В интервью «ФАКТАМ» бывший футболист известной до войны команды «Рот фронт» Валентин Волков впервые предает огласке истинную причину расстрела игроков киевского «Динамо» в оккупированном Киеве
Во вчерашнем номере «ФАКТОВ» была опубликована статья, рассказывающая об обстоятельствах расстрела динамовцев в оккупированном Киеве. Сегодня мы знакомим читателей с еще одной версией гибели киевских динамовцев, которую нам сообщил 89-летний «футбольный могиканин» Валентин Волков. Ровесник украинского футбола, он был лично знаком со многими футболистами киевского «Динамо» образца 1927 года. Более того, выступая за киевский «Желдор», а затем и «Рот фронт», Валентин Евгеньевич неоднократно выходил на поле против легендарных динамовцев Макара Гончаренко, Михаила Свиридовского и, конечно же, Антона Идзковского. Да-да, того самого голкипера, который запомнился не одному поколению наших соотечественников по довоенному кинофильму «Вратарь».
-- Антона Идзковского я помню еще с тех времен, когда он работал продавцом в магазине спорттоваров на Крещатике, -- вспоминает Валентин Волков. -- Это было в далеком 1928 году. Кстати, мало кому известно, что, помимо футбола, у Антона была еще одна страсть -- русский хоккей с мячом. Причем в этом виде спорта он играл как… нападающий. А киношная слава на Идзковского обрушилась в середине 30-х, когда его футбольная карьера уже близилась к закату. Ведь уже тогда первым номером «Динамо» играл Коля Трусевич. Например, в 1937-м, когда динамовцы противостояли одной из сильнейших по тем временам европейской команде -- сборной Страны Басков, именно Трусевич стоял в воротах киевлян. Я отлично помню тот матч, и даже не верится, что с той поры прошло 65 лет. (Эта игра состоялась на стадионе «Динамо» 15 июля 1937 года. -- Авт. ).
-- Если не ошибаюсь, киевляне его проиграли…
-- Да, «Динамо» уступило со счетом 1:3, причем все три мяча забил испанец Исидро Лангара… Сейчас почему-то принято считать, что раньше в «Динамо» не было приезжих футболистов. Да ничего подобного! В довоенные годы за «Динамо» выступали, по меньшей мере, 33 футболиста из разных городов страны и даже игроки сборной Польши. И если в самом первом составе киевского «Динамо» играли исключительно местные футболисты, то, начиная с 1928 года, иногородних становилось все больше.
-- Многие из тех футболистов «Динамо», которые выступали против басков в 1937 году, позже играли в легендарном «матче смерти» против команды люфтваффе, не так ли?
-- Тот матч, о котором вы говорите, был рядовым и ничем не отличался от многих других, ранее уже сыгранных динамовцами в оккупированном Киеве. Это уже потом, много лет спустя, ту игру назвали «матчем смерти». И даже легенду придумали: мол, победа в матче против люфтваффе стоила динамовцам жизни. А ведь в действительности истинной причиной расстрела некоторых футболистов киевского «Динамо» стал отнюдь не их выигрыш у немецкой команды.
Мое утверждение основано на рассказах очевидцев трагедии. Вскоре после войны, в 1946 году, в Москве я встретился со своим давним киевским приятелем Володей Балакиным. Он, непосредственный участник матча с люфтваффе, был первым человеком, который поведал мне правду об истинной причине расстрела динамовцев. А дело было так. Бригада рабочих концлагеря на Сырце, среди которых находились и наши футболисты, копала траншею. И когда на одного из рабочих вдруг набросилась собака, тот, недолго думая, ударил ее лопатой по голове… И, надо же такому случиться, хозяином собаки оказался комендант лагеря! На следующее утро он выстроил всех, кто копал ту злополучную траншею, и дал им команду рассчитаться на «первый-второй». «Первые», роковые номера пришлись на Колю Трусевича, Ваню Кузьменко и Лешу Клименко… Спустя двадцать лет после той встречи с Володей Балакиным правдоподобность именно этой версии расстрела динамовцев подтвердил еще один мой хороший знакомый -- участник той «переклички», киевский динамовец Федор Тютчев. Ему повезло: в перекличке он оказался «вторым». Но когда увидел, что троих его одноклубников уводят (о том, что их повели на расстрел, никто не догадывался), Федор рванул к ним. Однако полицай, стоявший рядом, успел его одернуть: мол, стой, дурак, их повели на расстрел…
-- А какова же судьба четвертого расстрелянного динамовца — Николая Коротких?
