После знакомства в салоне самолета они не разлучались в течение 36 лет
Жена Зиновия Ефимовича Гердта не имеет отношения к артистической среде. Татьяна Правдина -- переводчик с арабского языка. С Гердтом они познакомились, когда ей предложили работу переводчика во время гастролей Театра Образцова в Египет, Сирию и Ливан. Татьяна Александровна вспоминает, что при приеме на работу было поставлено одно условие: ее рост не должен превышать 160 см. Вначале она не могла понять, какое отношение это имеет к ее профессиональным качествам, но потом выяснилось, что во время синхронного перевода она не должна подавлять своей массой выступающего на сцене. Когда Татьяну представили Зиновию Ефимовичу, он почему-то поинтересовался, есть ли у нее дети. А узнав, что у женщины -- двухлетняя дочь, очень обрадовался и сказал: «Подходит» (в скором будущем этот ребенок станет для него самым родным человеком на свете). Их роман начался в салоне самолета, а сразу после гастролей они поженились. Судьба отвела им 36 счастливых лет совместной жизни.
-- Когда же знакомство переросло в роман? -- спрашивает «Огонек».
-- Наши отношения развивались стремительно, -- рассказывает жена Гердта Татьяна Правдина. -- В Каир раньше летали через Албанию. В самолете Гердт сел рядом со мной и весь полет говорил не закрывая рта -- читал стихи, расспрашивал меня обо мне, что было вполне естественно, ведь я новый человек в театре.
-- Вы чувствовали, что Гердт оказывает вам знаки внимания?
-- Гердт, что называется, за мной ухаживал, что производило на меня в высшей степени негативное впечатление, потому что я думала: «Ну, это обычные актерские номера, гастрольная поездочка… » Естественно, по всем человеческим качествам Зиновий Ефимович мне нравился, но я поставила себе заслон.
Надо признаться, я была, что называется, готовенькая, потому что, живя с мужем в одной квартире, я не была его женой. За год до этого я сказала ему: «Я больше тебе не жена». Он не верил и жил с ощущением, что это у меня пройдет, как-то все рассосется. Но моя обида на него была так глубока, что я точно знала -- это не пройдет, и потому чувствовала себя свободным человеком. Но именно в том, что Гердт актер и это гастрольная поездка, был для меня вульгарноватый флер, и я держалась отстраненно.
-- Человеческие качества Зиновия Ефимовича все-таки нейтрализовали вашу отстраненность?
-- Во время всей поездки по Египту, Сирии и Ливану мои друзья в свободное от работы время водили меня и Гердта, которому они были очень рады, как большому подарку, по всяким местам. Гердт был необычайно обаятелен, остроумен, рассказывал анекдоты даже у сфинкса и не мог не покорить моих друзей.
-- Эта поездка все решила? Или у вас еще оставались сомнения?
-- Я никаких планов не строила, ничего не решала. Мы летели домой, ухаживание шло очень бурное, и единственное, о чем мы договорились в самолете, -- это через день встретиться.
Я приехала домой, где меня ждал ревнивый муж, опять началась разборка, и я опять повторила, что я ему не жена, но он все-таки не верил.
Через день мы встретились с Зиновием Ефимовичем в несколько необычном для свиданий месте -- у Киевского райкома партии. Просто это было неподалеку от места моей работы. Он подъехал на машине, распахнул дверцу, и я сказала: «Ну это просто какое-то шпионское кино». -- «Абсолютно не шпионское, -- сказал Гердт и добавил: -- Я свободный человек». Мы ни слова не говорили о том, что будем жить вместе, и мне не говорилось: «Выходи за меня замуж». Мы просто поехали к его друзьям. И когда вечером я вернулась домой, то решительно сказала мужу: «Вот теперь я сообщаю, что я тебе не верна, и повторяю -- я тебе не жена».
-- А Зиновий Ефимович был так же решителен, как вы?
-- Позже Зиновий Ефимович рассказал мне, что он приехал с аэродрома домой, где был накрыт стол и сидели гости. Так это бывало всегда -- в то время зарубежные поездки были редкостью и превращались в событие. Когда гости ушли, Гердт сказал жене: «Я полюбил другую женщину. Я ухожу». Он, конечно, думал, что всаживает кинжал в спину женщины, но ушел, все оставив ей, и кинжал был вынут почти безболезненно. Все оказалось не так страшно.
