Семнадцать лет назад, весной 1984 года, газета Сибирского военного округа «Советский воин» опубликовала очерк «Легенды и были Новоселовского района», в котором рассказывалось о юности Константина Черненко, о годах работы в Красноярском крае. По тем временам это было неслыханным событием. Людей, рискнувших копаться в личной жизни вождей советского народа, в лучшем случае объявляли диссидентами и высылали «за бугор», в худшем -- отправляли в тюрьму или психушку.
Об организации и подготовке к печати очерка о Черненко, к которому я имел непосредственное отношение, сообщалось во многих центральных изданиях. К сожалению, авторы этих корреспонденций использовали недостоверные факты. В действительности все происходило иначе.
Мне, в то время корреспонденту-организатору отдела пропаганды и агитации в звании майора, приходилось еженедельно дежурить по выпуску очередного номера газеты. В тот день я принес на подпись редактору полковнику Анатолию Ивановичу Кириллову свежий оттиск газеты. Листая «Советский воин», он ругался на чем свет стоит:
-- «Гвозди» нужны газете, «гвозди»! Обленились. И весна на вас не действует.
Кириллов считался в коллективе человеком крутым, упрямым, но творчески одаренным. Как и большинство офицеров редакции, учился во Львовском высшем военно-политическом училище на факультете журналистики.
-- Анатолий Иванович, -- обратился я к полковнику, -- откомандируйте меня в Красноярский край, на родину Черненко. Хочу написать о нем очерк. Это и будет вам «гвоздь».
Лицо у Кириллова вытянулось, и он посмотрел на меня так, что в груди похолодело. Но после минутного напряженного молчания вдруг приказал: «Немедленно в аэропорт».
Красноярск встречал хмурой промозглой погодой. Вместе со штатным фотографом одной из воинских частей рядовым Володей Пономаревым мы зашли в здание Краеведческого исторического музея.
Вначале работники музея насторожились, но форма и документы военного журналиста их немного успокоили. Нам предоставили для съемок некоторые экспонаты, документы, которые не были выставлены для широкого обозрения посетителей. Однако все переменилось, когда приехал директор.
-- Что вы мне голову морочите? -- почти кричал он. -- Зачем в солдатских ленинских комнатах нужно вывешивать стенды о личной жизни товарища Черненко? Почему об этом в крайкоме никто ничего не знает?
И нас с рядовым Пономаревым из музея выставили.
Не повезло и в архиве крайкома партии, куда как оказалось, уже позвонил директор музея. Бывший сотрудник КГБ проявил чрезмерную бдительность.
-- Да вы, мальчики, случайно не из психбольницы? -- удивленно спрашивала пожилая заведующая архивом. -- Такие вещи, как личное дело Константина Устиновича, мы и первому секретарю показывать не имеем права без особого на то разрешения. И других документов я вам не дам. А вот кому следует, я о вашем визите сейчас же сообщу.
Двести шестьдесят километров для Сибири -- расстояние ничтожное. Не успели мы оглянуться, как приземлились в Новоселово. Перед нами простиралось Красноярское водохранилище. Под его водами покоилось прошлое новоселовского края. А ведь шестьдесят лет тому назад под этими льдами хранилища по-сибирски неторопливо жила Большая Тесь. Ближе к вечеру один за другим загорались на реке бакены. Устин Демидович Черненко дело делал исправно. Был он из беднейших крестьян, но человеком оставался добрым, отзывчивым.
За три дня командировки в Новоселово мы побывали во многих семьях, коллективах. Снимали, записывали рассказы новоселовцев, знакомились с архивными документами. А ночами проявляли фотопленки, печатали фотографии. Всего их к концу командировки было около пятисот.
Повезло встретиться с сестрой Константина Устиновича Варварой. В те дни она гостила у родственников. В покосившемся деревянном домике лежала в кровати больная гриппом родная сестра первого человека советского государства. Ни ковров, ни хрусталя. За шесть лет службы в округе мне довелось побывать почти у всех больших и малых городах Сибири. Знакомясь с людьми, я поражался их характеру и быту. Щедрость, открытость, простота, бесшабашность и в то же время непомерная бедность, скромная одежда, почти откровенное презрение к роскоши. Но ведь то были простые труженики-сибиряки, а здесь родственники самого Черненко? Заметив мое недоумение, секретарь Новоселовского райкома КПСС Юрий Евгеньевич Шичев рассмеялся.
