Скоро исполняется 20 лет со дня гибели его отца -- заместителя главного военного советника СССР в Афганистане, Петра Шкидченко, которому недавно посмертно присвоено звание Героя России
Как порой в жизни все взаимосвязано… Этот рассказ мы хотели приурочить к 7 ноября -- дню рождения Петра Ивановича Шкидченко. Но в дни, когда мы начали готовить статью, случилась трагедия -- украинская зенитная ракета случайно поразила пассажирский Ту-154, а заодно и «сбила» с должности руководителя военного ведомства. И сын Петра Ивановича, генерал армии Украины Владимир Шкидченко, к тому времени занимавший высокий пост начальника Генштаба Вооруженных Сил -- первого заместителя министра обороны Украины, согласился нам помочь, но с одним условием: материал должен выйти лишь после того, как решится вопрос с назначением нового министра обороны. «Мне очень дорога память об отце, -- сказал Владимир Петрович. -- Но я не хочу, чтобы кому-то показалось, будто таким образом делаю себе саморекламу… » На днях, как уже сообщалось, Президент Украины своим Указом назначил его министром обороны, с чем мы Владимира Петровича и поздравляем.
Гостеприимная хозяйка увлеклась приемом автора этих строк и забыла покормить своего любимца -- небольшого попугая Гулю. Тот начал громко возмущаться на своем птичьем языке.
-- Его солдатики в дупле нашли, -- рассказывает Варвара Ивановна Шкидченко. -- Маленький, чахленький был… Мы его выкупали, накормили. И такой стал хорошенький! Петя хотел его внучке Иринке привезти. Сейчас Гуле 21 год. А в тот день, 19 января 1982 года, я в госпиталь, где помогала ухаживать за ранеными, не поехала. Петр Иванович обещал вернуться к часу. Я стирала, готовила. И вдруг часов в 10 утра наш попугай забеспокоился. Кричит не своим голосом, вот-вот клетку разнесет. Аж соседка прибежала: «Что случилось?»
Проходит час дня -- мужа нет. Такое бывало, что задерживался. Я к этому привыкла. Случалось, приезжает поздно и солдатика-водителя приводит: «Покорми нас, мать, мы проголодались». Я накрываю на стол. А дите от смущения аж потом покрывается -- стесняется с генералом за столом сидеть. Я ему: «Сынок, ты кушай хорошенько. Вы оба солдаты, только мой чуть постарше… » А часов в шесть вечера в дверь постучали. Открываю -- целая делегация. И без Пети. Мнутся, боятся говорить, растерянно смотрят. Я подумала сначала, что ранен. А попугай, видать, с утра беду почуял… Мне, конечно, было не до Гули. Хотела выпустить. Товарищи уговорили: забери, будет память о Петре Ивановиче. Вот так и везла в самолете: три гроба да клетку с попугаем.
В двух других гробах находились тела нашего летчика-советника и молоденького узбека-переводчика по имени Сатор. Вертолет Ми-8, в котором они погибли, принадлежал афганским ВВС. С ними летели еще два летчика-афганца. Когда машина упала и загорелась, одного из них то ли выбросило из кабины, то ли сам сумел выбраться. Обгорел, но спасся. Так что вы думаете? Его уже в госпитале ночью зарезали! Может быть, чтобы свидетелей не осталось. Там предательство со стороны афганцев было на каждом шагу. Смотрите, два вертолета уже заходили на посадку, высота всего шесть метров, и тут неожиданно с ближайшей горы пулемет ударил именно по той машине, в которой летел Петр Иванович. Душманы за его голову обещали большие деньги. Даже к нам в городок листовки подбрасывали. И мне пару раз, когда шла на рынок, нож к горлу приставляли…
… В Афганистан Варвара Ивановна попала не сразу. Сначала летом 1980 года туда уехал один Петр Иванович. Чуть позже военным советникам разрешили взять с собой жен. В экспозиции «Трагедия и доблесть Афгана» Национального музея истории Великой Отечественной войны хранится первое письмо генерала, написанное им на небольшом листке из тетради в клеточку:
«Здравствуйте, мои дорогие Варя, Иринка, Иринушка и Виталик! -- обращался Петр Иванович к жене, дочери, внучке и зятю. (Сын Владимир в это время служил на Дальнем Востоке. -- Авт. ).
