Події

«отец мог и борщ сварить, и в квартире убрать. На даче сам траву косил», --

0:00 — 12 червня 2002 eye 245

вспоминает режиссер Национальной оперы Украины Анатолий Соловьяненко-младший

Анатолий Соловьяненко-младший родился, когда всемирно известному певцу было уже 48. Поздний ребенок, как правило, баловень. Но Анатолий говорит, что с него спрашивали по всей строгости. Это дисциплинировало. Учился в двух вузах одновременно: в Киевском национальном университете имени Тараса Шевченко -- на юридическом, а в Киевском национальном университете культуры и искусств -- на факультете режиссуры. И жизнь связал с театром, став сначала ассистентом режиссера, а затем режиссером Национальной оперы.

Но наш разговор с сыном великого певца -- о семье. А встретились мы сразу после того, как Анатолий с матерью вернулись из Донецка, где, как уже знают наши читатели, открылся памятник «шахтерскому герцогу» Анатолию Соловьяненко.

«В детстве я не осознавал, чей я сын»

-- Анатолий, вам достался удивительный отец -- знаменитый Соловьяненко. Это обстоятельство влияло как-то на вашу мальчишескую жизнь?

-- В детстве я не осознавал, чей я сын. Для меня папа был самым родным человеком на свете, понимание его необыкновенной одаренности пришло позднее. Отцовская популярность не угнетала меня, но я всегда чувствовал ответственность за свое поведение.

-- А как строились ваши отношения? Много ли времени уделял вам отец?

-- С утра отец, как правило, работал, и я не беспокоил его. А потом мы гуляли в парке Ватутина. Много разговаривали. Меня интересовали тайны театра… Отец часто гастролировал и всегда привозил нам с братом что-нибудь из поездок, в основном машинки. А когда мне исполнилось восемь лет, в доме появился компьютер. Андрей, старший брат, «прикипел» к технике, мое же увлечение быстро прошло. Только теперь я оценил дальновидность отца -- сколько нужного для профессии можно найти в Интернете!

-- Ваша мама работала. Кто она по специальности?

-- Экономист. Она преподавала, писала диссертацию. Если бы не мое рождение, наверное, защитилась бы.

-- В вашем доме обязанности разделялись на «мужские» и женские»?

-- Никогда. Отец мог и борщ сварить, и в квартире убрать. На даче сам косил траву. А вот чего требовал от нас, так это чистоты и порядка. Приучал доводить начатое дело до конца. Взялся мыть посуду -- вытри и расставь по местам. А нет -- так и вовсе не берись.

-- Играть на пианино вас, наверное, все-таки заставляли?

-- Меня нет. Может быть, потому, что Андрей, закончив музыкальную школу по классу фортепиано, вручил родителям диплом с отличием (»Я «Звоночек» вам закончил!») и уже никогда не садился за инструмент. А ведь отец возлагал на него надежды: в детстве брат пел в хоре «Дзвiночок», а позже -- в Ансамбле песни и пляски Киевского военного округа. Когда я окончил школу, отец сказал: «Сначала выбери профессию, а потом пой, сколько душе угодно».

То же самое советовал своему сыну когда-то наш дедушка Борис Степанович, и отец его послушался. После окончания Донецкого политехнического института семь лет преподавал в нем на кафедре графики и начертательной геометрии. Разбирая его архив, я наткнулся на методичку, составленную А. Соловьяненко и рекомендованную всем однопрофильным вузам страны.

Там, на кафедре, они и встретились с мамой. Она работала и училась. Как-то показала своему любимому чертежи, а он по привычке подчеркнул слабые места красным карандашом. Из-за этого они чуть не поссорились навсегда.

«Отец никогда не заставлял меня заниматься музыкой»

-- Как я поняла, отец не давил на вас. Но наверняка мечтал, что сыновья станут неординарными личностями?

-- Да, он хотел видеть нас асами своего дела. Сам всю жизнь стремился к этому и считал, что профессионализм, как горизонт, -- все время отдаляется.