-- А ты думал, что черненковцы во дворцах живут? Сибиряки к этому не приучены. Да и сам Константин Устинович не любит роскоши. Был я у него в квартире.
Посетили мы и строительный батальон, который сооружал оросительную систему. Поразили не только масштабы строительства, но и то, как обеспечивался личный состав. На обеденных столах -- свежие овощи, осетрина, икра, жареное мясо, кофе, компот, чай. «Такого я и у родной матери на столе никогда не видел, -- восхищался коренной сибиряк рядовой Володя Пономарев. -- А в солдатской столовой тем более». Секрета в этом не было -- строительство оросительной системы курировал лично Черненко.
… На второй день командировки в Новоселово во время обильного с чаркой обеда неожиданно зашел разговор о Григории Распутине.
-- Все мы не без греха, -- улыбнулся Юрий Шичев. -- Думаешь, у Черненко, кроме двух жен, не было других женщин? Были, да еще и какие.
Разговор закончился поездкой в гости к Александре Вишняковой. За вечерними окнами стояли сумерки. Весело лаяли во дворе собаки. А у нас за накрытым столом велась оживленная беседа, звучали воспоминания.
-- Костя Черненко, -- откровенничала Александра Дмитриевна, -- мужик необыкновенной силы. От меня он не отказывался никогда. Приходилось даже тайком ездить в Красноярск, прятаться по гостиницам…
Прямо напротив дома Устина Демидовича Черненко, на взгорье, стояла одна на всю деревню школа. От учителя Ивана Васильевича Хнюнина узнавал сын Устина Костя не только о Ленине и революции. Часто молодой учитель говорил о любви, близости юношей и девушек, рассказывал пикантные деревенские истории.
-- В школе активисты организовали драмкружок и часто ставили спектакли, -- продолжила воспоминания Вишнякова. -- А после их окончания разбегались парами кто куда. Целовались до посинения…
Костя Черненко успешно окончил пединститут, Высшую школу партийных организаторов при ЦК ВКП(б), прошел путь от заведующего отделом пропаганды и агитации Новоселовского райкома комсомола до Генерального секретаря ЦК КПСС. Работал Черненко в Красноярске, Пензе, Молдавии, Москве. Много раз избирался депутатом Верховного Совета СССР. Но куда бы не бросала его судьба, Константин Устинович стремился навестить свою далекую родину. Не забывал и о подругах, друзьях юности.
-- Костя был женат, но налево ходить себе не запрещал, -- рассказывала Александра Вишнякова. -- Да у нас в Сибири с этим делом намного проще, чем за Уралом. Подумаешь, жене изменил. Лишь бы завистники меньше чего знали. А их у Кости и сейчас много. Женщины Черненко никогда не предавали. Во всяком случае те, которых я знаю. А он нам сильно помог в жизни. Анна Куранова, Евдокия Ким, Варвара Толстикова… Последняя стала Героем Социалистического Труда. И тоже не без помощи Кости (в то время Черненко занимал должность секретаря Красноярского крайкома партии).
-- Женщины любили Костю не только за внешность, обаяние, интеллигентность, -- поделилась в этот вечер своими мыслями и другая подруга Черненко Александра Матюхина. -- Я его до сих пор люблю и за небывалую храбрость.
… Недалеко от Новоселово расположена деревня Черная Кома. Туда на сходку крестьян вместе с уполномоченным крайкома партии Юзупчиком приехал и работник райкома комсомола Константин Черненко. Оба без охраны. В большой избе было накурено и шумно. Обсуждался вопрос о раскулачивании. Сидевший за столом президиума уполномоченный Юзупчик то и дело призывал собравшихся к порядку. Крестьяне спорили, ругались, брали друг друга за грудки. В это время грохнул из окна выстрел. Юзупчик уронил голову на стол.
