Сыновей, как правило, принято сравнивать с отцами. Особенно со знаменитыми. У Михаила Ефремова стойкий имидж современного infant terrible. Заложник образа периодически предпринимает вялые попытки доказать, что, мол, «я другая, я жду трамвая», а потом в очередной раз капитулирует: хотите видеть меня таким -- ради Бога, кушайте…
-- Стульями, Михаил, бросаться не будете? Вы же рассказывали, что накануне премьер под горячую руку можете зашибить чем-нибудь тяжелым.
-- Ну, эмоциональные перехлесты у всех случаются. Я перед премьерами порой сильно нервничаю.
-- О том и говорю. Спектакль «Еще раз о голом короле», который вы недавно поставили в «Современнике», дался большой кровью?
-- Пожалуй, нет. Только один день пришлось поорать вволю. Но к чему теперь стулья ломать? Я ведь до спектакля бываю буйным, а не после… Наверное, знаете, как у нас обычно случается: в авральном режиме доучивается текст, монтируются декорации, дошиваются костюмы…
-- Какие костюмы, если король голый?
-- Все-таки узенькие трусики на нем были…
-- А в жизни вам короли часто попадались -- хоть какие-нибудь?
-- Короли? Что-то не припомню.
-- Правда? Почему-то полагал, что в силу, скажем так, происхождения вы регулярно сталкивались с власть предержащими.
-- А-а-а, вы об этих… Но они совсем не короли, уверяю вас. Люди, посвятившие жизнь чему-то, совершенно мне непонятному. Серьезные дядьки, без тени улыбки рассуждающие о своей ответственности за судьбы тысяч и миллионов сограждан. Разве можно к подобным речам относиться без иронии?
-- Так с этими дядьками вы общались или нет?
-- С этими -- общался. Меня даже Леонид Ильич Брежнев гладил по голове. В Кремле, куда родители взяли меня на правительственный прием. Я тогда был совсем маленьким. Брежневская рука показалась мне пухлой и доброй. Когда пошел в школу, я еще лет пять рассказывал всем, что лично знаком с генеральным секретарем ЦК КПСС…
-- Что не спасло вас от исключения из рядов юных ленинцев.
-- Но тогда я был уже не ленинцем, а… фашистом. Так меня назвали на педсовете и, исключив из пионеров, выгнали из школы.
-- А что вы учудили?
-- На уроке физкультуры сдернул с одноклассника трусы и запихнул его голым в раздевалку к девчонкам…
-- Визгу, наверное, было…
-- Когда учителя взялись разбирать мое поведение… Пришлось забирать документы и уходить.
-- Отец не наведывался в школу, чтобы замолить грехи сына?
-- По-моему, такого не случалось ни разу. Правда, однажды дед, Борис Покровский, пришел. Надел звезду Героя Соцтруда и пошел. Его мама попросила. Но это уже было в другой школе.
-- Ваши подвиги и там продолжались?
-- Не в такой степени, но имели место…
-- Поди, рано узнали, тяжела ли у отца рука?
-- Он всего однажды дал мне по башке, но за дело… На Новый год меня оставили вдвоем с дедом, он заснул, а ко мне приехал друг, и мы выпили бутылку французского коньяка «Курвуазье» и полтора литра сухого вина, кажется, тоже французского. Нам тогда было лет по двенадцать или тринадцать. Естественно, в результате мы заблевали всю квартиру. Можете представить картинку, когда дед проснулся… На следующий день папа вернулся домой, и я понес заслуженное наказание. Помню, было больно…
-- Ефремов-старший тоже был склонен к эмоциональным перехлестам?
-- Нет, отец обладал мощной силой воли и не позволял себе срывов на людях. Мама вечно очень нервничала из-за моих выходок, папа же все держал в себе, топил в глубине.
-- А фразу «Ты позоришь фамилию» вам в свой адрес слышать приходилось?
-- Однажды удостоился чести. Папа купил «Мерседес» (а тогда их в Москве вообще не водилось) и поставил под окнами. Я, восьмилетний балбес, вышел погулять во двор, забрался на крышу автомобиля и принялся там прыгать с криками: «Это машина моего папы, моего папы!» Вопли достигли родительских ушей, после чего последовали немедленные оргвыводы…
-- Ай-я-яй! И за что вас Брежнев по головке гладил… Кстати, мы отвлеклись от темы королей. По-моему, ваш отец поддерживал близкие отношения и с Михаилом Горбачевым?
