Девять дней назад ушел из жизни один из самых ярких героев эпохи советской песни
Он поражал своим жизнелюбием и оптимизмом. Весть о его смерти стала настолько внезапной… На самом деле до последнего дня Юрий Богатиков чувствовал себя нормально. И хотя певец перенес две операции и готовился к очередному курсу химиотерапии, на проблемах со здоровьем старался не зацикливаться. Он много работал: выступал, записывался в студии, мечтал сесть за написание книги и готовился вести рубрику в популярном еженедельнике «Бульвар». Не успел…
В этом году певец отпраздновал 70-летний юбилей, накануне которого поделился с читателями «ФАКТОВ» своими сокровенными мыслями. Разговор с радушным хозяином был долгим, поэтому многое тогда не вошло в интервью. Народный артист принимал нас в своей симферопольской квартире запросто, по-домашнему, в халате и тапочках. Много шутил, пел, рассказывал анекдоты. Тогда на вопрос: «Боитесь ли вы смерти?», Юрий Иосифович, подумав минуту, ответил: «Смерти -- нет! Боюсь не успеть! Очень много планов еще!.. »
-- Юрий Иосифович, вы всю жизнь прожили в провинции, а ведь могли себе позволить жить где угодно, в Москве, Киеве… Почему?
-- У меня было в Киеве ТАКОЕ положение… Каждый из членов Политбюро всегда вспоминает мою фамилию. Почему? Потому что мы были в одной компании. Я был вхож в дом замечательного человека, тогда члена Политбюро и первого секретаря Киевского горкома партии Юрия Никифоровича Ельченко. Помню, в центре Киева, на Гоголевской, сдавали дом, в котором теперь живут великие артисты… Так вот, за мной уже была закреплена в этом доме квартира номер 46. Мы с супругой Юрия Никифоровича Альбиной Ивановной ходили смотреть эту квартиру. В общем, я тогда уволился из крымской филармонии и собирался перебираться в столицу. А в Москве я по полгода жил в гостинице «Москва». За мной были закреплены 315-й или 426-й номер. А в том, что я остался в Симферополе, виноват случай. Произошло это в 1986 году, после взрыва на Чернобыльской АЭС. Я как раз был в Житомире. Много пел. А 26 мая приехал на «Киевскую весну», которую делал Шарварко. Как сейчас помню, исполнял «День Победы». Вдруг у меня на втором куплете отключилось горло. Понимаете? Никогда в жизни такого не было! Когда я проговорил оставшийся куплет, понял, что надо тикать. Все бросил: и квартиру, и вещи…
-- В провинции легче быть первым?
-- Знаете, сейчас приходит время, когда все эти первый, второй, пятый, десятый -- не важно… У каждого есть свое место в искусстве. Конечно, если ты что-то собою представляешь, держишь позицию, не сжигаешь свой партийный билет, не меняешь свои взгляды на жизнь, как флюгер…
-- Вы со своим билетом что сделали?
-- Ничего! Я был и остаюсь членом ЦК. Я член Коммунистической партии Украины!
-- Что, и билет до сих пор храните?
-- Конечно! И взносы плачу. Помогаю… Потому что идея социальной справедливости -- вещь хорошая. Правда, у нас она в свое время была в каком-то извращенном виде представлена.
-- Вы столько лет работаете на сцене, за это время можно было ко многому привыкнуть. Перед выходом к публике волнуетесь?
-- Всегда. Шаляпин говорил, что, как только артист перестает волноваться перед выходом на сцену, он должен немедленно бросить это ремесло.
-- Были в вашей работе курьезные случаи?