Сегодня уже месяц, как я в Кабуле. Что можно сказать? Конечно, здесь трудно: жарко и небезопасно. Народ очень бедный и забитый. Слишком большой контраст между бедностью и богатством. В центре Кабула можно увидеть бредущее стадо баранов, легковые машины и рикш. Женщины в чадрах. Жалко смотреть на детей. Они сидят возле мусорных ям и ждут, когда кто-то принесет отходы, которые расхватывают, как зверята. В общем, это дикая страна, отсталая и забытая Богом. Я уже побывал в деле. Писем от вас не получаю. Возможно, вы спутали адрес: г. Москва-400, п/я 515б. »
-- Варвара Ивановна, отправляясь туда, вы знали, что там идет война?
-- Да. Но говорить об этом и писать запрещалось. Родственникам мы сообщили, что едем в Среднюю Азию. Петр Иванович новое назначение воспринял, как и положено военному, спокойно. Более того, он считал, что именно там нужны генералы и офицеры, имеющие фронтовой опыт, и старался беречь молодых товарищей, родившихся после войны. Сам он воевал с первых дней войны, защищал Киев, Москву, бил японцев, получил четыре ранения. Всю жизнь в бедре пулю носил, скрыл инвалидность. У него одна нога была короче на два сантиметра. Но он научился ходить так, что хромота была практически незаметна. Правда, после войны из-за этой пули его из десантников перевели в танкисты. Во время прыжка лямка парашютного мешка пережимала бедро в том месте, где находилась пуля. Это причиняло невыносимую боль, муж даже сознание терял.
Но все равно виду не подавал: и бегал, и прыгал, физкультурой занимался. Всю жизнь стройным был, выглядел моложе лет на 10. В Афгане ему было уже под 60. А в его густой темнорусой волнистой шевелюре не было ни одного седого волоска!
-- Наши и другие дети обожали Петра Ивановича, -- продолжает Варвара Ивановна. -- И старались быть похожими на него. Они выросли на полигонах и стрельбищах. Бывало так: солдаты боятся на тренировке прыгать в воду. Отец зовет Иру, младшую дочь: «Прыгай!» И она прыгала. А за ней -- и мальчишки-солдаты, которым становилось неловко перед девчонкой.
-- Они не называли такого папашу извергом?
-- Ну что вы, его все боготворили. Он был строгим, но очень добрым человеком и командиром. Рабочий день начинал с проверки гарнизонной гауптвахты, интересовался, накормлены ли провинившиеся, кто за что попал на «губу». Если за незначительную провинность -- отпускал досрочно, если за пьянку -- нет, говорил, посиди еще. Выпивох он не уважал. Сам любил в праздник выпить немного шампанского. А вообще пить не мог: еще зимой 1941-го, когда раненый лежал сутки в снегу, застудил печень. Словом, набедовался. Мы ведь с ним почти всю жизнь по таежным гарнизонам прослужили. Ни кола, ни двора. Это лишь в 1970-м, после Германии, где Петр Иванович служил заместителем командующего группой войск (ГСВГ), когда его перевели в Днепропетровск на должность командующего танковой армией, секретарь обкома Алексей Ватченко вручил мужу ключи от этой, нашей первой нормальной квартиры. А раньше… Помню, однажды под Благовещенском выехали мы с частью в тайгу в лагеря. Весна холоднющая была. Соорудили хатку из лозы, обмазали ее глиной. А по ночам были заморозки. Володе тогда еще годика три было. Мерзнет ребенок, на ручках кожица потрескалась. Я соорудила из камней печку. Вечером грела на ней воду, наливала ее в бутылки и обкладывала ими перед сном сына. Только так ребенок согревался и засыпал.
-- Это правда, что Владимир Петрович стал военным вопреки воле Петра Ивановича?