И даже были какие-то смешные моменты. Я пришла на работу -- у нас в редакции тогда были так называемые пятиминутки, -- и когда пятиминутка кончилась, я сказала: «У меня есть личное сообщение. Я ушла от мужа». А мужа моего, конечно, на работе все знали. На следующий день опять пятиминутка, и опять в конце ее я сказала, что прошу слова. Все стали хохотать и спрашивать: «Ну а теперь что?» И я сказала: «Я выхожу замуж за Гердта». Все было открыто, и все точки расставлены. То же самое Зиновий Ефимович сообщил в театре.
-- У вас были родители, дочка. Как отреагировали они на этот блицкриг?
-- С мамой была замечательная история. Мы с ней были очень дружны. Она знала, что когда-нибудь я все равно от мужа уйду. Но тут она была обескуражена скоропалительностью моего решения. Конечно же, начались разговоры в кругу маминых знакомых. Прибежала моя приятельница, стала охать и ахать, сообщила, что один наш знакомый, любя меня, предупреждает, что Гердт очень любит жениться, -- он действительно был женат неоднократно.
А через несколько дней Театр Образцова уезжал на майские гастроли -- праздничных дней оказалось много, и я сообщила маме, что еду с театром. «Как же так? -- сказала мама. -- Ты знаешь, мне неспокойно. Я даже не знакома с этим человеком». Мы поговорили, я вышла из дому, на улице меня ждал Гердт. Очевидно, на моем лице он что-то прочитал, потому что спросил: «Что ты такая печальная?» -- «Да вот мама расстраивается. Говорит, что даже не знает тебя. Наверное, надо было как-то по-другому сделать… » -- «Пошли», -- сказал решительно Зиновий Ефимович, и мы тут же вернулись в дом, где были мама, папа и маленькая Катя.
Гердт познакомился и сказал: «Я буду вашу дочку жалеть». Потом была пауза, после которой он сказал: «Я очень устал от монолога, я хочу чая». Сели за стол, и было такое ощущение, что он был здесь всегда.
И когда через несколько минут мы уходили, то я спросила: «Мам, ну что? Тебе стало спокойнее?» -- «Абсолютно», -- ответила она. И вот что уж было необыкновенного в нашей жизни, так это отношения мамы и Зиновия Ефимовича. Он ее обожал, у них были отдельные отношения: редкостное восхищение с его стороны и радость мамы по поводу добротных человеческих качеств Зиновия Ефимовича.
-- Как складывались отношения Гердта с вашей дочкой?
-- Дочке было два года с небольшим, и мы никогда не скрывали, что у нее есть отец. Но он вел себя очень глупо. И однажды Зиновий Ефимович сказал: «Позови его к нам, мы должны поговорить». Он пришел, Зиновий Ефимович посадил его перед собой и сказал» «Кроме прав, есть еще и обязанности. И если у нас одна задача -- чтобы этому человеку было хорошо, то вести себя надо по-другому». До 14-ти лет мы заставляли Катю видеться с отцом. А потом дочь сделала свой выбор -- она обожала Зиновия Ефимовича, и он ее тоже. За глаза, среди своих знакомых, она звала его папой, а дома Зямой. Они были очень близкими людьми.
Катя взяла фамилию Гердт совсем недавно. Я не брала его фамилию. Зяма как-то сказал: «Вот я помру, и под этой фамилией никого не останется». Я спросила: «А кто бы ты хотел, чтобы носил твою фамилию?» Он ответил: «Катя». -- «Давай ей скажем об этом», -- предложила я. И когда я позвонила Кате и сказала: «Зяма спрашивает, не возьмешь ли ты его фамилию?» -- она зарыдала. «Я всегда об этом мечтала», -- сказала Катя. «А почему же ты не говорила?» -- удивленно спросила я. «Я стеснялась», -- услышала я в ответ. И она быстро собрала все документы и сменила фамилию.
-- У вас в доме было такое понятие -- хозяин семьи?
-- Кто был хозяин в доме? Так вопрос у нас не стоял. Зиновий Ефимович любил дом и, что называется, был «оптовиком» -- если что-то покупал, то в большом количестве. Любил, чтобы еда была вкусной, и говорил: «Невкусная еда меня оскорбляет».