-- Сцена -- это постоянный стресс, и пройти от кулис до рампы -- целое событие. Я вспоминаю, как однажды был делегатом всесоюзного съезда профсоюзов работников культуры. Он проходил в Колонном зале. Я в концерте не участвовал, но меня увидели шахтеры и попросили спеть «Давно не бывал я в Донбассе». Я вышел на сцену и первый раз в жизни… забыл слова. Начал петь: «Давно не бывал я в Донбассе, давно не бывал я в Донбассе, давно не бывал, давно не бывал, давно не бывал я в Донбассе… » Это был какой-то ужас. Дирижер Юрий Силантьев стоит рядом и тихо говорит: «Когда, наконец-то, ты приедешь?» Самое смешное, что второй куплет я начал так же, на что он сказал: «Все, приехали!»
-- Согласитесь, вы еще хорошо выкрутились.
-- Я удивляюсь, как меня инфаркт не схватил. Представьте, Колонный зал Дома союзов, прямое включение…
-- И чем все закончилось?
-- После меня выступала Люда Сенчина, потом снова вышел я и спел. Первый секретарь был так доволен: «Какой режиссер молодец, такой номер поставил!» Все приняли очень хорошо, решив, что так и было задумано.
-- Власть предержащие не обделяли вас вниманием, званиями и наградами.
-- Как-то на Новый год я украсил свою елку… одними наградами. Весело было! И сфотографировал. К наградам и званиям отношусь спокойно. Толку от них! Лучше б денег дали! А то пенсия 129 гривен. Позо-ор! Я, правда, слава Богу, работаю. Сегодня даже многим отказываю. Так что бедным я не был никогда. Машины у меня всегда были. Высшую категорию имел почти с самого начала карьеры. Заработал ее начиная с 5 рублей 50 копеек первой ставки и до 202 рублей. Нас было всего 20 человек, имевших высшую категорию: Зыкина, Магомаев… Даже Иосиф Кобзон тогда не получал столько. Так что я человек са-мо-дос-та-точ-ный! Мне не нужны дворцы, лимузины и миллионы под подушкой.
-- В жизни полезными связями пользовались?
-- Для себя никогда ничего не просил. Только для людей, им я ОЧЕНЬ помогал. Например, на моем счету 18 квартир, которые я выбил своим музыкантам…
-- Вас часто обижали?
-- Бывало, конечно! Но я могу за себя постоять! Я очень языкатый человек, и у меня аргументация весьма серьезная…
-- Словцо крепкое?
-- Уважа-аю… Морфлотская школа (хохочет). Это, конечно, не совсем хорошо, но, наверное, русский язык не может существовать без мата.
-- Что, и кулаки в ход пускать приходилось?
-- Драться? Ха! Спрашиваете… В молодости сколько угодно. Даже боксом занимался. Легковесом был. Но потом мне пару раз фингал поставили под глазом, педагог мой сказал: «Или петь, или драться!» На этом и закончилась моя карьера… Микки Рурка!
-- Свою дочь в строгости воспитывали?
-- К сожалению, дочь Виктория выросла без меня. Работа занимала все время. Я давал по 350 концертов в год! Когда делаешь карьеру, это не кажется заблуждением. Съемки, записи, концерты… И потом, вокруг тебя, извините за такое слово, кормится много людей. И филармония держалась тогда на этом, и семья, и друзья. В общем, было тяжело.
-- Юрий Иосифович, вы ведь родом из Харькова?
-- Нет, я родом с Донбасса, просто после войны мы жили в Харькове. И вся моя семья сейчас там: дочка, любимая внучка Оксана, две сестры. Мама похоронена в Харькове. Я однажды на концерте сказал: «Столько много выходцев хороших из Харькова -- артистов, ученых! Я, Гурченко, Мовсесян, Мулерман».
-- Что в вашей жизни главное?
-- Голос. Все остальное -- даже секс -- третьестепенное!
-- А что на втором месте?
-- Второстепенное -- наверное, еда. Правда, было одно время, когда на первом месте был алкоголь. Я -- чисто русский запойный человек! И если пил, то пил месяц, два, уже ходил на вокзал бомжом… Но меня друзья выручали. Вытаскивали за уши! Давали работу -- такие, как, Царство ему Небесное, московский режиссер Эдик Смольный. (Проглотив ком в горле. ) Он умер на моих руках.
