Все эти годы вещи хранились в кишлаке, где душманы удерживали пленного
Перед началом военной операции США в Афганистане в Госкомитет Украины по делам ветеранов обратились американские представители с просьбой дать рекомендации, как вести себя в афганском плену, чтобы выжить: американцы составляли инструкцию для своих военнослужащих. Наши посоветовали вообще не соваться в Афганистан. Но уж если кто-то попадет в плен, то прежде всего -- не противиться принятию ислама.
Консультантов американцы нашли компетентных: сотрудники комитета уже многие годы занимаются поиском и возвращением на родину советских солдат, попавших в плен к душманам. Даже сейчас, когда в Афганистане снова идет война, поиск не прекращается. Как раз в разгар американской военной операции удалось найти солдатские вещи Валерия Кускова, якобы погибшего в далеком уже 1985 году.
Мать солдата Вера Ивановна Чумейко рассказывает, что те полтора года, пока Валерий присылал из армии весточки, регулярно сообщая в письмах, сколько осталось до «дембеля», плакала почти каждый день: что-то подсказывало материнскому сердцу, что он не вернется. Но о его гибели в плену мама узнала только через восемь лет после исчезновения сына. И вот сейчас через украинское посольство в Пакистане переданы вещи Валерия и фотография холмика, который насыпан якобы над его могилой.
-- Я часто вспоминаю зловещие, как оказалось, слова одного офицера. Перед армией мой сынок учился на курсах водителей при военкомате, из-за работы не всегда успевал на занятия, и тот, отчитывая Валеру за пропуски, кричал: «Ну я тебя устрою на службу! Все два года будешь меня вспоминать, и неизвестно, вернешься ли домой, а если вернешься, то каким». Я еще успокаивала Валеру: не обращай, мол, на него внимания, -- рассказывает Вера Ивановна. -- Вначале сын служил в Азербайджане. Писал, что часто купается, по выходным смотрит кино, просил высылать сало и сигареты. А потом пришли письма со словами: «Скоро будем грузить золотой песок», «Вышли зеленого чая, очень я по нему соскучился». Это означало, что Валеру направляют в Афганистан. Мы заранее договорились: если его пошлют туда, то он напишет о золотом песке или зеленом чае.
Осенью 1984 года сын написал из Афганистана, что их подразделение отправляют в такое место, откуда долгое время нельзя будет посылать писем. Проходит месяц, и меня вызывают в военную прокуратуру. Следователь показывает бумагу с подчеркнутыми вопросами. «Вот, -- говорит, -- телефонограмма из Афганистана, касающаяся вашего сына. Вам придется ответить на эти вопросы. » Прошу дать прочесть. «Не положено», -- отвечает. Спрашиваю, что с сыном -- молчит. А вопросы-то какие стал задавать! Как у меня протекали роды, с каким весом сын родился, чем болел, в каком возрасте пошел в школу… Забрал у меня два последних письма от Валеры, и с тех пор я их не видела.
В тот же день я помчалась в областной военкомат. Там долго наводили справки и заявили: не было никакой телефонограммы, сведений о вашем сыне тоже. Возвращаюсь в военную прокуратуру к следователю, а он… удивляется: «Какая телефонограмма, о чем вы?»
Дальше -- больше: звонят из облвоенкомата, требуют, чтобы я собрала характеристики на сына в школе, на работе, принесла справку о членах семьи -- Москва, мол, все это запрашивает. Я наотрез отказалась. Тогда секретарь военкома пообещала: принесите документы, а я вам что-то расскажу. Я ухватилась за эту соломинку, отнесла бумаги военкому -- и бегом к секретарю. «Вам военком рассказал о сыне?» -- спрашивает она. -- «Нет». -- «Как нет?» -- удивляется секретарь. Тут в комнату кто-то зашел, она опустила голову, подписала мои повестки и ничего не сказала. Я потом звонила ей домой, на улице встречала, умоляла не скрывать правды. И услышала: «Извините, Вера Ивановна, у меня семья, и я не хочу потерять работу».
Затем оказалось, что личное дело Валеры исчезло. Много лет спустя один отставник, служивший в нашем военкомате, рассказал мне, как в три часа ночи его подняли с постели и приказали доставить в аэропорт личное дело, фотографии моего сына и передать их двум «товарищам», прилетевшим из Москвы.
Я не знала, что и думать: если Валера погиб или пропал без вести, почему это упорно скрывают? Пошла к гадалке. Она верно определила, что у меня есть еще один сын, что у Валеры было плохо с ногами и за это его часто отчитывали офицеры, сейчас он жив, но в плену. Я ей поверила. Ведь с ногами у Валеры действительно были проблемы, незадолго до своего исчезновения он написал: «Мама, узнай, какая у меня степень плоскостопия».
Добиться хоть какой-то определенности удалось только во время перестройки. Мне выдали справку о том, что Валера пропал без вести. Сейчас я получаю пенсию за сына: аж 24 гривни. Слава Богу, младший, Сергей, вернулся из армии живым. Его тоже отправили было в «горячую точку» на Кавказе, но я позвонила в Минобороны в Москву и добилась перевода Сергея на Украину. Сейчас он растит дочь -- мою бесконечно любимую внучку Карину. Ради нее и сына живу на этом свете. И продолжаю надеяться, что жив старшенький. Ведь о смерти Валеры известно только со слов одного свидетеля -- его сослуживца Александра Левенца. Он остался в Афганистане, вместе с Валерой попав в плен, и якобы видел, как мой сын погиб во время бомбардировки. Об этом в 1992 году я узнала из газеты «Красная звезда».
