Но даже после этого она не перестает беспокоиться о нем и его дочери
Наде не спалось. В два часа ночи она все еще сидела на медицинском посту, разговаривая с сестричкой о том о сем. Вдруг в дверь гинекологического отделения позвонили, и на пороге возникли три милиционера. Один из них держал на руках новорожденного, завернутого в какие-то тряпки.
-- Вот нашли во время дежурства. Подкидыш, -- объяснили они.
-- Вы попали не по адресу. Роддом рядом, обратитесь туда, -- медсестра уже готова была закрыть дверь, но пациентка отделения Надежда Олийнык робко попросила: «Разрешите взглянуть».
Зрелище было не для слабонервных. Мальчик был синий и такой худой -- аж косточки светились. «Я его усыновлю», -- решила про себя Надя, которая к тридцати годам устала ходить по гинекологам и уже отчаялась иметь собственных детей. Через тридцать лет этот подкидыш вынудит женщину оставить свой дом и скитаться уже с его ребенком по чужим углам. Впрочем, все по порядку.
Мать Надежды умерла при родах. Отец, отдав малютку в детдом, вскоре женился на другой, у которой был сын от первого брака. Однако Надю не спешили забирать в семью. Только после того как отец погиб на фронте, мачеха привела ее в дом. И не потому вовсе, что воспылала любовью к сироте -- просто в то время детям погибших фронтовиков полагалась материальная помощь. Правда, девочка ту помощь так и не ощутила… Вскоре, сжалившись над бедным ребенком, Надю приняла в свою семью тетя, жившая в тесной комнатушке на Подоле в Киеве. У тети росло своих трое детей, поэтому Надя была им за няньку. Самой же ей выделили место… под батареей в ванной комнате. Здесь, положив доску на ванну, она готовилась к урокам.
Училась девочка неплохо, поэтому в Киевский финансовый техникум поступила с первого раза. Во время летних каникул девушка подрабатывала -- то на пивзаводе, то на кирпичном. Носила тяжеленные ведра с раствором, черепицу на крыши таскала. Кто знает, возможно, эти неимоверные физические нагрузки сказались на Надином здоровье и она стала бесплодной.
По направлению техникума Надя уехала в небольшой татарский городок Нурлат. Здесь, в Татарии, ее и встретил лейтенант Алексей Олийнык. Молодой человек был сражен наповал излучающими доброту огромными глазами девушки. Это была судьба. Увы, жестокая к Надежде. Супружеская жизнь не сложилась. Алексей часто выпивал. Супруга страдала еще и от его постоянных измен. В то время когда она ложилась в больницу в надежде победить бесплодие, Алексей ложился… в чужие постели.
-- Когда я выписалась из больницы и сообщила Алексею, что хочу усыновить брошенного ребенка, он ответил безразлично: «Делай, как хочешь, мне все равно», -- сдерживая слезы, рассказывает Надежда Григорьевна. -- Муж тогда был увлечен своей очередной пассией, поэтому решение я приняла сама. Правда, соседи по квартире меня поддержали. Мы в то время жили в военном городке в Саратове. Мужья моих соседок испытывали на полигоне космическую аппаратуру и получали продовольственные пайки в тюбиках, как настоящие космонавты. Они шутили: «Пока у нас есть тюбики, малыш не пропадет».
Запал мне этот несчастный мальчик в душу, каждую ночь снился. Я регулярно звонила в отделение реанимации, где он находился три месяца, справлялась о его здоровье. «Пока живой», -- отвечали мне, и это меня радовало. Никто ведь не надеялся, что такой слабенький малыш выживет.
Было начало сентября, и вот в один из дней звонит мне медсестра Галя, с которой за эти три месяца у нас сложились дружеские отношения. «Готовим документы на отправление Паши в Дом малютки», -- сообщила она мне. Я быстро примчалась к главврачу роддома: «Мы с мужем решили усыновить этого мальчика». Он посмотрел на меня, как на ненормальную, и тоже начал уговаривать не принимать поспешного решения. -- «Вы еще молодые, у вас будут свои дети. А этот может умереть, вы же видите, в каком он состоянии». Но меня ничто не могло остановить.
