Конечно, все это -- в свободное от работы время. На прошлой неделе в Киев возвратилась экспедиция, отзимовавшая год на научной станции «Академик Вернадский»
Вряд ли где-либо в Украине можно за три часа наловить на спиннинг или на удочку двадцать четыре (!) килограмма рыбы. А вот у берегов Антарктиды это оказалось реальным. Такой улов стал личным рекордом системного механика завершившейся зимовки Виктора Омельченко. Он приходится внуком первому украинскому полярнику Антону Омельченко, участвовавшему в 1912 году в знаменитой экспедиции англичанина Роберта Скотта, попытавшегося первым покорить Южный полюс. До полюса возглавляемая им команда дошла, но на полтора месяца позже норвежцев во главе с Руалем Амундсеном. В память об этом беспрецедентном состязании американцы назвали свою станцию на Южном полюсе «Амундсен-Скотт».
Зимовщиков среди пассажиров, прилетевших в аэропорт «Борисполь», мы узнали не только по полярным курткам, но и по отменному загару -- в Антарктиде ведь сейчас лето. Ребята целый год не виделись со своими семьями, поэтому особенно счастливы были те, кого встречали жены и дети. Прямо из аэропорта экспедицию повезли на встречу с премьер-министром Украины Анатолием Кинахом. В автобусе по пути в Киев корреспонденту «ФАКТОВ» удалось побеседовать с зимовщиками.
Пожалуй, единственным из них, кого зачислили в экспедицию вне конкурса, был внук первого украинского полярника Виктор Омельченко. Летом 2000 года представители Украинского антарктического центра специально ездили в село Батьки на Полтавщине, чтобы побывать на родине участника экспедиции Роберта Скотта Антона Омельченко. Оказалось, что там же живут его сын и внук. Виктору сразу же предложили поехать на зимовку, и тот с удовольствием согласился.
-- Об Антарктиде я мечтал с детства -- после того как в наше село приезжал московский писатель и переводчик Болотников, чтобы побеседовать со старожилами, знавшими моего деда, -- рассказывает Виктор Омельченко. -- Болотников переводил полярные записки Роберта Скотта и наткнулся в них на рассказ о россиянах Омельченко и Герове, участниках экспедиции. В записках указывалось, что оба родом из Владивостока. Статью об этом, опубликованную в прессе, прочел один советский дипломат, выходец из нашего села. Он написал Болотникову, что Омельченко родом отсюда.
После визита писателя, жившего, кстати, несколько недель в нашей хате, отец решил ехать в Антарктиду. Как ни удивительно, ему удалось добиться зачисления на зимовку, но сильно воспротивилась мать. Мол, если с ним случится неладное, у нее на руках останутся двое маленьких детей. Так отец и не побывал в Антарктиде.
Его мечту попытались осуществить мы с братом: в 1980 году поехали в Ленинград, в Институт Арктики и Антарктики, записываться в полярники. Но нам посоветовали еще подучиться. И вот спустя 20 лет мне совершенно неожиданно предложили поехать на украинскую антарктическую станцию. Я, конечно же, согласился. Правда, поначалу побаивался, справлюсь ли со станционной техникой, я ведь, заведуя колхозным гаражом, имел дело только с автомобилями. Но освоить новое для себя оборудование удалось быстро -- чуть ли не все агрегаты на станции перебрал собственными руками.
В Антарктиде мне очень понравилось: природа чарующе красивая, а какая рыбалка!.. Ловили на спиннинг и удочку. С пробуриванием лунок, правда, приходилось повозиться -- лед-то там толщиной до двух метров. Зато клюет -- в основном нототения и ледяная рыба -- одна за одной. Моим рекордом стали 24 килограмма рыбы, выловленные за три часа. А в качестве наживки использовали кусочки говядины.
Рыбалка была не единственным развлечением. Раза по три в неделю купались в ледяной воде, а когда позволяла погода, даже загорали. При 7--8 градусах мороза там можно по полчаса-часу в одних плавках провести на улице и не замерзнуть. За год я дважды перебирал с солнечными ваннами -- облезала кожа. Не загорали разве что в дни, когда озоновый слой над станцией был меньше допустимого. Напомню, что именно над нашей станцией бывшие ее хозяева англичане впервые в мире обнаружили «озоновую дыру».
Нравилось также кататься на скоростных снегоходах, развивающих скорость до 120 километров в час. А какое удовольствие ездить на моторном катере по океану! Любуешься айсбергами, наблюдаешь за пингвинами на островах, косатками, стаями китов, проплывающими чуть ли не под дном лодки, за тюленями, которые, словно палки колбасы, устилали небольшие льдины. Помотаться по океану довелось в начале зимовки -- мы освежали «неприкосновенный запас» продовольствия, топлива и медикаментов на пустующих запасных базах, расположенных на островах. Если у какой-либо экспедиции случится ЧП, она сможет воспользоваться этими запасами.
-- Что рассказывали вам родственники, односельчане о полярной одиссее вашего деда?