-- Михал Сергеич был папиным другом, но как раз он -- не король, не из их породы. Это хороший, а главное -- нормальный, адекватный человек. Два или три раза он даже приходил на дни рождения к отцу, терпеливо сносил происходящее вокруг.
-- А что происходило?
-- Гостей же обычно собиралось много, и каждому хотелось подойти к живому Горбачеву, задать вопрос, подержаться за руку… Но, кстати, общение между ним и папой продолжалось и после того, как Михал Сергеича попросили из Кремля… Отец был очень благодарен ему, что разрешил чудовищную проблему перенасыщения труппы МХАТа.
-- Вы о разделе Художественного театра на два -- имени Чехова и имени Горького?
-- Ну да. В труппе числились двести человек, а работала от силы половина. Но у знаменитых артистов театра были собственные связи в верхах, и, как только заходил разговор, что труппа непомерно раздута и необходимы радикальные сокращения состава, обязательно отыскивался могущественный противник этого решения. Только Горбачев внял аргументам Ефремова и позволил провести необходимую реформу.
-- Вот уж более десяти лет нет единого мнения, стоило ли дробить театр. Мол, хотели получить два МХАТа, а не осталось ни одного…
-- Однажды Станиславского спросили, что такое Художественный театр. Он ответил: это -- когда весело, интересно, захватывающе. МХАТов может быть хоть двадцать пять. Главное -- чтобы в них зритель не скучал. Не в названии ведь дело, а в содержании. Если находятся талантливые люди, способные клонировать МХАТ, что же в этом плохого? Вот Ксюша (Ксения Качалина -- жена Михаила Ефремова, актриса. -- А. В. ) родила мне дочку Анну-Марию и называет ее своим клоном. Я это только приветствую.
-- Анна-Мария? Вроде бы не в православных традициях детям двойные имена давать…
-- У меня обе бабушки -- Ани, а у Ксюши -- Маши. Родилась дочка 14 октября -- на Покров Пресвятой Богородицы, а следующий день, 15-е, в святцах записан как именины Анны Кашицкой. Так что все сошлось одно к одному. По правде сказать, крестили мы дочь как Анну, но все ее знают под двумя именами.
-- А вы-то как кличете?
-- Ань-Мань. Между прочим, с именем мы очень дальновидно поступили: все православные старцы говорят, что скоро будет большая война с Китаем. Лет, может, через двадцать. Тогда Ань-Мань станет первым президентом Китайской России. Или Российского Китая. Ведь для тех, кто придет с востока, имя Ань-Мань привычно. А возможно, она будет ученым или, например, художником.
-- Сомневаюсь. По-моему, ваш род навек с театром повязан.
-- Почему? У моей сестренки явный литературный талант. Папа всегда говорил: «Миша будет на сцене играть, а ты, Настя, пиши». Правда, лет десять, пока в России меняли коммунизм на капитализм, сестра просидела на даче с детьми и собаками, поэтому несколько оторвалась от жизненных реалий. А года два назад окунулась в действительность и сделала для себя много открытий: оказывается, люди бизнесом занимаются, деньги зарабатывают. Настя с большим энтузиазмом взялась за дело, она вообще натура энергичная…
-- Ладите с сестрой?
-- Говорят, я ее ударил по голове игрушечным мотоциклом, когда мне было года четыре, а ей -- десять. Вроде даже рассек кожу на башке, но, по-моему, Настя обид за это не держит. Помню, как уже после мотоциклетной атаки мы вместе играли в космос. Сестра красила себе лицо белилами, становилась в эффектную позу и говорила: «Я -- Аэлита!» А я был зрителем. Точнее, землянином, наблюдавшим за прилетом инопланетянки.
-- Не пытались режиссировать?
-- Этот талант я обнаружил уже в армии, куда меня забрали после первого курса института в 82-м году. Поскольку я уже имел какое-то театральное образование, пусть и начальное, в части мне доверили постановку программ, посвященных всем красным датам -- 8 марта, 1 мая, 7 ноября… А первые полгода я действительно служил, реально.
