого, Виталий -- Короля. Кстати, началось все со статьи в «СПИД-инфо». Звонит мне режиссер Леонид Трушкин и говорит: «Сыграй Кина!» -- «Какой же я Кин?! -- отвечаю. -- Вот Гафт -- Кин!» -- «Гафт -- хороший актер, но я вижу тебя!» -- «Может, тогда Алексей Петренко? Такой мощный Кин!» -- «Петренко -- выдающийся актер, но не Ромео!» -- «Леня, а я -- Ромео?» -- «А ты, Валера, -- Ромео! Я про тебя в «СПИД-инфо» читал!» После этого я решил: «Все, играю Кина!»
-- Он имел в виду скандальное интервью о ваших любовных похождениях, которое вы дали Дарье Аслановой?
-- Этим интервью я многих от себя отвернул. В почтовый ящик мне положили семь газет с моим интервью: хотели, чтобы жена прочитала! У нас ведь люди не успокоятся, пока дело не дойдет до развода! Но, слава Богу, она не читает такую литературу. Зато мне это интервью -- такое откровенное, эпатажное -- дало силы играть Павла I! Когда Павел I является на прием с любовницей… Актеру Золотухину это помогло!
-- Правда, что к работе в кино вас подтолкнула супруга Нина Шацкая?
-- Я ведь женился рано, на пятом курсе, а моя супруга Нина Сергеевна Шацкая уже успела к этому времени сняться в кино. После нашего приезда в деревню газета «Алтайская правда» поместила сообщение: «В деревню такую-то на отдых приехала известная киноактриса Шацкая со своим мужем». Блин!
-- Это задело ваше мужское самолюбие?
-- Скорее, это задело моих односельчан и родителей. Все внимание на известную киноактрису, а я как бы при при ней исполняю вторую роль. А у нас кто в доме хозяин? Мужик! Причем тут баба? Баба должна знать свое место! Я видел, что отец переживал. Тогда я понял, что мужем можешь ты не быть, а киноартистом быть обязан!
-- Известность жены не помешала ей влиться в вашу семью?
-- Родители относились к Нине, как к родной. Они ее очень любили! Отец учил мою жену косить. Помню, мать кричала: «Отец, бери ее в беремя!» «Беремя» -- значит, в охапку. Он сзади стоял и «литовкой» учил ее косить. Это занятие осложняло огромное количество комаров. Крестьянская жизнь не сахар. Но Нина все же научилась!
-- Говорят, Шацкая в институте была первой красавицей и неприступной девушкой.
-- Ее теперешний муж Леонид Филатов запретил о ней рассказывать. Она действительно была красивая и в институте неприступная. Я был влюблен, правда, мне нравилась еще одна студентка. Но с Ниной все случилось неожиданно. У меня была плохая одежда -- короткие штаны и несусветный пиджак, но я понимал, что некрасив, но чертовски обаятелен! Когда приходил в ресторан ВТО на вечера, со мной ни одна приличная девушка не шла танцевать. Сморчок. Маленький. Стипендия -- 22 рубля. Но молодость и моя уверенность в себе, в своем таланте, сделали свое дело. Гитлеровская фраза: «Вы увидите, я стану знаменитым!» -- все компенсировала (смеется). Нина Шацкая была другая. Мы с ней познакомились на пятом курсе. Я никогда не уезжал на каникулы, потому что на Алтай нужно было ехать почти неделю: четыре дня на поезде и день на теплоходе. Нина же -- москвичка. Как-то в зимнюю сессию она меня спросила: «У тебя есть конспекты?» А я везде был отличником -- в школе, институте. Я говорю: «Есть, конечно». -- «Дашь мне?» -- «Дам, но они у меня в общежитии». -- «Ну, что ж, поедем в общежитие?» -- «Поедем». -- «А целоваться будем?» -- «Будем. За конспекты». -- «Давай»… В общежитии тогда никого не было, и мы так нацеловались, что неделю не могли выйти на улицу: губы были искусаны до крови… Новый год встречали вместе. Нина все же сдала зимнюю сессию, а 14 февраля мы расписались. Правда, теперь она говорит, что никогда не любила «это существо» и очень жалеет, что я в ее жизни случился, но… Лучше Бунина не скажешь: «У женщины прошлого нет: разлюбила -- и стал ей чужой!»
