В 18 лет девушка уже сможет решать сама: стоит ли ей проходить генетическую экспертизу, подтверждающую родство. Других способов доказать свои права на ребенка у Лилии нет: вся медицинская документация сгорела или была затоплена в архивах больниц
Огромный резонанс у читателей «ФАКТОВ» вызвала история жительницы Луганска, 12 лет пытающейся найти свою дочь, которую, как считает женщина, у нее похитили в роддоме (см. «ФАКТЫ» за 30 и 31 августа 2001 года). В сентябре 1989 года Лилия родила седьмого ребенка. Акушерка показала ей новорожденную девочку, а спустя полчаса врач сообщила, что малышка умерла. Когда Лилия выписалась из роддома, тело ребенка ей не отдали, как и не объяснили причину смерти девочки. Чтобы найти ответы на свои вопросы, родители отправились в морг, где обнаружили, что в журнале под их фамилией значилась запись: плод мужского пола, 27 недель…
Лилия показывает мне больничный лист, который ей 12 лет назад выдали в поликлинике во время оформления декретного отпуска.
-- В день выдачи больничного врачи определили у меня 32 недели беременности, а в роддом я поступила на 37 неделе, -- вспоминает 50-летняя Лилия. -- Выходит, что мой ребенок не мог родиться в 27 недель. И почему мальчик?! Я ведь видела свою девочку! Когда в морге обнаружила ту странную запись, решила: моя девочка жива, а вместо нее похоронен другой ребенок.
Муж Лилии служил в авиации. В гарнизоне многие знали, какая беда случилась в семье. Об их трагедии говорили все: одни сочувствовали, некоторые пытались помочь.
-- Спустя год после того, как Лиля родила девочку, ко мне как-то зашла соседка и стала расспрашивать, какого числа и в каком роддоме та разрешилась, -- рассказывает Ольга, подруга Лилии. -- «Я вчера была у знакомых на дне рождения их малышки. Они взяли ее год назад в том же роддоме,» -- сказала соседка.
-- Когда подруга намекнула, что догадывается, где моя дочка, я вспомнила странный случай, который произошел за месяц до рождения Дарьи (так мы хотели назвать малышку), -- продолжает Лилия. -- Я тогда была дома с детьми. Уложила всех спать в одной комнате и пошла полоскать белье. И вдруг услышала детский плач. Заглянула в детскую -- все крепко спали. Подумала, что мне показалось. Но в соседней пустой комнате вновь раздался плач. Мне стало не по себе. Я заплакала, почувствовала, что случится беда. Утром подруга успокоила меня, рассказав, что во время войны с ее бабушкой такая же история приключилась. Она слышала детский плач, хотя ни в доме, ни во дворе детей не было. Вскоре получила известие, что муж пропал без вести. Но она не верила в то, что он погиб. Так и вышло -- после войны муж вернулся. Тогда мы с подругой решили: я что-то потеряю, а через какое-то время найду… Когда соседка Ольги намекнула, что в семье Синицких (имена и фамилии членов этой семьи изменены по этическим соображениям -- Авт. ) растет моя дочка, я подумала: сбылось наше предсказание.
Лилия не выдержала и пошла к Синицким. Сказала, что не уйдет, пока не увидит ребенка. Когда женщине показали малышку, сердце матери ей подсказало, что это ОНА. Но как теперь вернуть девочку? Женщина обратилась в прокуратуру. Уголовное дело возбудили в 1992 году. Через месяц расследование прекратили «за отсутствием состава преступления». В 1998 году проводилось дополнительное расследование, которое тоже ничего не дало. Через год Генеральная прокуратура Украины отправила дело на доследование в Луганскую областную прокуратуру. Наконец, в нынешнем году областная прокуратура вынесла окончательное решение о прекращении расследования, поскольку доказательств того, что ребенок был похищен, нет.
Корреспонденту «ФАКТОВ» позволили ознакомиться с некоторыми материалами этого дела.
-- В деле есть справки о том, что в 1991 году из-за прорыва отопительных систем был затоплен архив, в котором хранилась медицинская документация за 1987--1989 годы, а в 1992 году пожар в морге уничтожил документацию за 1987--1989 годы, -- объясняет начальник отдела Луганской областной прокуратуры Николай Герман. -- Поэтому следователи, которые проводили расследование (а их было трое), делали все, что могли: опросили свидетелей -- сотрудников роддома, членов семьи, в которой, как считает женщина, растет ее дочь. Поскольку в ходе следствия доказательств нарушения в действиях медработников не выявили, то дело прекратили.
Женщина считает, что в сложившейся ситуации единственный способ доказать, что ее дочь воспитывается у Синицких, -- сделать анализ ДНК.
-- Понимая, что генетическая экспертиза могла бы решить разногласия двух семей, я предложил Синицким пройти ее, -- говорит Владимир Забайрачный, работавший в то время следователем прокуратуры Каменобродского района Луганска. -- Мама девочки сначала была не против, но, посоветовавшись с мужем, отказалась. Принуждать людей пройти такой тест без веских оснований мы не имеем права.
