40 лет назад на Киевской студии имени Александра Довженко окончили съемки первого широкоформатного украинского фильма «Закон Антарктиды»
К украинским полярникам в Антарктиде «ФАКТЫ» приковали внимание буквально всех читателей. За информацией об их житье-бытье на мировом полюсе холода чуть было не отошло в тень событие, которое не вспомнить сегодня просто нельзя: в конце марта 1962 года на Елисейских полях в Париже запылали неоновыми огнями огромные афиши, рекламирующие снятый довженковцами фильм «Закон Антарктиды». Три месяца картина не сходила с экрана самого престижного в Париже кинотеатра.
Сегодня известный украинский писатель Богдан Чалый, один из создателей сценария, вспоминает, откуда взялась идея рассказать об Антарктиде, как проходили съемки…
-- Богдан Иосифович, вы -- детский писатель, автор нестареющего «Барвинка», что вас потянуло в Антарктиду?
-- Не что, а кто… Человеком, случайно подсказавшим мне эту идею, был знаменитый певец и актер Александр Вертинский. Виделся с ним в Киеве один единственный раз -- в марте 1957 года, а 21 мая этого же года он ушел из жизни. Повода его приезда в Киев не помню, а неприятный инцидент, случившийся с ним, помню очень хорошо. У Вертинского был телефон журнала «Барвинок», который ему дали мои московские друзья из издательства детской литературы. Перед концом рабочего дня раздается в редакции звонок. Секретарь говорит: «Вас питає якийсь Вертинський». Хватаю трубку и слышу: «Дорогой детский писатель, с вами говорит бедный актер Вертинский. У меня неприятности. Помогите».
Еду, поднимаюсь на четвертый этаж гостиницы «Украина», стучу в номер -- и на пороге сам Александр Николаевич. В роскошном халате и шапочке с кисточкой. «Представляете, -- начал он с ходу, -- мне приказали съехать в другой номер! Этот, дескать, нужен для какого-то секретаря обкома. Если это произойдет, я уеду сейчас же. Меня даже Жданов не трогал: когда он хотел вставить меня в знаменитое постановление ЦК, Сталин ему сказал: пусть спокойно допоет на родине. А здесь -- такое ко мне отношение. Уеду!»
Тут он внезапно обнимает меня и усаживает за стол, на котором настоящая пирамида Хеопса из сахара-рафинада, на полу -- бутылка коньяка. Перехватив недоуменный взгляд, поясняет: «Коньяк я закусываю только колотым сахаром». И, забыв о секретаре обкома, начал что-то искать в чемодане: «У меня две девочки. Они прекрасно рисуют, вот я и подумал, что в вашем журнале можно дать их рисунки». Взволнованный встречей с человеком-легендой, я обещал: «Конечно, конечно!»
Рисунки, действительно, были незаурядными. По голубому небу плывут розовые облака. Близкие скалы отбрасывали синие тени, а вдали желтел пожар. «Угадайте: что это такое? -- улыбаясь, сказал Вертинский. -- Я читал своим девочкам дневники Скотта, который погиб в Антарктиде, и вот такой они ее себе представили. Правда, интересно?!» Я подивился детской фантазии, и мы перешли к коньяку.
А когда уже уставший Александр Николаевич, глядя в окно, за которым начался дождь, прошептал: «А есть же место на Земле, где никогда не бывает дождей!», я спросил: «И где же оно?» -- «Да вот же, на рисунках. Это -- Антарктида. Единственное место, где никто не умирал от болезней. Видите, как дети угадывают эту целебную атмосферу!» Что только меня смутило: на одном из рисунков были изображены пони. Откуда они в Антарктиде?
-- Ну, а с секретарем обкома разобрались?
-- Я попросил администрацию не беспокоить этого великого человека.
-- Рисунки девочек были опубликованы в «Барвинке»?