-- Ну как вам сказать. Муж мечтал стать военным в юности. Мы с ним выросли на одной улице в маленьком городке Радомышль Житомирской области. У них в семье росло восемь детей. Петя был вторым. Семья жила бедно. А в войну потом еще и наши отцы погибли, его и мой. И учиться в военном училище, на полном гособеспечении ему, конечно же, было легче. Кстати, во время войны до нас докатилась весть, что он погиб. Его мама ходила в церковь и регулярно ставила свечку за здравие. Может, это его и спасло… После войны он помог встать на ноги всем младшим братьям и сестрам. Очень гордился тем, что сам, без всякого блата стал генералом. Но детям такой судьбы не желал. Ведь семью редко видел. А что видели наши дети, кроме гарнизонов? Ира стала врачом. А Володя поступил в Московский физтех. Но все равно мечтал о военной службе, хотел бросить институт. Отец говорил: заканчивай и пойдешь в офицеры. Сын ему: папа, ты же знаешь, что такое лейтенант-двухгодичник. Я хочу службу начать с солдатских портянок. И, недоучившись, поступил на первый курс Одесского артиллерийского училища.
-- Владимир Петрович в Афганистан не попал. Уж не отец ли позаботился?
-- Нет, что вы! Отец никак ему не помогал в смысле карьеры. Напротив: еще когда об Афгане и речи не было, он позаботился о том, чтобы Володю направили служить к черту на кулички -- на Дальний Восток. Сваты даже немножко обижались: дескать, как же так, Петр Иванович, мог бы устроить детей и получше. Спасибо, Наташа, невестка наша, оказалась настоящей женой офицера, достойно разделила с сыном все тяготы службы. А потом было вот еще что: в период афганской войны у СССР были напряженные отношения с Китаем. И в Афган направляли военных в основном из внутренних военных округов. Приграничные же с Китаем районы, наоборот, укрепляли. Володя говорит, что из его полка в Афганистан никто не попал. Так что не могу согласиться с теми, кто утверждает, что генеральские сынки отсиживались в теплых местах. Знаю многих генералов, чьи сыновья погибли или получили увечья в Афгане, Чечне…
-- Петр Шкидченко не мыслил себя без армии, -- вспоминает Людмила Федоровна, вдова полковника Николая Ивановича Вавенко, тоже военного советника, служившего и дружившего там с генералом. -- «Умру в строю», -- говорил он жене. Но в Афганистане настроение генерала начало меняться. Со временем он начал понимать, что не наша это война. Хотя любил говорить, что наши воины получили уникальный опыт ведения боевых действий в горной местности и мечтал его обобщить, написать книгу.
В те январские дни в районе Хоста взбунтовался полк афганской армии, в котором кончилось продовольствие. Понимая, что такое голодные полудикие вооруженные люди, Петр Иванович не стал посылать туда молодых офицеров, а загрузил два вертолета мукой, крупой и консервами, полетел к бунтарям сам, взяв с собой только несколько самых надежных помощников. Три дня туда летал, уладил конфликт. В то печальное утро они должны были вернуться. И вот, помню, влетает в квартиру мой Коля, лица на нем нет. «Водка есть?» Я достала бутылку. Он полстакана -- хлоп, и автомат на плечо. Я ему: «Что случилось, поешь!» -- «Кажется, мы Шкида (так они между собой Петра Иваныча называли) потеряли… » -- и убежал. Я подумала сначала, что мой муж летел в другой машине и вертолеты в условиях плохой видимости разминулись. А потом поняла, что Коля боялся признаться.
Позже он рассказал, что, подлетев к аэродрому, они увидели вспышку на фонаре пилотской кабины «вертушки», в которой летел генерал, машина задымилась, опустилась на склон горы, перевернулась и вспыхнула. Петра Ивановича придавило бочками с горючим. Вертолет и склон горы были объяты пламенем. -- На обгоревших часах генерала стрелки остановились в 10 часов 10 минут. А Сатора-переводчика перед посадкой в вертолет обругал, заметив под штанинами неуставные красные толстые носки. Дескать, генерал увидит -- будет сердиться. А Сатор: «Товарищ полковник, салон не отапливается, ноги отмерзают. По тем носкам парня и опознали».
Вскоре после этого у мужа на нервной почве начался псориаз. И через несколько месяцев мы вернулись в Союз. А через год, успев лишь один раз зайти в только что полученную квартиру, мой Николай Иваныч вышел в парадной форме на улицу и упал, умер от инфаркта. Было ему лишь 45 лет. А Петру Ивановичу почти через 20 лет после гибели Указом президента В. Путина было посмертно присвоено звание Героя России.
-- Сразу после гибели вопрос о присвоении звания Героя Советского Союза не ставился?
-- Ставился. Но нам рассказывали, что, услышав об этом, чиновники в ЦК КПСС округлили глаза: «Героя? За что? Войны же нет!»