Недавно ему исполнилось бы 95. Оказывается, старший политрук Джалиль воевал во 2-й Ударной армии генерал-лейтенанта Власова в должности литсотрудника (так раньше называли корреспондентов) армейской газеты «Отвага». Долгое время исследователи жизни и творчества поэта боялись говорить вслух об этом обстоятельстве, чтобы тень генерала-предателя не упала на доброе имя его несломленного солдата, на котором долгие годы тоже стояло клеймо изменника Родины. Боевой командарм, любимец Жукова и надежда Сталина, перешел на службу к врагу! А литератор, гражданский человек, надевший шинель только по случаю войны, не сломался и в неволе продолжил борьбу. В ожидании казни Джалиль написал в фашистских застенках поэтический цикл «Моабитская тетрадь», стихотворение из которого «Мои песни» поставило татарского поэта в один ряд с авторами «Памятника» и «Заповiту». Через много лет ему присвоили звание Героя Советского Союза, вернули доброе имя.
О том, «каким он парнем был», «ФАКТАМ» сегодня рассказывает бывший ученик Джалиля, а впоследствии исследователь жизни и творчества поэта, переводчик его стихов киевский писатель Муса Гайсин.
-- После семилетки я поступил в Казанский педагогический техникум, -- вспоминает Муса Гайсин. -- Русский язык и литературу у нас некоторое время преподавал… да-да! Муса Джалиль! А в конце 1938 года он организовал молодежный литературный семинар, занятия которого проводил по пятницам. Я посещал их с большим интересом.
Муса Джалиль был невысок, имел плотное телосложение, развитую, как у штангиста, мускулатуру. Вместо гирь и гантелей он упражнялся с емкостью вроде небольшой бочки, которую наполнял водой. Любил поиграть в волейбол, плавать, ходить на лыжах.
Его жена Амина-ханум (по паспорту -- Нина Константиновна) рассказывала, что изредка, простужаясь, поэт любил поваляться в постели, чтобы за ним ухаживали, как за ребенком. Даже подглядывал из-под одеяла за суетой вокруг него.
В 1936 году у них родилась дочь Чулпан -- в переводе с татарского Утренняя звезда. Она и сейчас жива. Работает инженером-проектировщиком.
-- Говорят, у него случались романы на стороне?
-- Видите ли, Джалиль был красивым мужчиной. Вокруг него всегда увивалось много женщин. Они, чертовки, умели себя преподносить. И он не всем отказывал. Любовница родила мальчика и через суд сумела доказать отцовство. Сын Джалиля, отставной полковник, недавно умер.
Когда в 1956 году поэту была посмертно присуждена Ленинская премия, ее денежную часть пришлось делить между двумя семьями. Жизнь -- сложная вещь. Поэты -- люди особенные, увлекающиеся. В любви черпают вдохновение. Думаю, у Джалиля с женой были нелегкие разговоры о его похождениях. В некоторых стихотворениях звучит мотив вины, он просит у нее прощения.
Вообще же можно только удивляться, как его хватало на все. Вставал в пять утра, обтирался мокрым полотенцем и до завтрака писал. Затем снова садился за письменный стол или шел в Союз писателей Татарстана, оперный театр и т. д. Он настолько погружался в работу, творческие заботы, что в быту порой был рассеян.
Однажды мы, «семинаристы», после занятий провожали нашего мэтра на дачу. И только на вокзале все вдруг увидели, что на нем костюм, рубашка с галстуком и… домашние шлепанцы. Все расхохотались.
-- Буквально на следующий день после начала войны Джалиль пошел в военкомат. Там ему сказали: подойдет время призыва вашего возраста -- мы вас вызовем. Он написал семь заявлений! Наконец 13 июля его призвали. Но не на фронт, а в резервный полк, находившийся в 60 километрах от Казани, в конную артиллерийскую разведку.
