Летчик-испытатель Анатолий Квочур покинул обреченный МиГ-29 лишь после того, как убедился, что машина не рухнет на людей
Анатолий Николаевич мог стать испытателем «Бурана». Но буквально за пару дней до решающего разговора с генеральным конструктором космического челнока его учитель -- шеф-пилот ОКБ Микояна, заслуженный летчик-испытатель СССР Герой Советского Союза Александр Федотов, некоторые авиационные рекорды которого до сих пор не побиты, погиб при испытаниях истребителя МиГ-31. Его именем Квочур назвал сына.
8 июня 1989 года Анатолий Николаевич тоже оказался в нештатной ситуации, которая едва не закончилась трагедией. Его шансы спастись были ничтожны.
Нынешней весной заслуженному летчику-испытателю СССР, Герою России, заместителю начальника Летно-исследовательского института имени М. М. Громова и руководителю государственного предприятия «Пилотажно-исследовательский центр» уроженцу Украины Анатолию Николаевичу Квочуру исполнилось 50 лет.
Этот, уже довольно большой городок можно назвать российским Ле Бурже. Впрочем, Ле Бурже и Жуковский -- города-побратимы. Рядом -- огромный аэродром. Большой бигборд на въезде сообщает, что будущей весной здесь состоится МАКС-2003 -- Московский аэрокосмический салон. На одной из площадей устремился ввысь с постамента старый МиГ-21. За окном машины мелькают названия, близкие сердцу авиатора: «ЦАГИ» (Центральный аэрогидродинамический институт. -- Авт. ), кинотеатр «Взлет», ресторан «Глиссада», кафе «У самолета». На домах-»сталинках», «хрущевках» и современных «свечках» -- таблички «Улица Аметхана Султана… »
… В тот день многие из нас смотрели транслируемый по Евровидению репортаж из Ле Бурже. Зрители восхищенно наблюдали, как управляемый их земляком МиГ-29 выписывает сложные фигуры высшего пилотажа -- петлю, «колокол» с поворотом на обратный курс, двойную горизонтальную бочку, «квадратную» петлю… Многие видели, как на третьей минуте полета из сопла правого двигателя вырвалось пламя и самолет начал заваливаться вправо…
-- Никаких предчувствий или примет, свидетельствующих о приближении беды, ни накануне, ни в тот день не было, -- вспоминает Анатолий Квочур. -- Мы с напарником Романом Таскаевым (ныне -- тоже заслуженный летчик-испытатель, Герой России) тщательно готовились к участию в авиасалоне, много летали, была масса прочих забот. Очень уставали и спали но ночам, как убитые.
В тот день мне предстояло в числе других элементов программы полета показать минимальную скорость МиГ-29. Чем она меньше, вернее, чем шире диапазон скоростей, тем лучше. Тогда самолету нужна более короткая взлетно-посадочная полоса. Такую машину можно сажать на авианосец. Одной из самых интересных для меня работ были многолетние испытания систем, помогающих истребителям Су-27 и МиГ-29 садиться на палубу первого советского тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов», построенного, кстати, в Николаеве. У американцев это называется «сесть на поплавок». Словом, мы с Романом десятки раз летали на малых скоростях. Но на таких режимах управлять реактивным истребителем труднее -- напор встречного воздуха на аэродинамические рули ослабевает, и самолет хуже слушается их. Чем ниже скорость -- тем хуже управляемость. Наш МиГ-29 мы испытывали более десяти лет, конструкторы постоянно его совершенствовали. Машина была настолько надежной, что все считали невероятным полный отказ двигателя. Поэтому не проверяли, что будет, если один движок остановится. Это потом, когда стали проверять постфактум, пришли к выводу, что из такой ситуации на малой скорости и малой высоте выйти практически невозможно.
И вот на третьей минуте полета, когда, казалось бы, все шло нормально, я неожиданно услышал хлопок в правом двигателе, и он начал останавливаться. Высота была 165 метров. Скорость -- 180-185 километров в час, для такого самолета очень маленькая. Я сначала не поверил. Но самолет начал качаться, словно терял опору в воздухе. Знаю, что в таких случаях начинается потеря высоты, могут быть претензии со стороны службы безопасности полетов. И я включил правый РУД (рычаг управления двигателем. -- Авт. ) до упора, на форсаж. Тяга у него была провальная, очень слабенькая. Потом дал форсаж левому двигателю, рассчитывая, что восстановится тяга правого. Но тот остановился совсем. Я понял, что самолет и я обречены.
Ребята, наблюдавшие с земли, потом рассказывали мне, что ощутили в тот момент. Роман Таскаев снимал меня видеокамерой. На мгновение его что-то отвлекло. А когда увидел, что мой самолет клюнул носом -- от ужаса выронил камеру. Другой мой товарищ -- Виктор Пугачев, тоже летчик-испытатель, заорал: «Прыгай! Прыгай!!!» Как будто я мог его услышать.
От хлопка в двигателе, который хорошо виден на видеозаписи, до столкновения самолета с землей прошло девять с половиной секунд. Посчитайте до десяти. Времени у меня было всего ничего. Но я боялся, что самолет может упасть на трибуны. Там действительно находилась масса народа, присутствовал президент Франции… Я пытался оценить ситуацию и, естественно, управлять машиной, чтобы последствия были минимальны. Нет, я не отводил самолет от трибун, они были правее. Тем не менее, если бы я выключил форсаж, мой МиГ падал бы более плавно в сторону трибун. Не долетел бы. Но взрыв пошел бы туда -- обломки полетели бы на зрителей, двигатели тяжелые… А благодаря форсажу самолет почти вертикально, по спирали пошел вниз и упал почти под собой, т. е. там, где находился в момент остановки двигателя.