22 сентября 1967 года Надежда и Алексей Олийнык усыновили малыша. А спустя полгода молодая мама, завернув сына Павла в одеяльце и прихватив узелок с самым необходимым, села в первый же идущий на Киев поезд. Не хотела она больше видеть Алексея и все свои жизненные надежды связывала с этим теплым комочком. Плакала не переставая.
В одном купе с Надей ехали прапорщик с женой. Слезы попутчицы не могли оставить их равнодушными. Узнав о случившемся, Володя Шевченко, ехавший для прохождения дальнейшей службы в Миргород на Полтавщину, пообещал Наде, что вернет ее мужа в семью. Забрав чужую женщину с ребенком в Миргород, он определил ее к своей тете на квартиру, а вскоре способствовал переводу туда и Алексея Олийныка. Вырванный из привычной среды, он на некоторое время остепенился. Супруги примирились, и в доме воцарился покой.
В Миргороде Олийныки скрыли то, что Паша им неродной. Отец никакого внимания ребенку не уделял. Ни в садик не водил, ни в школу на собрания не ходил. Зато мать, устроившись бухгалтером в сельпо за 12 километров от города, успевала, казалось, все. Паша рос милым, послушным, общительным ребенком. Хорошо учился, увлекался рисованием. Особенно любил иконы копировать. После восьмого класса он поступил в Миргородский керамический техникум.
Отец к тому времени совершенно перестал интересоваться семьей. Бывало, и неделю, и две дома не появлялся. Надежда Григорьевна смирилась со своей судьбой. Но мысли о разводе ее никогда не оставляли. Она разошлась с Алексеем совсем недавно, когда ее помощь стала ему ненужной.
А тогда тянула лямку из последних сил. Подать на развод боялась, так как не хотела препятствовать его карьере военного. Могла и квартиру получить, но не решилась даже на формальный развод. Стыдно перед людьми было. Да и свекор перед смертью просил не оставлять Алексея -- он чувствовал, что без нее сын завершит свою жизнь где-нибудь под забором. Свекор был хорошим человеком, в память о нем Надя терпела выходки Алексея. Даже тогда, когда его часть расформировали, поехала хлопотать в Киев, к знакомому члену военного совета, чтобы мужу дали дослужить до пенсии. В Украине его никто не хотел брать, и Надежда Григорьевна привезла отношение о переводе на российский Север. Приезжает домой, а он лежит пьяный. Как она просила его не подвести ее на новом месте! Но Алексей никогда не внимал ее просьбам. Через некоторое время от командования части начали приходить письма с сообщениями о том, что офицер Алексей Олийнык часто появляется на работе в нетрезвом состоянии. Надежда вынуждена была оставить работу бухгалтера и ехать «нянчить» чужого ей человека.
Потом появились проблемы с повзрослевшим сыном. Он влюбился и, уходя в армию, оставил на попечение матери беременную жену.
-- Аленка родилась шестого февраля 1990 года, -- продолжает Надежда Григорьевна. -- Алле, невестке, не дали дочку даже к груди приложить. В роддоме обнаружилось, что она скрыла перед свадьбой, что семь лет уже страдает шизофренией. Поэтому врачи рекомендовали оградить ребенка от общения с матерью и не отдали ей дочку. 14 февраля девочку забрала я. Выдали мне справку по уходу за ребенком, но оформлять декретный отпуск было некогда. Как раз годовой отчет сдавала. Просила соседей присматривать за внучкой, сама по шесть раз в день с работы наведывалась -- покормить из бутылочки и поменять пеленки. Козу завела, чтобы молочко парное было.
Когда Аленке исполнилось три месяца, бабушка отправилась с ней на Урал, где служил Павел. Она хотела просить командование, чтобы сына перевели куда-нибудь поближе. Но из новой части в Воронеже матери сообщили, что сын сбежал из армии. Разыскать его удалось у родителей Аллы. Надежда отвезла сына обратно в часть. Павлу грозила тюрьма, военная прокуратура уже готовила материалы в суд. Надежда Григорьевна до сих пор благодарна военному прокурору Воронежа Циолковскому, который не отдал Павла под трибунал. Вид плачущей женщины с полугодовалым ребенком на руках, наверное, задел его за живое. Вскоре Павла комиссовали.