-- Часто заставляли ее ревновать?
-- Не хочу ее обижать. Что было -- прошло… У нас появился сын Денис, которого я очень люблю, у него сейчас детишки… Нина полюбила Леню Филатова… Дай им Бог здоровья!
-- Вы с ней сохранили дружеские отношения?
-- К сожалению, нет. У нас были хорошие отношения до передела театра. Когда случилась эта некрасивая история с театром, Нина разрушила нашу дружбу. Мы поссорились из-за того, что я поддержал Любимова, а Леня встал на сторону оппозиции -- Губенко! -- и написал мне оскорбительное открытое письмо, вывесив его в театре. Оно было совершенно несправедливое. Он думал, что я не сумею ответить, но я ответил. Написал ему письмо по почте, но не стал вывешивать для всеобщего прочтения. Это не способ выяснения отношений. Тем более что он упоминал в письме моего сына. Да, Леня его воспитывал, но… Одно дело, когда, будучи ребенком, Денис чуть ли не называл его папой. Но человек растет и начинает понимать, что он -- Золотухин, у него есть отец, и тогда начинаются трения уже с той стороны! Я Лене говорил: «Не называй его сыном. Ты просто хлебнешь с этим неприятностей». Он и хлебнул! Печальная история…
-- Ваш Денис по-прежнему священник, я читала, что у него были какие-то проблемы?
-- Он поссорился с Патриархией, на почве монархизма. Но одно дело, если бы это произошло сейчас, а другое дело -- восемь лет назад, когда царская фамилия была канонизирована только Зарубежной церковью. У Дениса был приход в совхозе «Московский» и он открыто, с амвона, проповедовал. Конечно, старушки донесли. Сына предупредили, перевели вторым священником, но он продолжал отстаивать свои убеждения. Тогда его попросили: «Отец Дионисий, вам надо бы переходить в Зарубежную церковь… »
-- Общаетесь ли вы с внуками?
-- И рад бы не общаться, да грехи заставляют! Перезваниваемся мы почти каждый день. Я им помогаю… На зарплату священника Денис семью не прокормит.
-- Часто ездите к себе на родину?
-- Каждый год. В селе Быстрый Исток лет десять занимаюсь строительством храма. В этом году он уже поднялся до второго этажа, слава Богу!
-- Вы сейчас в кино работаете?
-- Снимаюсь в фильме Валерия Ткачева «В поисках Тридесятого царства». Это детская сказка для взрослых, играю там бога леса Велеса. Кстати, несколько эпизодов мы снимали в лесу под Киевом, почти в тех же местах, где когда-то шли съемки «Бумбараша». Но кино -- это… Понимаете, сейчас нет ТОГО кино! Будет оно или нет -- не знаю. Но я всегда был и остаюсь театральным человеком. Есть кино -- хорошо, нет кино -- не так страшно. Днем рождения Театра на Таганке считается 23 апреля. То есть нашему театру в 2003 году будет 40! Для меня это особенная дата. Потому что я один из тех немногих «кирпичей», кто прошел с ним все 40 лет! Ну, надеюсь дожить до 23 апреля!
-- Вы сами выбрали для себя театр?
-- Я с пятого курса играл довольно много и успешно в Театре Моссовета, но мою жену Нину Шацкую не брали на работу. Мы вместе с ней заканчивали отделение оперетты в ГИТИСе. По рекомендации своего педагога я пошел на премьеру Театра на Таганке «Добрый человек из Сезуана». Я уже знал, что Любимов назначен главным режиссером театра. На меня этот спектакль произвел такое впечатление! Думаю, это лучший спектакль Любимова. Он всю эстетику постановки -- и политическую, и эстетическую, и этическую -- задал на много лет вперед. Сразу после спектакля мы с Ниной попробовались, и Любимов нас взял. Он уволил почти всю старую труппу и набрал по своему усмотрению новую.
-- В театре вы подружились с Владимиром Высоцким. Не могли бы рассказать, как это было?