А вскоре Левенца показали по телевизору -- мне об этом знакомые рассказали. Я разыскала по телефону в Москве журналиста, готовившего передачу, и попросила повторить ее. Оказалось, что это возможно. Журналист даже спросил, в какой день мне будет удобнее. Я выбрала субботу.
-- Но маму вызвали на работу, так что программу я смотрел один, -- говорит младший сын Веры Ивановны Сергей. -- Там рассказывалось, как журналисты побывали на территории, контролируемой полевым командиром Масудом, и встретились с четырьмя советскими военнопленными, которые приняли ислам и живут среди афганцев. Один из бывших солдат рассказывал, что офицеры отправили их за водкой. Они попали в засаду. Двоих убили, а он, раненый, был взят в плен. Четвертый солдат, Левенец, сначала не хотел общаться с журналистами -- боялся, что они из КГБ. А потом рассказывал в основном о себе, а о Валере сказал только то, что их вместе захватили душманы.
Приняв ислам, Валера Кусков получил имя Мохаммед Юсуф Хан?
-- Александра Левенца и еще одного бывшего военнопленного Геннадия Цевму мы пытаемся ныне вернуть в Украину, -- рассказывает заместитель Госкомитета Украины по делам ветеранов Валерий Аблазов. -- Если это удастся, то от Левенца можно будет получить более подробные сведения о Кускове. Вещи последнего -- куртку, гимнастерку, брюки и шапку -- мы получили из посольства Украины в Пакистане. Их принесли дипломатам афганские посредники, с помощью которых мы разыскиваем в Афганистане бывших советских солдат -- выходцев из Украины. О том, что принесенные вещи принадлежали Кускову, свидетельствуют подписи на подкладках, сделанные раствором хлорки. Это обычная в армии практика: на подкладках выводят фамилию и номер военного билета владельца. А в том, что одежда Валерия так долго хранилась в кишлаке, ничего удивительного нет: там царит нищета, поэтому мало-мальски пригодные к носке вещи не выбрасывают.
Мать Кускова настаивает, чтобы ее отвезли в Афганистан на могилу, в которой, вероятно, похоронен ее сын, и провели экспертизу останков. Мы готовы организовать поездку, но только когда в Афганистане нормализуется ситуация и будет гарантирована безопасность. Могилу мы, возможно, сумеем отыскать: афганские посредники утверждают, что им известно, где она находится, и даже принесли фотографию холмика. Место может показать и Левенец. Он, кстати, сообщил посредникам, что вскоре после пленения вместе с Валерием принял ислам, и оба получили новые имена. Валерия Кускова якобы стали звать Мохаммед Юсуф Хан.
Сейчас бывшие советские пленные являются в Афганистане почти свободными людьми. Скажем, Левенец имеет свое хозяйство, женат, у него двое детей. К сожалению, нам ни разу не удалось с ним встретиться -- все контакты проходят через посредников, которым мы платим за услуги. От них мы знаем, что Левенец в нынешней войне выжил, ушел с семьей в Пакистан и периодически наведывается в свой афганский дом.
-- В минувшем году уже казалось, что удастся вернуть Геннадия Цевму, -- говорит Валерий Аблазов. -- С посредниками договорились: они приведут его на встречу с послом Украины в Пакистане Владимиром Понамаренко. Посол отправился в назначенное место, ждал день, два -- тщетно. Афганцы затем заявили, что машина, на которой ехал Геннадий, попала в аварию, и он сломал ногу. Подобное произошло, когда мы договорились об организации телефонного разговора его с родным братом Сергеем.
Первую попытку вернуть Геннадия мы предприняли десять лет назад. Душманы тогда привели его на встречу с отцом на таджикско-афганскую границу. Разговор отца с сыном получился трогательным, теплым. Однако душманы пленного не отдали: мол, у него еще есть дела в Афганистане, однако дня через три они его отпустят. Наши люди ждали Геннадия, пока у них не закончились продукты и деньги, но душманы не выполнили своего обещания.
Сегодня родителей Геннадия уже нет в живых. Кстати, складывается впечатление, будто семьи наших бывших военнопленных преследует злой рок: у Выродова мать погибла в автокатастрофе, у Шевченко жена покончила жизнь самоубийством. В тот день, когда мы вернули на родину Назарова, исчез его родной брат, которого затем нашли мертвым. У Левенца и мать, и брат -- инвалиды.
… Посол Владимир Понамаренко получил письмо от Геннадия Цевмы. Тот сообщил, что женат, у него трое детей. Он просил помочь вернуться на родину, и Понамаренко направил приглашение ему и семье. На операцию по возвращению солдата государство выделило необходимую сумму.
А пока удалось освободить только четверых, причем один из них -- Николай Выродов -- вновь вернулся в Афганистан. Адаптироваться в Украине непросто: ребята привыкли к «той» жизни, стали правоверными мусульманами. Валентин Дубина, например, неуютно чувствовал себя в бригаде сельских механизаторов, многие из которых принимали по сто граммов еще до начала рабочего дня и -- о ужас! -- закусывали салом. Но Валентин остался в Украине, женился, и молодые венчались в православной церкви.