-- Это ты виновата в том, что Алла заболела. Ты забрала у нас ребенка, ты преступница, -- вернувшись из армии, «поблагодарил» сын.
Надежда Григорьевна не хотела верить своим ушам. Но сын отдалялся от нее все больше. Она пыталась не обращать внимания на его грубость, помогала всем, чем могла. Пользуясь своими связями, добилась, чтобы семье Павла выделили отдельную комнату в общежитии. Тем не менее самостоятельная жизнь у Аллы и Паши не получалась. Болезнь невестки усугублялась. Супруги расходились и сходились вновь. В конце концов их дороги разошлись насовсем. Паша с дочкой вернулся в крохотную квартирку Надежды Григорьевны.
Спустя какое-то время Павел запил. Жизнь под одной крышей с двумя алкоголиками становилась невыносимой. Когда в доме кончались деньги, отец с сыном выносили вещи. Не раз Надежда Григорьевна, прихватив внучку, пряталась у соседей. И она решилась на то, чего всю жизнь боялась, -- подала на развод с мужем. А потом рассказала сыну правду о его усыновлении. Оставив им все, сняла квартиру, в которой стала жить с Аленкой.
Вот уже несколько лет Надежда Григорьевна сильно болеет. С осени прошлого года практически не выходит из больниц. Одиннадцатилетняя Аленка, когда бабушка ложится в стационар, перебирается к соседке Александре Ивановне, а на выходные, когда женщины из бабушкиной палаты отправляются домой, ей разрешают находиться возле нее. Сейчас Надежда Григорьевна лечится в районной больнице.
-- Мне не раз говорили, чтобы я отдала внучку в детдом, -- говорит женщина. -- И только соседка Шура, которая меня всегда поддерживала, сказала: «Как же ты будешь без нее?». Не знаю, сколько мне осталось жить, но я хочу уйти, уверенная в том, что Аленка останется с хорошими людьми. Она умница, в школе учится на отлично, самостоятельная. Может, найдется добрая душа, которая приютит ее после моей смерти.
… Жить с отцом девочка наотрез отказывается. Он же не отказывается от родительских прав на нее, но и воспитанием не занимается.
-- За одиннадцать лет мне никто копейки на Алену не дал, -- вздыхает бабушка. -- А сейчас, когда все мои деньги ушли на лечение, просто не знаю, как ее прокормить, одеть.
Нельзя сказать, что Надежда Григорьевна, у которой подозревают онкологическое заболевание, осталась наедине со своей бедой. Сотрудники сельского строительного комбината, где она работала, ее регулярно навещают, оказывают материальную помощь. Евангелисты, узнав в районо о положении Аленки, принесли ей целый кулек продуктов. Соседи тоже ежедневно наведываются, приносят домашнюю еду. А сын ни разу не поинтересовался состоянием ее здоровья. После того как прошлой осенью муж повесился, Павел ушел во Мгарский монастырь под Лубнами. Надежде Григорьевне не верится, что его привела туда вера в Бога. Скорее всего, голод.
Рассказывают, что пьет Паша, как и прежде, только теперь крестится перед тем, как опрокинуть рюмку, и просит у Бога прощения. Наведывался он как-то к матери, чтобы та дала ему 200 долларов якобы для получения священного сана. Надо же, что придумал, чтобы выманить деньги! Приходил как-то Паша к соседям -- одалживал две гривни, чтобы доехать в Хомутец, где мать оставила ему хату. «Она взяла большой грех на душу, усыновив чужого ребенка, -- сказал он соседям. -- Она не мать мне, она сатана».
Каково это слышать женщине, посвятившей свою жизнь ребенку, когда-то обреченному на верную смерть? Но ей по-прежнему жалко его.
-- Если бы время вернулось назад, вы поступили бы так же, как и в 1967 году? -- задаю вопрос Надежде Григорьевне.
-- Да, конечно, -- не колеблясь, отвечает женщина. Видно, она задавала себе этот вопрос неоднократно, и другого ответа у нее никогда не было.