-- А кто это помнит? Я пришел, он пришел. Он был на три года старше, но тогда ведь все были равны, и если бы это случилось сейчас -- вы знаете ТОГО Высоцкого, и я знаю! -- вот это бы отметили… А тогда я в «Герое нашего времени» играл Грушницкого, он играл штабс-капитана. Мы были одного поля ягоды! Стали дружить.
-- Вы оба были поющими артистами…
-- Помню, в начале спектакля «Гамлет» весь свет в зрительном зале вырубался и в могильной тишине Владимир Высоцкий кричал: «Бы-ы-ыть или не бы-ы-ыть?.. » А с галерки голос: «Володя, пой!»
-- Говорят, Высоцкий обижался на вас за то, что вы стали репетировать роль Гамлета, которую до этого играл исключительно он…
-- Никто бы ничего не узнал, если бы я в свое время не рассказал эту историю Рязанову -- для фильма «Три вечера с Владимиром Высоцким». Эльдар же, разрезав мой монолог, сообразил таким образом, что я подсиживал Володю. После смерти Высоцкого мне стали приходить ругательные письма: «А-а, ты там решил быть Гамлетом! Оставайся же Бумбарашем! Гамлета тебе не видать, как своих ушей!» История с Гамлетом выеденного яйца не стоит! Мы с Володей до последнего дня сохранили прекрасные отношения. Владимир Семенович часто отсутствовал или опаздывал, и Любимов, чтобы его подстраховать и дисциплинарно обуздать, приказом назначил второго исполнителя на роль Гамлета. Этот приказ и репетиции Гамлета сделали свое дело! Владимир действительно обиделся, но не до такой степени… В историях, которые раздувают журналисты, он выглядит смешным! А он был умным человеком, говорил: «Если кто-то вместо меня сыграет, уйду в другой театр. В плохой!» Я ему: «Зачем в плохой? Иди в хороший». Но это был дружеский разговор. Словом, он обиделся, но не до такой степени, чтобы делать из этого на протяжении четверти века -- теперь уже -- ИСТОРИЮ!
-- Вас не обижало то, что рядом с Высоцким вы были вторым?
-- Я не считал себя вторым. Имею в виду одаренность. Я второй по человеческому типу. Не лезу ни в руководители, ни в лидеры. Просто я был настолько робок и скромен! Никогда у Любимова ни одной роли не просил. Он меня пытал: «Ну что ты хочешь сыграть?» Я говорю: «Не скажу! Вот вы назначьте, вывесите приказ». Я всегда боялся: попрошу Гамлета, он мне даст, а я не справлюсь! А если он меня НАЗНАЧИТ на Гамлета, тогда возьмет ответственность на себя». И мне легче будет работать.
-- Как вы получили роль Моцарта в «Маленьких трагедиях»?
-- Михаил Швейцер, у которого я в фильме «Смешные люди» по Чехову играл Макарушку, пригласил меня на студию, дал сценарий «Маленьких трагедий» и предложил мне самому выбрать роль. Я выбрал Сальери! Считаю, что эта роль фантастически интересна! В ней заключена вся жизнь творческого человека, вся боль, все противоречия. А режиссер сказал: «Ну-у, раз выбрал Сальери, значит, будешь играть Моцарта!» На роль меня утвердили без проб. На Дон Жуана был выбран Высоцкий, Импровизатора -- Юрский. Но на телевидении, по заказу которого снимался фильм, нас не утвердили.
-- Потому что вы играли раньше красноармейца в «Пакете»?
-- Откуда я знаю, что у них было на уме! Швейцер сказал: «Если они не будут играть, я фильм снимать не стану!» Через два месяца режиссеру позвонили с Центрального телевидения (деньги-то были уже потрачены) и говорят: «Михаил Афанасьевич, снимайте так, как вы считаете нужным!» Был еще такой случай. Когда я записал с оркестром и Краснознаменным ансамблем песню «Барыня-речка, сударыня-речка… » для фильма «Бумбараш», то начальство послушало и сказало: «Чего это он поет «барыня-речка»? Что за тексты такие?» И режиссеру было приказано: «Переписать!» Он мне позвонил и сказал, что надо перепеть песню, потому что текст не нравится начальству. Я говорю: «Поэт не согласится». А он: «Уже согласился». Михаил Дербенев переделал текст. И в фильме звучало: «Реченька, речка, красавица-речка… » И никаких барынь!