В Луганске корреспондент «ФАКТОВ» встретился с отцом девочки, которую Лилия считает своей дочерью.
-- Почему вы отказались от генетической экспертизы? Вы боитесь узнать ее результат? -- спрашиваю Андрея Синицкого.
-- Я подумал: зачем мне проходить экспертизу, если это мой ребенок. К тому же, посоветовавшись с медиками и юристами, узнал, что анализ не дает стопроцентный ответ. И даже если специалисты скажут женщине, будто они на 99 процентов уверены, что это не ее ребенок, она все равно уцепится за этот один процент и не оставит нас в покое.
После того, как 11 лет назад эта женщина заявила, что мы украли ее ребенка, нас донимают со всех сторон. О ее беде пишут в газетах, рассказывают по радио, на телевидении. Несколько раз нас вызывали в прокуратуру.
-- Почему же вы не рассказывали свою историю журналистам?
-- Нас никто об этом не спрашивал. А что бы мы после очередной газетной публикации пришли в редакцию оправдываться? После такого однобокого освещения ситуации с нами пытались разбираться знакомые этой женщины, общественные организации. Лилия постоянно обращается к моей жене, теще. Никаких аргументов, которые идут вразрез с ее убеждениями, женщина не слышит. Мы уже перестали обсуждать с ней эту тему. Боимся выпускать ребенка на улицу. Дочка рассказывала, будто Лилия подходила к ней и говорила, что она ее мама. Как только малышка пойдет в гости к подруге -- у подъезда уже сидит Лилия. Кто-то из соседей ей сообщает. Девочка звонит домой, просит, чтобы ее забрали. Она в этой ситуации страдает больше всех. Держать ребенка взаперти мы не можем, но и как уберечь ее от этой женщины, не знаем. Сначала думали уехать из города. Но я уверен, что Лилия найдет нас везде.
-- У Лилии ведь есть косвенные доказательства того, что вы воспитываете ее ребенка. Например, письмо от жены вашего сослуживца, в котором женщина говорит, что ваша супруга рассказала, как врачи передали ей ребенка многодетной роженицы, а той сообщили, будто ее девочка умерла…
-- Я много раз пытался проанализировать эту ситуацию. У меня есть основания считать, что это не простое совпадение. Когда-то в молодости в своем гарнизоне я уличил одного офицера в нечестности. Мне советовали закрыть на это глаза, так как у того были высокопоставленные родственники. Однако я поступил по совести. Этого офицера исключили из партии, сняли с должности. Думаю, его семья решила таким образом отомстить мне. Скорее всего, Лилия и не подозревает, что кто-то умышленно использовал ее горе против других людей. И даже если у этой женщины украли ребенка, наша девочка -- не ее дочь.
-- Вы допускаете, что после генетической экспертизы, которую, надеюсь, вам удастся провести, выяснится, что девочка Синицких не ваша дочь? -- спрашиваю Лилию.
-- Если анализ не подтвердит родства, значит, Синицкие подкупили врачей. Я буду добиваться, чтобы экспертизу провели повторно.
-- Родители девочки не дадут согласие на проведение анализа ДНК. А в 18 лет она сможет решать сама: стоит ли ей подтверждать родство. Вы не думаете, что девочка не захочет этого делать?
-- Я уверена, что она согласится. Голос крови победит.
Эта история не имеет конца. Стечение многих обстоятельств связало две семьи неразрывно. И Синицкие понимают: если у Лилии есть хоть маленькая надежда на то, что ее ребенок жив, она будет искать его и пытаться вернуть. Но и Синицкие намерены защищать свою дочку от посягательств.
-- Я спрашивал у знакомых медиков, могли ли врачи роддома похитить ребенка Лилии, -- продолжает Андрей Синицкий. -- В неофициальной беседе они говорят, что, скорее всего, те записи, которые Лилия обнаружила в морге, можно объяснить борьбой за показатели детской смертности. Тогда, если новорожденный умирал в роддоме, медиков наказывали, а в том, что ребенок родился мертвым, вины врачей не было. Вероятно, Лилия видела свою девочку, и малышка через какое-то время умерла. Но врачи решили записать ребенка как глубоко недоношенного. Из-за того, что уничтожена вся документация за тот период, проверить это уже нельзя. Разве что кто-нибудь из врачей захочет рассказать, как все было на самом деле.
А между тем, как объяснили сотрудники Луганской областной прокуратуры, если виновные признаются, они будут освобождены от уголовной ответственности, так как со дня совершения преступления истекли сроки привлечения к наказанию.
Но решит ли проблему признание виновных? Наверное, нет. Если Лилии докажут, что ее дочь погибла, женщина вряд ли в это поверит. Если же окажется, что девочка Синицких -- ее дочь, как объяснить это ребенку? Думаю, скажи любому взрослому человеку такую правду, это доведет его до нервного срыва. Представьте, что мир, в котором человек жил, счастливые и грустные переживания, связанные с его родителями, в миг разрушатся. Что дальше? 12-летней девчушке уже сейчас приходится задумываться, как относиться к этой женщине, которая повсюду следует за ней.