-- Что касается Коли, то, как утверждали Балакин и Тютчев, фашисты расстреляли его еще раньше, чем Трусевича, Кузьменко и Клименко. Говорят, будто родная сестра Николая, чтобы спасти жизнь своему сыну, донесла немцам, что ее брат -- сотрудник НКВД. Вы, должно быть, знаете, что все футболисты «Динамо» имели непосредственное отношение к НКВД: спортклуб принадлежал этому ведомству.
-- Выходит, «матч смерти» -- не более чем вымысел? Кстати, как вы полагаете, кто автор этой легенды?
-- Думаю, не последнюю роль тут сыграла повесть Петра Северова и Наума Халемского «Последний поединок», вышедшая в издательстве «Физкультура и спорт» в 1959 году. Кстати, предисловие к той повести написали братья Балакины -- Володя и Николай. В нем есть такая фраза: «… произведение не является документальным». Но, похоже, советские идеологи этому факту не придали значения. Ведь им была нужна не сермяжная правда, а красивая легенда, миф. Так что пока Федя Тютчев -- человек, который последним из динамовцев видел в живых Трусевича, Кузьменко и Клименко и знал истинную причину расстрела динамовцев — вкалывал кочегаром в киевском Дворце спорта, его одноклубник Макар Гончаренко рассказывал журналистам разного рода небылицы о «матче смерти». Правды же об истинной причине расстрела динамовцев он попросту знать не мог. Ведь среди рабочих Сырецкого концлагеря его не было: в оккупированном Киеве Макар трудился в мастерской по ремонту обуви.
Позже я неоднократно встречался с Гончаренко. Когда я слушал его, у меня сложилось впечатление, что он окончательно уверовал в правдивость некогда выдуманной легенды. Особенно после того, как в апреле 1966 года трех расстрелянных динамовцев -- Коротких, Кузьменко и Трусевича -- посмертно наградили медалью «За отвагу», еще пятерых -- Балакина, Гончаренко, Мельника, Свиридовского и Сухарева -- медалью «За боевые заслуги». А вот еще один из четверки расстрелянных футболистов, Клименко, к правительственной награде почему-то представлен не был.
-- Не исключаю, что многие из тех, кто прочтет ваш рассказ, воскликнут в сердцах: да кто он такой, этот Волков?.. Валентин Евгеньевич, расскажите о себе, о том, как попали в большой футбол довоенной эпохи?
-- Родился я в 1913 году в Мариуполе. В 1920-м мы с мамой переехали в Киев — тут проживала вся ее родня, в частности дядя. Он был царским генералом, приближенным к Александру III. А вот дед матери был протоиереем Черниговского кафедрального собора. Рассказываю это не бахвальства ради: просто вы должны понять, что с моей родословной получить образование в послереволюционной России было непросто. Например, в профшколу меня не зачислили, и, чтобы получить статус рабочего, в 1930 году я был вынужден поступить в школу фабрично-заводского ученичества при Киевском паровозо-вагоноремонтном заводе. Затем был рабфак и, наконец, учеба в Индустриальном институте (ныне Политехнический университет).
Правда, до этого я уже успел всерьез заболеть футболом. Вначале выступал за команду «Желдор», позднее переименованную в «Локомотив», затем -- за «Рот фронт» -- команду, созданную на базе Индустриального института. В 1939 году наша команда выиграла чемпионат и Кубок Киева, стала чемпионом всесоюзного первенства добровольного спортобщества «Рот фронт». Мы тогда и москвичей обыгрывали, и ленинградцев…
-- И все же футбол так и не стал вашим основным занятием…
-- Кто знает, как сложилась бы моя футбольная карьера, если бы не война… Ведь в июне 1941-го я был призван на фронт, в одну из действующих частей Красной Армии. Правда, через год меня отозвали в Москву -- на учебу в Артиллерийскую академию имени Дзержинского (ныне Академия Ракетных войск стратегического назначения имени Петра Великого). Потом защитил кандидатскую, стал преподавать.