Когда самолет еще был в воздухе, я убедился, что уже ничего никому не грозит, и покинул машину, хотя осознавал, что уже было достаточно поздно. Отделился от машины на высоте 92-94 метра. Однако дело не только в высоте. Наше катапультируемое кресло устроено так, что может спасти летчика даже с нулевой высоты, т. е. если самолет уже на земле. Пороховой ускоритель подбрасывает кресло с летчиком на высоту, достаточную для того, чтобы парашют раскрылся и снизил скорость приземления до безопасной.
Но это при условии, что самолет находится кабиной вверх. А если в перевернутом положении, то ускоритель, наоборот, поможет летчику быстрее встретиться с землей. Я находился вот в таком положении -- угол крена более 90 градусов, и угол пикирования около 45 градусов. И в момент катапультирования кресло потихонечку начало разгонять меня к земле. Оставалось две с половиной секунды. Я понимал, что поздно. Но в тот момент у меня словно появилась энергия какая-то. Казалось, даже без парашюта улетел бы.
-- Я падал метрах в 40-50 от самолета, то приближаясь к нему, то отдаляясь, -- продолжает Анатолий Квочур. -- И меня, и машину крутило в разные стороны. В момент удара МиГа носом в землю я, как в замедленной съемке, увидел, что у моей машины на спине сминается обшивка. Успел подумать, что падать лицом вниз как-то неэстетично.
Но тут горячая взрывная волна опрокинула меня на спину. Мелькнула мысль: «Это шанс… » Я сгруппировался и упал почти строго на спину. Сила удара, впечатавшего меня в землю, была совершенно неумолимой. Подумалось, что человек перед этой силой ничтожен, как пылинка. Я пожалел, что группировался. Показалось, что меня всего разорвало на мелкие кусочки.
Потом выяснилось, что сделал правильно. От напряжения мышц в момент удара у меня сломались два ребра. Они выполнили роль своеобразной амортизационной сумки и спасли мои внутренние органы. Ученые считают смертельной скорость падения восемь метров в секунду при средней плотности грунта. Моя же скорость составляла, по разным оценкам, от 11 до 14 метров в секунду. Казалось, болела каждая клеточка. Кровь залила глаза. Пошевелил рукой -- она двигалась -- вытер кровь. А то думал, что глаз выбил. Пошевелил ногами -- они двигались, но плохо. Словом, побился я там прилично. Даже не пытался вставать. Ощущение было, будто позвоночник в нескольких местах разделен.
Меня отвезли вертолетом в госпиталь. А на следующий день под нажимом нашей делегации выпустили. Я отлеживался в советском посольстве и обливался потом от боли. Связываться с официальной медициной боялся -- могли списать с летной работы. Приукрашивал свое состояние. Хотя более месяца испытывал сильные боли. Спина и сейчас побаливает.
-- Но тяжелая травма не помешала вам через пару дней сесть за штурвал второго МиГа и вернуться на нем из Ле Бурже в Москву…
-- То был спокойный маршрутный полет, без перегрузок. Дома занялся самолечением. Познакомился с одним удивительным ученым, специалистом в области авиакосмической медицины, прекрасным мануальщиком. Он поставил мне позвонки на место. Сразу полегчало. И через полтора месяца я снова начал летать. А еще через две недели я выполнял полеты уже на международном авиасалоне близ Ванкувера. Там, кстати, была большая украинская делегация, прилетала «Мрiя», я подружился с Сережей Горбиком, погибшим через три года при испытаниях «Руслана», и с одним из первых испытателей «Мрiї» Героем Украины Сашей Галуненко.
-- Что же установило расследование?
-- Официальная версия -- птица попала в двигатель. На малой высоте это немудрено. Но я ее не видел, шел под большим углом атаки…
… Наш герой живет в новом, по нынешним меркам, небольшом, но довольно просторном красивом особняке, построенном среди вековых сосен. «Возводили, кстати, наши украинские строители… Я всю жизнь мечтал жить в своем доме, как когда-то у родителей на Виннитчине. Начали строить в 1996-м. Потом продал квартиру, рассчитался с долгами… »
Поздно вечером в просторной гостиной мы ужинали яичницей и рыбными биточками, поджаренными самим хозяином. Перед этим, пропустили, как водится, по рюмочке «Багратиона». Поев, сын ушел готовиться к зачету. Он десятиклассник. Свое 16-летие Саша отметил 102-м прыжком с парашютом. А отец разделся до пояса, надел на атлетический торс фартук и взялся мыть посуду.
Хорошо, уютно было в этом доме. И все же чего-то не хватало. Здесь недоставало женского тепла! Старшая дочь, Иринка, уже замужем, живет отдельно, пытается восстановиться в инязе. Внука Анатолий Николаевич называет уважительно Иваном Петровичем.
А жена Валентина трагически погибла семь лет назад в автокатастрофе, когда всей семьей они возвращались от родственников домой. Анатолий Николаевич собирался обогнать медленно движущийся впереди по шоссе тяжелый грузовик «Урал». Но тот неожиданно повернул влево. Водитель, потом оказалось, был пьян. «Нам всем ничего, а Валя… -- вспоминает собеседник. -- Она сидела рядом со мной, за пару километров до места происшествия отстегнулась на заправке… У нее тоже видимых травм не было. А сердце остановилось».
-- Но жизнь должна продолжаться. Спустя годы вам не советовали жениться?
-- Как-то не доходим до таких разговоров…