Убийцу тогда поймали. Им оказался зажиточный мельник деревни Черная Кома.
-- Погуляй пока, щенок, -- злобно говорил он Косте Черненко. -- Жаль, обрез подвел. Но ничего, и до тебя очередь дойдет.
Журналистская работа в Новоселово не осталась незамеченной. В райком часто звонили из Красноярска, интересуясь, чем занимаются военные журналисты. По моей просьбе Шичев на все звонки отвечал уклончиво.
Утром в кабинете Юрия Евгеньевича, ожидая рейсового самолета, мы мирно обсуждали перспективы развития Новоселово. На столе у Шичева размещалось несколько телефонных аппаратов. На одном из них красовался герб СССР. Именно этот телефон вдруг резко зазвонил. Юрий вздрогнул, заметно побледнел. Затем секретарь стремительно поднялся и уже разговаривал по телефону навытяжку: «Да, у нас работает корреспондент из военной газеты. Сегодня вылетает в Новосибирск». Неожиданно Шичев протянул трубку мне: «Будете разговаривать с помощником товарища Черненко Петровым. Старайтесь отвечать коротко и ясно». Этот разговор стал большей, если не основной, частью моего журналистского везения.
-- Кто вам разрешил собирать материалы о товарище Черненко? -- строго спросил Петров. -- «Главный редактор моей газеты». Такой ответ, видимо, несказанно изумил помощника генсека. Он с минуту молчал, а потом с ехидцей поинтересовался: «И о чем вы будете писать?» -- «О крае, где родился и работал товарищ Черненко, его друзьях, родственниках».
Я перечислил фамилии, в том числе и многих женщин, с которыми когда-то имел близкие отношения Константин Устинович. Но тут меня Петров перебил.
-- О любовницах товарища Черненко писать не следует. Вы меня поняли? Рукопись и фотографии вышлите мне на утверждение через Новосибирский обком партии. Если материал будет опубликован, пятьдесят экземпляров газет отправите нам в ЦК той же почтой. А затем уже мягче добавил: -- Смелый ты, майор, человек. Желаю удачи.
Когда телефон правительственной связи отключился, я взглянул на Шичева. Лицо его исказилось. -- «Вы от кого приехали?» -- «От редакции». -- «Я знаю, что не от колхоза, -- почти кричал секретарь. -- А разрешение от ЦК писать о Черненко есть?» -- «Теперь уже есть». -- «Господи, -- изумленно простонал Юрий. -- Я же мог без головы остаться».
Шичев, как и другие райкомовские работники, был если не в штате КГБ, то, безусловно, работал под жестким контролем этого ведомства. Само райкомовское здание тщательно охранялось. Ведь там, как оказалось, была установлена прямая связь с приемной Генерального секретаря ЦК КПСС. -- «Что Петров сказал?» -- «Велел писать». -- «Твое счастье, -- облегченно вздохнул Шичев. -- А то пришлось бы изымать все снимки и записи».
В аэропорту Красноярска нас уже ожидали работники крайкома партии, журналисты из газеты «Красноярский рабочий». Оказалось, что все разговоры по правительственной связи прослушиваются и автоматически записываются на коммутаторе крайкома КПСС.
Вернувшись домой, я позвонил полковнику Кириллову. Рассказ о командировке и разговоре с помощником Черненко занял десять минут. «Сиди дома и никуда не высовывайся», -- сказал он мне. Через полчаса в дверь позвонили. «Скорее всего, Анатолий Иванович», -- говорю жене. Но это был не редактор. На пороге стоял порученец члена Военного Совета округа старший лейтенант Володя Борисенко. «Вас приказано живым или мертвым со всеми записями и фотографиями доставить к генералу Самойленко».
Был выходной, но в штабе округа, куда нас доставили вместе с полковником Кирилловым, собралось почти все политуправление. «Отсюда у нас одна дорога: или в запас, или в герои», -- невесело пошутил редактор.