-- В фильме «Иван Васильевич меняет профессию» вы в кадре не показались, а только спели. Вам не предлагали роль в этой ленте?
-- Нет. Гайдаю просто нравилось, как я… ору. Хотя он меня пробовал в какой-то картине, но ни разу не снимал. А я пел у него в «Иване Васильевиче» и «Двенадцати стульях» (напевает): «Где среди пампасов бегают бизо-о-оны… »
-- Сыграли ли вы роль, о которой мечтали всю жизнь?
-- Я не мечтаю о том чего я сделать не могу. Ложная цель надолго отвлекает от твоего призвания и дела. Перед «Бумбарашем» я должен был играть в картине «Преждевременный человек» по пьесе Горького «Яков Богомолов». И там главный герой -- инженер-путеец. Эта роль, условно говоря, Смоктуновского: интеллигентный, русский, супертонкий человек. Режиссер Абрам Ромм мне целый год морочил голову! Говорил: «Хватит тебе играть милиционеров! Ты посмотри, носить фрак так, как ты, никто уже не умеет!» Он постоянно обращал внимание на мои руки: «Такие пальцы не могут быть у колхозника!» Меня даже начали снимать в роли Богомолова (кроме меня, в картине снимались моя жена и Александр Калягин -- это его первая роль). В перерыве между съемками я приехал в Киев пробоваться на роль Бумбараша. Делал это без особого энтузиазма, потому что не слишком надеялся на то, что меня возьмут. На эту роль уже пробовался Миша Кононов, и о нем были хорошие отзывы. Когда я вернулся из Киева, меня ждала телеграмма: «С роли Богомолова вы сняты». Это был колоссальный удар! Я очень хотел сыграть Богомолова, потому что для меня это был бы переход к совершенно другим образам. Может быть, сейчас вы знали бы другого артиста Золотухина. И ни у кого бы не возникали вопросы: «Гамлет, не Гамлет?»
-- Этот отказ надолго выбил вас из колеи?
-- Не только выбил, он не дал зрителю того Золотухина, которого они увидели через много лет в Моцарте. После этого я отправил в Киев телеграмму, что еще раз хочу попробоваться на Бумбараша. Меня вызвали на вторую пробу. К ней я уже был уже подготовлен. Приехав в Киев, сказал режиссеру Коле Рашееву: «Если хочешь сделать хороший фильм, возьми Мишу Кононова. Но если хочешь заглянуть в вечность, возьми меня».
-- Он заглянул…
-- (Смеется) Я думаю, не шибко ли о себе вот так загнул! Но по-другому нельзя было! Мне легко говорить, когда это состоялось. А о фильме «Преждевременный человек» никто не знает! Ромм поменял меня на Ланового, Ланового -- на Волкова, Волкова -- на еще кого-то, а в результате играл Игорь Кваша. А по поводу моей кандидатуры режиссеров сбивали с толку штампом: «Он же -- милиционер! Бумбараш! Ну чего вы его берете?»
-- Говорят, фильм «Бумбараш» положили на полку?
-- Он вообще случайно вышел. Как его только начальство пропустило! Причем и киевское, и московское начальство!
-- А кого вы играли в спектакле «Мастер и Маргарита»?
-- Мастера! Но я играл всего два спектакля, из-за того что молодая артистка, игравшая Маргариту, упала и была травмирована… После этого я отказался играть.
-- К этому произведению Булгакова относятся с предубеждением.
-- Это нехристи относятся! Много здесь химеры. Я начал репетировать Мефистофеля в «Фаусте», меня спрашивают: «Валерий, ты не боишься?» Я спрашиваю: «Вы что, не читали Гете?» У него поэма начинается с того, что Мефистофель является к Богу и спрашивает у него разрешения взять мальчика и с ним поупражняться. И Бог дает ему разрешение. Но он же действует с разрешения!
-- Вы ведь сами только что сказали, что в «Мастере и Маргарите» с актрисой что-то произошло…
-- Ну, не потому, что она сыграла Маргариту! Шацкая играла эту роль и, слава Богу, жива-здорова. Не надо проводить какую-то аналогию. Это просто хорошая литература, не стоит ударяться в эту мистику, суеверие… Это чепуха!