-- Спиваться-то из-за чего начали?
-- Знаете, у пьянства никогда не бывает причин. Есть обстоятельства, которые дают толчок, а потом с удовольствием катишься. Хочется повторить снова и снова. Я очень серьезно пережил развал Советского Союза. Это был сильный удар. Моя жизнь была, как красивый сосуд. Но потом кто-то взял его и как грохнул об землю -- вдребезги! Я не знал, куда идти, что петь… Это даже не паника была, а смятение… Духовное. Когда теряешь ориентиры, видишь свой народ и не узнаешь!
-- Как теперь с выпивкой?
-- Люблю нюхать вина, особенно массандровские, у крымских вин удивительный букет! Когда я стал понимать, что это мешает здоровью, профессии, сказал себе: все, больше не буду. Даже курить бросил.
-- Вас что-то может заставить плакать?
-- Если я слушаю Пуччини, «Турандот», арию Калафа в исполнении Паваротти или Толи Соловьяненко, плачу. Но это слезы не такие… (Имитирует кавказца. ) Мужчина не плачет, мужчина огорчается! Это в «Мимино» очень хорошо герой сказал…
-- Ваша карьера складывалась более чем успешно, поклонниц много было?
-- До сих пор не понимаю этого феномена. Внешне я не очень броский человек, но всегда имел влияние на женщин: начинаю петь -- и все!
-- Так вы Дон Жуан?
-- Нет, нет. Я был очень закомплексованный…
-- Наполеоновский комплекс?
-- Ага. Мой маленький рост всегда был для меня большой проблемой.
-- Неужели с годами так и не смогли перебороть комплекс?
-- Что-то удалось изменить, но знаете, не хочется стоять рядом с человеком, который смотрит на тебя свысока… И для мужчины очень важно иметь хороший рост.
-- Как же тогда объяснить повышенное внимание прекрасной половины?
-- Кто его знает? Я вспоминаю одесский анекдот, когда большая женщина вышла за маленького мужчину замуж. В первую брачную ночь слышится ее голос из комнаты: «Абраша, или ляг выше и что-нибудь говори или ляг ниже и что-нибудь делай!» Это больная тема. И главное, что она для людей, которые неблагожелательны ко мне, самая любимая. Вот такой вот крючочек! Но ничего… Живем! Поем! С ногой справимся и будем дальше жить.
(В этом году у певца были проблемы с ногой. Он передвигался, прихрамывая. Каждый день ему делали перевязки. Во время нашего интервью Юрий Иосифович положил ногу на диван: «Извините, мне так легче. Не так болит». -- Авт. )
-- Не знаю почему, но часто говорят, что люди низкого роста преуспевают в любви, сексе… Может быть, звучит грубовато, но мой отец казак был, он всегда говорил, что маленькое дерево растет в сучок.
Конечно, у меня были любовные приключения, но хвастаться сейчас не будем… Встречались жуткие дуры, но они очень… возбуждали! Пусть простит меня Господь за то, что я так говорю. Но умные женщины -- тоже очень даже ничего, но только вот трудно перевариваемые. С умной все время надо держать ухо востро! А вообще, если женщина мне нравилась, мне было совершенно неважно, какого она роста. Хотя идти с ней рядом было не всегда удобно…
-- Вы ревнивый человек?
-- Лет до сорока пяти я был жутко ревнивым. Мне сейчас стыдно признаться, но даже завистливым! Хотя зависть -- адреналин для творческого человека, заставляет его искать пути, побеждать…
-- Что-то хотели бы изменить в своей жизни?
-- Когда такое спрашивают, мне кажется, это не совсем верно. Пусть это банально звучит, но не терпит жизнь, история, искусство сослагательного наклонения! Единственное, о чем жалею, что я, как говорят, «не вышел ростом» и не использовал по-настоящему свои вокальные данные, доставшиеся мне от родителей и от Бога. Всегда хотел быть профессиональным оперным певцом, посвятить себя музыке, а приходилось заниматься всякой ерундой…