-- К сожалению, они потерялись. Но подвести Вертинского я не мог, поэтому попросил своего друга позвонить супруге певца -- Лидии Вертинской и попросить, когда она будет ехать в Киев, захватить с собой еще какие-нибудь работы дочерей. Вертинская снималась тогда на киностудии Довженко -- в фильме «Киевлянка». Лидия Владимировна привезла не только рисунки дочек, но и письмо от моего друга с маленькой вырезкой из какой-то газеты. Это было сообщение о том, что в Антарктиде потерпел аварию бельгийский самолет, на борту которого находились коронованные особы -- принц де Рини и брат короля Бодуэна барон де Жеверэн, о котором писал Анатоль Франс. У потерпевших разбились рация, не осталось ни одной целой лыжи, один из членов экипажа упал в ледовую пропасть. Спасти бельгийцев пытались французские, японские, американские летчики, но удалось это сделать только советскому экипажу.
-- Антарктида мне уже снилась по ночам, и на просмотре в Госкино «Киевлянки» я поделился этим с режиссером фильма -- Тимофеем Левчуком, -- вспоминает Богдан Чалый. -- Он заинтересовался темой и сказал: «Пиши сценарий». А тут еще мне предложили турпутевку в Бельгию. Еду! Пишу барону Жеверэну письмо с просьбой о встрече. Она состоялась, но я был разочарован, услышав: «Детских писателей не люблю, в моей истории ничего таинственного нет, хотите, познакомлю вас с принцем де Рини? Он отличный повар и сам делает отменные бифштексы»…
-- И как королевские бифштексы?
-- Что-то действительно сказочное, с лимонным послевкусием! Но полностью отдаться дегустации помешал поток воспоминаний господина барона. Мы прикончили привезенную мной бутылку армянского коньяка, поднимая тост за тостом за первопроходцев Антарктиды: норвежца Карстена Борхгревника -- первого человека, ступившего на землю Антарктиды в 1899 году, американцев Уилкинса, Берда, Ронне, англичанина Элсуорта, которые первыми начали изучать ледовый континент с помощью самолетов.
Барон и принц цитировали античных ученых, писавших о шестом континенте, вспомнили знаменитого мореплавателя Кука, считавшего, что эти земли никогда не будут исследованы. Я же противопоставил им Ломоносова, который раньше Кука на целых 10 лет писал об Антарктиде, о ее полезных ископаемых -- таких как уголь, железная руда, цветные металлы, золото, алмазы, уран, нефть и газ.
Вспомнили первых русских исследователей Антарктиды Лазарева и Беллинсгаузена. И украинца Антона Омельченко, который достиг вместе с Робертом Скоттом Южного полюса и на обратном пути в 1912 году экспедиция погибла. По версии, из-за того, что собачьи упряжки заменили упряжками пони (вот откуда пони на рисунках Марианны и Насти Вертинских!).
Последний тост мы проскандировали втроем, каждый на своем языке: «Бороться и искать, найти и не сдаваться», -- эти слова, высеченные на кресте, воздвигнутом в память Скотта и его товарищей, известны всем.
-- Когда же появился сценарий?
-- Сначала я написал небольшую детскую книжечку «Самолет вылетает из Мирного», хотя этого так не хотел барон. А сценарий мы с Сергеем Алексеевым написали позже на одном дыхании.
-- Вы придерживались документальной основы?
-- Да. Советская антарктическая станция Мирный готовится к встрече Нового года. Вот-вот полярники сдвинут бокалы у новогодней елки. Готовятся к встрече Нового года и полярники французской, японской, американской станций, но не удалось встретить праздник в кругу друзей полярному летчику Виктору Белову. Его экипаж вылетел спасать бельгийцев. Один из членов экипажа упал в пропасть. Надо было его найти. Попытались помочь американские летчики на двух самолетах, но начался ураган, и они вынуждены были вернуться на базу. Только экипаж Белова смог поднять всех потерпевших на борт своего самолета и сделал невероятное -- нашел в глубокой трещине потерявшего сознание Гаагена.
-- Где проходили съемки? Ведь найти натуру в наших широтах невозможно…
-- Снимали мы в Приэльбрусье, в северной Армении, в Воркуте. Но натуру наша операторская группа -- Сурен Шахбазян и Вилен Калюта -- сняла в Антарктиде. Мы с Алексеевым жили в районе армянской обсерватории, высоко в горах. Тогдашний министр культуры Фурцева лично курировала фильм -- первый широкоформатный, да еще с такой политической подоплекой! Техника прибывала ежедневно -- гусеничные специализированные машины-снегоходы «Харьковчанки». Конечно, в Голливуде на подобных съемках использовали вездеходы типа «Сноукэт» на четырех гусеничных опорах. Но наши «Харьковчанки» были легче и подвижнее.