-- Но вы ведь, наверное, могли вообще откосить от армии?
-- Я хотел, чтобы все было по-честному. Помню, даже написал заявление с просьбой направить меня в Афганистан. Правда, не потому, что такой уж отчаянный патриот и жутко рвался выполнить интернациональный долг. Мне казалось, что в Афгане теплее, чем в Вышнем Волочке, где я служил… К счастью, командир части перед тем, как подписать мой рапорт, догадался позвонить в Москву, родителям. Мама примчалась в полк и принялась уговаривать меня забыть об Афганистане. И я остался в Вышнем Волочке…
Считаю, что те два года не были бесполезными для меня. Правда, к сегодняшней армии я отношусь более настороженно. Все-таки она воюет, и не где-то далеко, а рядом, в России.
-- Сыновьям вашим сколько?
-- Никите 13 лет, Коле -- десять. Оглянуться не успеешь, как в призывники запишут… Но думаю, все нормально будет. Сыновья у меня умные. И хитрые. Наверное, в матерей.
-- А дочь?
-- Ань-Мань еще нет и года, поэтому о хитрости и уме, по-моему, рассуждать рановато. Другое могу сказать: мы с дочурой до того друг к другу привязаны, что иногда даже спим вместе. Меня она лучше слушается, чем тещу и Ксюшу. Правда, однажды проснулся и не могу понять, что за боль. Оказывается, Ань-Мань в шевелюру вцепилась и тянет: мол, вставай, папаня, корми…
-- Вы живете в квартире Олега Николаевича?
-- Жили. Недавно сняли дачу за городом.
-- А чем вас жилье на Тверской не устраивает?
-- С маленьким ребенком там совершенно невозможно находиться. Во дворе сооружают какой-то бизнес-центр, на улицу окна тоже не откроешь: шум, гарь, дышать нечем. В квартире, конечно, есть кондишн-фигишн, но все равно остается ощущение грязного воздуха. Да и вообще как-то неуютно в центре. Помню, в детстве жил у бабушки в доме артистов Большого театра -- здесь же, на Тверской. На все советские праздники просыпался от звуков маршей и здравиц, несущихся из репродукторов. Не самые приятные, доложу вам, ощущения. Может, с той поры и не люблю митингов и демонстраций…
-- Словом, перебираетесь за город. А с квартирой что будет? Слышал, в ней вроде бы хотели сделать музей Олега Ефремова?
-- Нет, такой вариант не рассматривался. Мы рассчитывали, что в театре оставят мемориальный кабинет, но все вещи, книги отца очень быстро перетащили в музей Художественного театра… Может, Настя о чем-то сумеет договориться, она сейчас создает фонд «Дом Олега Ефремова». Признаться, в это не слишком вникаю. Если у Настьки станут возникать проблемы, тогда я подключусь. Но первому лезть… Я даже 24 мая, в годовщину смерти отца во МХАТ не поехал, хотя приглашение мне передали. Через маму.
-- Отношения с дирекцией театра у вас по-прежнему аховские?
-- А с чего им меняться, если там работают все те же типы? В творческом коллективе не должно быть такого количества чиновников и бюрократов. Они способны задушить любое дело… Дошло до того, что создан клуб директоров московских театров. Вот это как раз и есть голые короли.
-- И Табаков ничего не в силах изменить во МХАТе?
-- МХАТ -- это достаточно сложный механизм… Надо дать Табакову пару лет спокойно поработать, разобраться в ситуации, все верно оценить. Пройдет время, тогда и можно будет что-то требовать…
А Олега Павловича я очень люблю. Достаточно сказать, что при поступлении в школу-студию МХАТ писал сочинение на тему «Мой любимый артист» именно о нем. Помню Табакова с детства -- так же, как, к примеру, и Евгения Александровича Евстигнеева, который жил с нами в одном доме, этажом ниже -- на шестом. В детстве у нас и компания была своя: Антон Табаков, Денис Евстигнеев да я. Иногда еще Женька Митта присоединялся.