-- Дед погиб в 1932 году, когда моему отцу было лишь пять лет. После грозы Антон Омельченко читал на крыльце газету, и там его «нашла» шаровая молния. Основной рассказчик -- наша бабушка. Она вспоминала, что дед был небольшого роста и очень крепкий, с богатырским здоровьем. Если болел, то только простудой. Лечился от нее по-своему: взваливал на спину тяжелый мешок и бегал по двору до седьмого пота. Затем обливался ведром холодной воды -- и здоров.
В экспедиции Скотта он был конюхом -- знаменитый полярник покорял Южный полюс с помощью выносливых маньчжурских лошадок и тракторов. За лошадьми его помощники приехали на Дальний Восток, там и познакомились с моим дедом, который был жокеем на ипподроме. Что очень важно, дед владел английским -- научился языку от своего тренера-англичанина. Возвращаясь с полюса, Скотт и его люди погибли от истощения. Дед оставался на базе на берегу, поэтому выжил. После завершения экспедиции он вернулся в родное село Батьки.
-- Все мне понравилось на завершившейся зимовке, кроме одного: долгожданное настоящее антарктическое лето так и не наступило, -- вступает в разговор начальник экспедиции Анатолий Лоза. -- Наш биолог еще в ноябре собрал все необходимое, чтобы на месяц уехать на остров, где гнездится большая колония пингвинов, но ему пришлось остаться «дома» из-за метелей и битого льда, заполнившего проливы.
С особой тревогой мы ожидали прихода из Севастополя судна «Горизонт» с нашими сменщиками и припасами на будущую зимовку. Разгружать судно, перевозя ящики на лодках, как это делали в прежние годы, из-за льдин не было возможности. Выручил капитан: он сумел пробиться через льды и бросить якорь лишь в нескольких метрах от берега. Правда, чтобы льдины не порвали шланг, по которому перекачивали солярку, и швартовые канаты, мы то и дело взбирались на проходящие мимо айсберги и с помощью багров перебрасывали шланг и швартовые.
Из-за льдов к нам не смогли пробиться туристические суда. В обычные годы летом станцию посещают сотни гостей. Впрочем, и на этот раз без визитов не обошлось: туристов доставляли на вертолетах с ледокола.
-- С какими психологическими проблемами пришлось столкнуться на зимовке?
-- Жили мы дружно, но иногда приходилось разгонять ребят по углам, чтобы поостыли. Такие ситуации возникали, как правило, когда перебарщивали с шутками в чей-либо адрес. Бывало, человек был просто не в настроении и обижался на острое слово.
А из-за полярной ночи -- солнце показывается над горизонтом лишь на пару часов в сутки -- теряешь чувство времени. Скажем, стрелки показывают девять часов, и ты мучительно соображаешь: вечера или утра? Особенно сложно с этим было после недели ночных дежурств. Биологические часы тогда окончательно выходили из строя, и было непросто вернуться к привычному суточному распорядку. А от депрессии спасала работа -- свободного времени оставалось немного.
Дежурить по ночам заставляют круглосуточно работающее оборудование и требования противопожарной безопасности. Станция сделана из дерева, и в случае пожара оказать нам помощь было бы крайне сложно, особенно зимой. Пожарная сигнализация срабатывала за зимовку около десятка раз: то датчики реагировали на пар с раскаленной сковородки, то на снег, попавший через приоткрытую дверь.
Каждый из нас, кроме повара, заступал на ночные дежурства -- с полуночи до семи тридцати утра -- дежурства на целую неделю. Такой порядок завели еще наши предшественники-англичане. Дежурный периодически обходил все здание «Вернадского», проверял работу дизельной электростанции, опреснительной установки, мыл полы в коридорах и туалетах. А его дневной сменщик главным образом помогал повару: убирал столовую, мыл посуду, выносил мусор. Кстати, весь мусор со станции вывозится на Большую землю. Стекло и железо складируются отдельно. Мусор прессуется и хранится весь год, пока не придет судно. А вот пищевые отходы мы отдавали чайкам. Людей они не боятся -- хоть с рук корми. Но это делать запрещено, ведь птицы затем начнут требовать еду у туристов, и неизвестно, чем такие инциденты могут закончиться.
Чайки и без ручного кормления ведут себя слишком нахально. Когда в хорошую погоду мы готовили шашлыки на свежем воздухе, приходилось быть постоянно начеку: чайки то воровали съестное со стола, то вырывали еду из рук. Причем атаковали не в лоб, а неожиданно подлетали со спины и выхватывали кусок.
Впрочем, в зимние месяцы было не до шашлыков -- станцию замело по самую крышу. Чтобы спасти метеоприборы, их устанавливали на высокие мачты. Метели, сильные ветры не прекращались почти всю зиму. Уже в нескольких метрах ничего не было видно. Очки моментально залепливал снег, и мы шутили, что их не мешало бы оборудовать «дворниками», как стекла автомобилей. Несмотря на холода, никто из нас не простужался -- в Антарктиде просто нет вирусов, вызывающих респираторные заболевания. От ветра разве что герпес появлялся да легкие обморожения случались.
От снега мы расчищали только несколько дорожек -- к электростанции, океану, пожарной помпе. К началу лета вдоль этих троп выросли стены плотно спрессованного снега высотой более двух метров.