Командир полка был большим любителем музыки. Однажды он отправился в город на премьеру оперы «Златовласая». Когда закончился спектакль, зал взорвался аплодисментами. «Автора!» -- восторженно скандировали зрители. «Автор либретто Муса Джалиль служит нынче в войсковой части номер… » -- объявил конферансье.
Услышав номер своей части, полковник помчался домой. В три часа ночи поднял всех командиров. Наконец выяснили, что рядовой Муса Джалиль в настоящий момент несет службу на конюшне -- убирает навоз, чистит лошадей. «Такого человека, поэта -- заставили в говне копаться!» -- возмутился комполка. И вскоре отправил Джалиля на курсы политработников, которые поэт окончил с отличием. За что получил звание «старший политрук», соответствовавшее общевойсковому «капитан», и недельный отпуск домой. 4 января 1942 года он собрал нас, кружковцев, на занятие, оказавшееся прощальным. А восьмого мы провожали его на поезд. Впереди шли поэт, его жена, а также его заместитель по Союзу писателей, потерявший ногу еще в гражданскую. За ним мой товарищ нес его фанерный чемодан, а я -- вещмешок. Поезд на Москву был настолько набит, что сажать учителя в командирский вагон нам пришлось через окно, образовав живую лестницу. Мы смеялись, шутили. Джалиль -- тоже. Не знали, что видимся в последний раз.
-- На фронт поэт попал лишь в начале весны сорок второго, во 2-ю Ударную армию, войска которой получили задачу пробиваться на помощь осажденному Ленинграду. Оказалось, что до него на этой должности служил Евгений Вучетич, уже тогда слывший известным скульптором. Редакция, как и прочие части армии, дислоцировалась в низинной болотистой местности. Вучетич заболел малярией, и его вывезли самолетом в тыл.
Старший политрук Джалиль часто выезжал на передовую за материалами для газеты и фронтовых стихов. Однажды во время боя у него на глазах убило командира стрелкового батальона. Военный журналист оказался самым старшим по званию, поднял бойцов в атаку, и батальон задачу выполнил.
Судьба 2-й Ударной сложилась трагично. Оказавшись в окружении, многие бойцы и командиры погибли. Как попал в плен Джалиль, долгое время было неизвестно. Позже в результате кропотливой поисковой работы десятков исследователей удалось выяснить, что во время прорыва из окружения в июне 1942 года в редакционную полуторку, в кузове которой ехал поэт, попала бомба. Старшего политрука прикрыл от осколков и ударной волны рулон газетной бумаги. Их отбросило метров на пятнадцать на кустарник. Более суток Джалиль лежал без сознания, со сломанной ключицей. Пока его не заметили немцы.
-- Почему старшего политрука не расстреляли, как делали это с другими комиссарами, коммунистами, а также евреями?
-- Наверное, очень хорошо сработала служба Альфреда Розенберга -- одного из главарей рейха, которого в 1946 году по приговору Нюрнбергского трибунала повесили. По его инициативе немцы начали создавать из военнопленных национальные легионы -- татарские, армянские, грузинские. Идеологическую работу среди личного состава, по замыслу организаторов, должны были вести известные, авторитетные соплеменники. Розенберг, кстати, прибалтийский немец, учившийся в СССР и безупречно говоривший по-русски, предложил такую работу и Джалилю. Поэт отказался.
Узнав об этом, действовавшая в лагере подпольная организация рекомендовала ему… согласиться! Но не сразу, чтобы гитлеровцы ничего не заподозрили. Риск тут был, конечно, колоссальный. Я бы сказал -- двойной. Не просто погибнуть, а погибнуть с клеймом предателя! Впрочем, так оно поначалу и случилось. Как только Джалиль дал согласие, немцы подбросили в Союз газеты с сообщением об этом… Дома же, естественно, его тут же объявили изменником Родины, его книги изъяли из всех библиотек страны и уничтожили.
Амина-ханум потом рассказывала: «Поднимаюсь по лестнице в здании Союза писателей. Навстречу мне -- председатель Союза. И громко как заорет: «Что здесь делает жена изменника Родины?» Ей, бедной, пришлось уехать в Москву, подальше от позора. Но замуж она больше так и не вышла, хотя женщиной была красивой. Мужчин не подпускала к себе даже ручку поцеловать.