-- Получается, из вашей четверки только Табаков-младший изменил высокому ради хлеба насущного -- потрафляет чревоугодникам?
-- По-моему, Антон давно нашел себя и доказал состоятельность в бизнесе.
-- Вы его примеру последовать не пробовали?
-- Бесполезно. Мама рассказывала, как во время войны в эвакуации бабушка однажды громко заявила: «Все, я устала от вашей бесхозяйственности, буду сама торговаться на рынке». Отправилась в торговые ряды, с решительным видом подошла к какой-то женщине: «Почем редиска?» -- «Двадцать пять копеек пучок». Бабушка несколько секунд подумала и уверенно произнесла: «Беру три за рубль». Словом, у нас еще та коммерческая жилка в крови… Да и чего ради насиловать себя? На жизнь хватает, и когда вижу более успешных и богатых, жаба меня не душит. Конечно, иногда приятно съездить в Швейцарию, но ведь это желание возникает не каждый день, верно?
Деньги не тема для печали. Меня другое порой беспокоит -- работа. Наверное, я плохо формулирую мысли, а это проблема для режиссера. Говорю, говорю, а актеры никак не поймут, чего же я от них хочу на сцене. В такие минуты испытываю раздражение. А когда ставишь спектакль, важно создать атмосферу. В театре главное -- любовь. Эту формулу вывел мой друг Сережа Шкаликов. Чтобы добиться взаимности, режиссеру нужно самому быть искренним, честным, в том числе в мыслях и словах. Кстати, по атмосфере мне нравится сегодняшний «Современник». Есть в этом театре внутренняя интеллигентность.
-- Поэтому вы к нему и тянетесь? Соленого в «Трех сестрах» сыграли, филатовского «Голого короля» поставили…
-- Сейчас Дмитрий Жамойда, который у меня играет короля, хочет поставить инсценировку чеховской «Дуэли». Теперь Дима будет режиссером, а я -- актером. Мне нравится работать с молодыми.
-- Себя, значит, в старики записываете?
-- Тридцать восемь в этом году исполнится. По-моему, подходящий возраст, чтобы критически оценить сделанное и не строить особых иллюзий.
-- Самоедство уважаете?
-- Это у меня в крови. Я ведь Скорпион, так что хаваю себя с большим аппетитом… Спасает, что у меня энергии много.
-- Неужели всю в работу направляете?
-- Иногда в семью ухожу, иногда…
-- Куда?
-- Куда-куда… А то не знаете!
-- Пьянству -- бой?
-- Я давно пытаюсь всем это доказать, но почему-то безуспешно… Наверное, из-за того, что пару раз действительно крупно обосрался… Словом, я не алкоголик, а жизнерадостный пьяница.
-- Сколько нужно, чтобы ощутить пьянящую радость жизни?
-- Определенной дозы нет. Бывают у меня и тяжкие похмелья, но и периоды трезвости случаются. Не надо думать, будто я каждый день бухаю. Жизнерадостный пьяница -- красивая формула, придуманная Ваней Охлобыстиным, но не более того… Алкоголь не та проблема, которая может глобально помешать мне в жизни. Всегда есть возможность остановиться.
-- Да? Вы говорили, что отец был сильным человеком. Тем не менее Олег Николаевич пил, хотя знал, чем все закончится.
-- Когда Ефремова назначили художественным руководителем МХАТа, мой дед, Борис Александрович Покровский, заявил: «Алкоголик не может быть режиссером главного драматического театра страны». После смерти Олега Николаевича мама напомнила деду его слова. Тот подумал и сказал: «Но ведь он и когда пил, работал!» Наверное, так можно сказать и обо мне. И я не оправдания ищу, нет. Слишком сложная, нервная профессия досталась мне по наследству. Посмотрите историю. Среди режиссеров случались и самоубийства, и случаи сумасшествия. Может, спиртное как способ на время отрешиться от проблем -- не худшее средство? Ведь приходится постоянно за кого-то отвечать. Трудное это дело.
-- А за кого сегодня вы в ответе?
-- За жену, дочку, маму, тещу. За бабушку, дядю, дедушку и его жену. Не имею права их обманывать и совсем уж расстраивать, вот и держусь.