-- Тем не менее преподавательская работа не мешала мне выступать за первую команду ЦДКА в клубном чемпионате Москвы, а позже — за армейскую команду старшего возраста. Причем моими одноклубниками тогда были звезды советского футбола -- Гриша Федотов, Миша Пинаичев, Ваня Кочетков, Боря Афанасьев… В 1952 году мы играли против московского «Динамо», в составе которого было 10 заслуженных мастеров спорта СССР -- Станкевич, Ильин, Радикорский. Тот матч армейцы выиграли, а единственный мяч забил ваш покорный слуга.
-- Вы упомянули о Федотове -- человеке, который первым в чемпионатах и Кубке СССР забил 100 мячей…
-- Да, Гриша был блестящим игроком. Он был немногословен, на игры всегда ездил с книжками -- много читал. А вот когда уже повесил бутсы на гвоздь, стал здорово выпивать.
-- Интересно, а как тогда стимулировали футболистов?
-- За игру, независимо от результата, футболист получал сто рублей. Не ахти какие деньги -- на них можно было разве что разок-другой посидеть в ресторане. Но бывало, что с нами рассчитывались… натурой. Например, однажды, когда я выступал за знаменитую московскую «Трехгорку», меня премировали 10 метрами вафельных полотенец, в другой раз -- отрезом добротного сатина. А вот с футболистами, отстаивавшими честь мясокомбината, рассчитывались мясными косточками. После игры к стадиону подъезжал крытый фургон, к нему походили игроки и отоваривались мясными наборами. Так что футболистов в те времена не очень жаловали. Да что там говорить: при всех своих футбольных заслугах я даже билет на футбол не всегда мог достать. Помню, с такой проблемой я столкнулся в 1960 году, когда в Москву приехала сборная ФРГ по футболу во главе с капитаном Вальтером… Спасибо Олегу Владимировичу Пеньковскому. Если бы не он, не видеть мне той игры.
-- Пеньковский?.. А что у вас было общего с человеком, который запятнал себя сотрудничеством с американской разведкой?
-- С Олегом Владимировичем я познакомился в 1960 году. В тот момент я в звании полковника был старшим преподавателем кафедры проектирования и производства артиллерийских систем в академии имени Дзержинского. Кроме занятий со слушателями, за мной закрепили одну из групп ВАКа -- Высших академических курсов. И один из офицеров этой группы (как потом выяснилось, это был Пеньковский) после лекций часто подходил ко мне с просьбой о дополнительных консультациях: мол, с тех пор когда он учился, прошло немало времени, многое забыто, а экзамены на носу… При этом, как бы между прочим, Пеньковский говорил, что лично знаком со многими советскими военачальниками, в частности, маршалом артиллерии Сергеем Сергеевичем Варенцевым, тогда командующим ракетными войсками и артиллерией. Как оказалось позже, в годы войны Пеньковский был у него личным адъютантом. А однажды Пеньковский сказал мне: «Валентин Евгеньевич, если у вас возникнут какие-либо проблемы, обращайтесь».
-- И когда возникла проблема «лишнего билетика» на футбол, вы вспомнили о Пеньковском?
-- Совершенно верно. Билеты на матч достать было невозможно, и я обратился к своему бывшему слушателю. Когда Олег Владимирович узнал, что меня к нему привело, расчувствовался: как же так, дескать, Валентин Евгеньевич, ведь вы столько лет в футбол отыграли… А на следующий день Пеньковский протянул мне билет на северную трибуну стадиона «Динамо»…
-- Валентин Евгеньевич, а какое впечатление этот человек производил на окружающих?
-- Пеньковский был на редкость коммуникабельным и, как тогда говорили, человеком со связями. Казалось, неразрешимых проблем для него не существует. Любой вопрос он решал в считанные минуты. Когда у одного из моих сослуживцев после защиты диссертации, возник вопрос, где ее «обмыть», я в шутку посоветовал ему обратиться к Пеньковскому, мол, уж он-то знает… И действительно, за минут двадцать он забронировал пару столиков в ресторане «Пекин»! Правда, Пеньковский шел навстречу только нужным людям. Я, например, являлся для него именно таким человеком -- был преподавателем, а значит, исход его учебы в академии в какой-то степени зависел от меня.
Думаю, что, окажись Пеньковский в годы войны игроком киевского «Динамо», он вряд ли стал бы выкладываться в матчах с вражескими командами.