Конечно, подпольщики предвидели провокацию немцев. Они провели в лагерном туалете собрание, решение которого о том, что коммунисту товарищу Джалилю поручено внедриться на службу к фашистам для ведения подрывной деятельности, отправили через линию фронта в Москву, в ЦК ВКП(б). Для этого одному из товарищей, Яну Габдуллину, устроили побег. Эта бумага и сейчас хранится в бывшем архиве ЦК КПСС.
К сожалению, тогда, при Сталине, власть не поверила ни протоколу подпольщиков, ни записанным сотрудниками СМЕРШа свидетельствам перешедшего линию фронта офицера. Самого Яна Габдуллина после проверки отправили на фронт командиром роты, и он вскоре погиб в бою.
А Джалиль тем временем «согласился» работать на немцев. Но с одним условием: что никогда не наденет их форму. Ходил в гражданке. В течение года и двух месяцев он выполнял обязанности чиновника, разыскивающего в лагерях пленных татар и башкир и агитирующего их вступать в легионы. И все это время почти свободно ездил по всей Германии. В присутствии гитлеровского начальства Джалиль и его товарищи-подпольщики призывали соплеменников становиться под знамена рейха для борьбы с большевиками. А в его отсутствие -- то ли устно, то ли посредством листовок -- разъясняли, что, получив оружие, они смогут направить его против врага.
Листовки они печатали в легальной фашистской типографии на глазах у немцев, под их контролем! Джалиль знал, что немец, проверяющий листовки с геббельсовскими агитками, никогда не читает весь текст, а только начало и конец. Поэтому в первых и последних строках шли немецкие воззвания. А в середине -- антифашистские. В том, что ни один из созданных фашистами четырех татарских легионов не попал на фронт, не стал воевать с партизанами, есть заслуга Джалиля. И погиб он не зря.
Подпольщиков предал татарин по фамилии Ямалутдинов. Начались аресты. 8 февраля 1944 года Джамилю и десятерым его товарищам германский суд вынес смертный приговор. Но казнь состоялась лишь 25 августа. Оказывается, приговор должны были утвердить Гитлер и еще два руководителя рейха.
Наверное, нет времени страшнее, чем ожидание смерти. Поэт за эти полгода написал около ста стихотворений, которые после войны получили название «Моабитская тетрадь» (Моабит -- район Берлина, где находилась тюрьма. -- Авт. ). Машинистки Союза писателей, перепечатывавшие их, плакали.
А меня особенно поразило одно стихотворение. Я вспомнил, как однажды, еще перед войной, задал поэту по-мальчишески смелый вопрос. Дескать, Пушкин написал «Памятник», в котором выразил свое жизненное кредо, Шевченко -- «Заповiт». Почему бы и вам не написать тоже? Джалиль сначала улыбнулся. Затем задумался: «Думаю, что напишу». И вот я увидел стихотворение «Мои песни!» Интересно, вспоминал ли поэт меня, когда писал его?
-- Поэтому казнили их, одиннадцать татар, в тюрьме Плетцензее, где была гильотина. Религиозный обряд за неимением муллы совершил католический священник. Я после войны встречался с ним. Он рассказал, что все, идущие на смерть, держались достойно. Пели на татарском языке какую-то лирическую песню. Мусу Джалиля казнили пятым. В немецких архивах потом удалось найти даже свидетельство о смерти. В графе «причина смерти» было написано: «Осужден. Обезглавлен». Где похоронена голова поэта, неизвестно. А тело… У палача была своя маленькая мыловаренная фабрика.
Исследователям не давал покоя еще один вопрос: выяснилось, что в тот день были казнены 12 человек, а не одиннадцать. Кто же был тот двенадцатый? Оказалось, простой немецкий солдат-дезертир. А в компанию с татарами попал только потому, что у палача была дневная норма, необходимая для получения зарплаты.