Но отец никогда не заставлял меня заниматься музыкой. В третьем классе я сам «записался на виолончель». Увы, через два месяца практика у студентов консерватории, которые нас учили, закончилась. Полученные навыки пригодились мне, когда я увлекся… подледной рыбалкой. Рыбак-музыкант советовал: «Держи удочку, как смычок!»

Дома у нас было два инструмента -- пианино и рояль. Но я к ним долго не подходил. И вдруг после спектакля по случаю отцовского 60-летия 25 января 1993 года -- его последнего «Фауста» -- я шел из театра под сильным впечатлением: музыка звучала во мне еще дней десять. С тех пор начал слушать пластинки, напевал услышанные мелодии, старался воспроизвести их, садясь за пианино. В это время у меня шла мутация голоса, поэтому о серьезных занятиях вокалом не могло быть и речи. Но позже судьба подарила мне встречу с прекрасным педагогом -- профессором консерватории, партнером отца по сцене Виктором Николаевичем Куриным и его супругой, концертмейстером Тамарой Григорьевной. Своих профессиональных успехов достиг во многом благодаря им.

-- А сам отец не учил вас пению?

-- Нет -- у нас разные голоса. А вот к чему он подталкивал нас с братом, так это к изучению иностранных языков. У нас были репетиторы. Школьником я почти полгода провел в Италии. Сперва с группой детей -- по обмену. Потом у отца были гастроли. Дома у нас часто гостили итальянцы -- мама возглавляла ассоциацию «Украина -- Италия». По-итальянски я разговариваю свободно, что очень пригодилось в работе над восстановлением оперы «Лючия ди Ламмермур», которая теперь идет на языке оригинала.

-- Когда, на ваш взгляд, следует приобщать ребенка к серьезной музыке?

-- Я считаю, начинать нужно с колыбельных песен. Можно создать дома небольшую фонотеку. Чтобы наслаждаться оперой, необходима предварительная подготовка. Хорошая музыка несет положительную энергетику.

«Даже когда мы в Киеве, отцовская могила в Козине всегда присмотрена»

-- Анатолий Борисович был верующим человеком?

-- Это была суть его души. Когда в Козине, где у нас дача, началось возрождение храма, часть гонорара от всех гастролей отец регулярно жертвовал на его строительство. А потом часто посещал отстроенную церковь, когда там бывало немного людей, -- чтобы побыть наедине с мыслями и своей душой.

-- Вы упомянули о гонорарах -- на что они чаще всего тратились?

-- Об отношении отца к деньгам свидетельствует такой вот факт. Отец был удостоен Ленинской премии 22 апреля, в день рождения вождя, я же родился шесть дней спустя. Новорожденный -- всегда хлопоты и… траты. К тому же мы только что получили квартиру (нужно делать ремонт, покупать мебель). Одним словом, деньги были просто необходимы. Десять тысяч стоила в то время новая «Волга». Но отец сказал маме: «Я пережил войну. Поэтому хочу, чтобы наши двое сыновей жили в мире». И отдал свою премию в Фонд мира.

-- Похоронили Анатолия Борисовича в Козине, а не на престижном Байковом кладбище. Почему?

-- Отец и при жизни не стремился к престижу, а в Козине ему всегда было уютно. Здесь Анатолия Соловьяненко уважали, гордились соседством с ним. Козинцы и теперь приходят к нему. Даже тогда, когда мы в Киеве, отцовская могила всегда в цветах, присмотрена. Спасибо за это местным учителям и школьникам!

-- Чего больше всего недостает сейчас сыну Анатолия Соловьяненко?

-- Не чего, а кого -- отца. Честного, благородного человека… Пользуясь случаем, хотелось бы выразить благодарность Президенту Украины Леониду Кучме и председателю Верховной Рады Владимиру Литвину, которые очень много сделали для увековечения памяти Анатолия Борисовича, а также главе Донецкой областной администрации Виктору Януловичу, при поддержке которого был установлен памятник в Донецке.