-- Можно ли сказать, что Зиновий Ефимович был мягкий человек?
-- Нет, так сказать нельзя. Он был взрывной, иногда несправедливый, но потом приходил в себя и всегда говорил: «Таня, прости». Главное, что общая волна и отношение к людям у нас совпали. И конечно, Зиновий Ефимович влиял на меня так же, как и я на него. Многие говорят, что мы даже внешне стали похожи.
-- То, что супруг был взрывным человеком, давало повод для ссор?
-- Поводы для ссор бывали, как в каждой семье. Но ссорились мы по абсолютной ерунде. Например, я совершенно не могу заниматься своим гардеробом и всегда говорила, что, когда я никуда не выезжала, то была одета много лучше, чем когда мы вместе стали выезжать за рубеж. Нет у меня умения это делать. И поэтому всегда, когда надо было куда-то идти, оказывалось, что мне нечего надеть. Я открывала шкаф и говорила: «Ну, что я надеваю?» Поэтому Зяма, когда нас куда-то приглашали, всегда говорил: «Только без этого «что я надеваю»! Думай об этом заранее». Но не в моем характере думать заранее.
И однажды вечером разразился скандал, сейчас не помню уже, по какому поводу. Я сказала: «Все. Ухожу… » -- решительно встала, скинула халат, открыла шкаф и остановилась. И Зяма, который уже лежал в постели, произнес: «Ну, что я надеваю?» И мы хохотали полночи.
-- Актеры, как правило, люди сложные. Жизнь в образе -- это ведь раздвоение личности. Наложила ли отпечаток профессия на личность Зиновия Ефимовича?
-- Раздвоение личности происходит у всех людей. Не это делает актерскую сущность. Актеры, как мне кажется, должны обладать «легкостью мысли необыкновенной». Я шутя говорила Зяме: «Ты не умный, ты талантливый, что случается гораздо реже». Через талант с годами к нему пришла мудрость, которая ценнее любого ума. Понимаете, от того, что Гердт был истинно талантлив, он не был Актер Актерычем -- он был абсолютно естественным человеком. Я думаю, что это его качество вызывало к нему любовь людей. И что меня поражало -- не мне это говорить, но тем не менее, если отстраниться от того, что я к этому имею отношение, -- его любили люди разных социальных слоев и возрастов. Когда его не стало, мне кто-то сказал: «Когда чужие внуки плачут, это дорогого стоит».
Я никогда не забуду случая, который произошел на рынке. Мы только вошли в него, как какой-то работяга, немного подвыпивший, остановился перед Зиновием Ефимовичем и спросил: «Можно тебя на минутку?.. » Он отвел его в сторону и сказал: «Спасибо тебе… » Я помню, как ком встал у меня в горле от того, что, увидев Гердта, у человека возникла потребность сказать эти слова. Или мы едем на машине, Гердт что-то не то делает, и нас останавливает гаишник. Он выходит из машины, и его встречают радостной улыбкой: «Зиновий Ефимович!.. Какие творческие планы?» Я часто говорила шутя: «Я тебя ненавижу! Как ты сказочно устроился в этой стране! У меня бы обязательно отобрали права или оштрафовали». Он был действительно любим.
-- А звездой Зиновий Ефимович себя чувствовал? Был избалован славой?
-- Вот чего не было в нем, так это звездности. Он, конечно, состоялся, но у него самого всегда было ощущение, что он не тот, за что слывет. Были считанные разы, когда он говорил: «Кажется, коснулся планки». Я ругалась и говорила: «Уничижение паче гордости». Но, думаю, что именно это постоянное недовольство собой и делало его артистом «чаплинского толка», что, по-моему, и есть высшее достижение планки искусства. Сам же он считал, что из живущих этого достигли в актерстве Чурикова и Полунин.
-- Вы чувствовали себя защищенной? Чувствовали, что у вас есть опора?
-- У меня был дом, где все было построено на доверии. Зиновий Ефимович был влюбчив, обожал красивых дам, но я знала этому цену, его отношение к себе, и меня это никак не трогало. Я знала, что значу для него внутренне. Наверно, нельзя это говорить, но я была уверена, что предательство невозможно.