Шахбазян много рассказывал о своем вояже на Южный полюс, показывал мне лишайники, привезенные из сердца ледовой пустыни, вспоминал пережитое там. Однажды Сурен провалился в трещину ледника, хотя и не плавучего. Поднялся страшный крик: «Сурик! Сурик! Где ты? Отзовись!» И вдруг метрах в десяти от места своего падения появляется Сурен и говорит: «Нашел прекрасный ракурс, будем снимать здесь!» Я был влюблен в этого удивительного оператора, который снимает, не обращая внимания на ссадины и кровоподтеки на руках.
После поездки в Антарктиду у Сурена появилась слабость, одышка, обильное слезотечение, боль в глазах, но никто, кроме меня, об этом не знал. Несмотря на свое состояние, он с юмором рассказывал, как искал Большую Медведицу на тамошнем небе, но вместо нее ему «являлся» Южный Крест. От него впервые я узнал, что на этом континенте не существует зеленого цвета, его просто нет, а у полярников возникает своеобразный цветовой голод, утоляемый в снах. Ему тоже долго снились зеленые травы, листва молодых березок… То, что фильм получился таким красивым, заслуга, конечно же, большого художника Сурена Шахбазяна.
-- Все было так серьезно, сложно, а как вы расслаблялись?
-- Конечно, люди уставали, холод давал о себе знать и нам захотелось снять напряжение в группе… розыгрышами. Ходили слухи, что директор картины Бернард Глазман читает сценарии по диагонали. Мы пробрались с Алексеевым в директорскую палатку, изъяли режиссерский сценарий и сделали в нем небольшие «ремарки».
Подчеркнуть трагическую атмосферу катастрофы призван был эпизод, в котором потерпевшие увидели трупы тюленей. Зная, что из пяти видов антарктических тюленей только морские слоны выходят на берег умирать, мы хотели, чтобы операторы сняли не крабоеда, а морского слона -- чтобы все было, как в жизни. Но слово «морской» мы вычеркнули, и в тексте остался… просто слон.
Бельгийская зимовка «Король Бодуэн» была разбита не на прибрежной скале, а на плавучем леднике. Такие станции часто ветер уносит вместе с айсбергом, но почему-то именно на такие плавучие ледяные образования приходят умирать тюлени. А теперь получилось, что умирать пришел сюда… настоящий слон. Для большей убедительности происходящего мы перенесли действие в лагерь к американским полярникам -- иметь слона могли себе позволить, мол, только американские зимовщики. Этот «доработанный» сценарий был подброшен директору.
На следующий день в штабе -- в Северной Армении -- творилось что-то невообразимое. Режиссер кричал: «Бернард, откуда ты взял слона? Ты с ума сошел!» И далее -- сплошной мат. Растерянный директор защищался: «Наверное, указание сверху. Но зачем волноваться? Нужен слон? Будет слон! Я уже договорился с Тбилисским зоопарком. Там одного списать хотят по старости, так мы его по дешевке и возьмем, а на лыжи его поставит наш консультант… » -- «Какие лыжи?! Сколько вы выпили вчера?» -- не унимался режиссер.
И что вы думаете? Телеграмма в зоопарк таки пошла, но почему-то не в Тбилисский, а в Киевский. И только директор киностудии остановил это невероятное сумасшествие. Когда во всем разобрались, Бернард хотел нас с Алексеевым под суд отдать, а Левчук распорядился срочно этапировать нас в Киев. Но уезжали мы из Армении героями, под гомерический хохот всей группы.
Помирились мы, когда я привез Тимофею Васильевичу афиши из Парижа и замечательные рецензии французских и бельгийских критиков, которые сформулировали философию нашего фильма: закон Антарктиды -- это закон человечности. Я считаю, что это лучший фильм Тимофея Левчука. Но он не любил о нем вспоминать. В его архиве не оказалось никаких материалов об удивительных съемках. Его фото из семейного альбома незабвенной Татьяны Тимофеевны Деревянко -- единственное, что их напоминает.