Более двух часов пришлось отвечать нам на вопросы командующего войсками округа, начальника политуправления, офицеров штаба. В мыслях я проклинал тот день и час, когда проявил такую ненужную для себя инициативу. Нас ругали, нам угрожали всякими проверками и жестким контролем. Но никто ничего поделать не мог. Разговор с помощником генсека Петровым был уже в подробностях передан в политуправление округа. Кто же посмеет изменить решение ЦК?
Затем мы с Анатолием Ивановичем писали объяснительные записки, а я еще и подробный отчет: с кем встречался, о чем разговаривал… И снова допрос. Наконец, командующий со вздохом поднялся: «Писаки, мать вашу. Я уже одной ногой был в министерстве обороны, а теперь что прикажете делать?!»
… Несказанно уставшие возвращались мы пешком домой. «Ничего, -- довольно рассуждал Анатолий Иванович, -- редакторы других газет теперь от зависти на стенку полезут. Нечасто такая неслыханная удача выпадает журналистам нашего ранга».
В понедельник пришлось засесть за очерк. На его написание было выделено десять дней. «Хочешь пей, хочешь гуляй -- но через десять дней материал должен лежать у меня на столе», -- приказал редактор. Обдумывая, с чего бы начать, я вначале не услышал звонок в дверь.
«Из особого отдела, -- представился незнакомый капитан. -- Мне приказано допросить вас и взять подробный отчет о красноярских делах». -- «Меня арестовали?» -- «Пока нет», -- усмехнулся капитан. -- «Тогда катитесь к черту».
Все это не прошло даром. С особым отделом шутки плохи. Уже через неделю я узнал, что меня вычеркнули из списков претендентов на замену в заграничную группу войск. Это был ощутимый удар по карьере. Кто из нас не мечтал попасть служить в Германию, Польшу, Венгрию или Чехословакию, где офицера и его семью ожидала сказочная жизнь: двойные заработки, дешевые шмотки, мебель, легковой автомобиль, другие блага! Понятно, какую досаду принесло известие кадровиков о том, что мою замену в группу войск «зарубили».
Вскоре из Москвы специальным рейсом в виде контроля или помощи прибыла бригада высокопоставленных офицеров Министерства обороны СССР. И хотя среди них не было ни одного профессионального журналиста, каждый выразил желание поставить под материалом свою подпись. Но все обошлось. Пять дней «москвичи» пили водку, играли на баяне и пели песни. А на шестой офицеров погрузили в военно-транспортный самолет и с сибирскими гостинцами отправили в столицу.
-- А тебя на всякий случай необходимо подстраховать, -- сделал из этого неожиданного посещения вывод Анатолий Иванович. -- Поставим под очерком еще одну подпись только что прибывшего в редакцию лейтенанта Бояринцева. Если что, его из армии не погонят. А заодно и тебя.
Вся эта история закончилась на удивление благополучно для всех. Очерк был написан, подписан в Москве. Сто экземпляров «Советского воина» редакция по фельдъегерской обкомовской почте отправила в ЦК.
-- Теперь ждите высочайшей милости, -- с завистью говорили нам многие партийные чины. И она последовала.
Из ЦК КПСС в политуправление округа сообщили, что товарищ Черненко, прочитав очерк, остался весьма доволен, выражает всем благодарность и просит редакцию разослать номера газет живущим в Красноярском крае героям публикации. (Несмотря на запрет Петрова, мы решили в завуалированной форме написать о всех близких Константину Устиновичу женщинах, фамилии которых попали в журналистский блокнот. «Думаю, это товарищу Черненко будет приятно», -- решил перед публикацией очерка полковник Кириллов. И редактор оказался прав. )
Не обошлось и без кадровых перестановок. Командующего войсками округа перевели с повышением в Москву. Начальника политуправления генерала Самойленко и полковника Кириллова -- в Прибалтику.
Виталий Бояринцев ныне работает в газете Министерства обороны России «Красная Звезда». А меня направили преподавателем на кафедру журналистики в тогда еще Львовское высшее военно-политическое училище, чему я был несказанно рад.