Год назад легендарная советская теннисистка погибла, выбросившись из окна своей киевской квартиры
По прошествии года со дня смерти Марины Крошиной в уютной квартире легендарной теннисистки и ее мужа Лоллия Геннадьевича Сироты практически ничего не изменилось. У порога гостей встречает все та же ласковая серая кошка, которую хозяйка называла просто Кошкой. В гостиной — все то же роскошное метровое с сочной зеленой листвой дерево счастья. Вот только фотографий Марины стало больше, да ее кубки, медали и награды перебрались из холла в зал — поближе к этому вечно зеленому дереву, дарящему надежду на счастье, и компьютеру, за которым любила работать Марина Васильевна…
Год назад смерть 47-летней Марины Крошиной совпала с проведением решающих встреч Уимблдонского турнира, на кортах которого она в свое время тоже одерживала победы. Дважды, в 1970 и 1971 годах, Марина выходила в финал этого престижного турнира, а в 71-м сумела стать чемпионкой юношеского Уимблдона.
«Каждый год в последний понедельник июня начинается Уимблдонский турнир. Юниорский -- двумя неделями позже. Так было и в 1970 году, когда я впервые попала туда. А было мне тогда семнадцать и это был мой первый выезд «за кордон». За плечами — никакого международного опыта. И сразу — Уимблдон! Сначала, правда, я опробовала себя в двух турнирах: первенстве графства Кент в Бекнеме (которое я выиграла) и в Куинс-клабе в Лондоне.
Насколько я помню, самое сильное впечатление от этих турниров — это… трава! Да, та самая, изумрудная, ухоженная и душистая. Настолько душистая, что временами меня просто мутило от ее тошнотворно-сладковатого запаха. Особенно, когда траву стригли. Как я узнала позже, аллергию на траву испытывал и мэтр советского тенниса С. Белиц-Гейман… Так что на этом милом газончике игралось не так-то легко и приятно.
На чем я, кажется, и попалась в свой первый приезд. Относительно уверенно дошла до финала. Но здесь я напоролась на «калифорнийский айсберг» по имени Шарон Уолш. Американка из Сан-Франциско на год старше меня и выглядела куда внушительнее: чуть ли не на две головы выше и -- косая сажень в плечах… Уже тогда она была опытным турнирным бойцом — два года подряд выигрывала первенство США среди девушек до восемнадцати лет, являлась победительницей среди любителей на травяных кортах в парном разряде… Ее курировала сама Билли Джин Кинг.
Мы играли на первом корте Уимблдона. Среди семитысячных трибун в первых рядах примостились Кинг с Ольгой Морозовой. Начала я, как помнится, более чем уверенно — сразу повела в первом сете — 5:0! Но тут что-то разладилось в моей игре. Что — не пойму и сейчас. Американка вдруг «поперла» на сетку и вырвала пять геймов подряд! Сейчас не помню, кто из нас выиграл одиннадцатый гейм. Вот только было похоже, что я ловила ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Меня мутило и подташнивало… Прескверное состояние! Кроме того, необходимость выигрывать Уимблдон (смогли же это сделать до меня Бакшеева и Морозова!) рождала страх, а тот, в свою очередь, вызывал ошибки… Фортуна отвернулась от меня, и счет неумолимо пополз в чужую пользу… В итоге я получила 6:8, 4:6! Так, мой первый опыт игры в финале Уиблодна, как первый блин, получился комом…
Но это меня не сломило и год спустя я «взяла» свой Уимблдон! На этот раз, похоже, я предусмотрела вариант борьбы с аллергией. За победу мне вручили миниатюрный серебряный кубок Уимблдона (на котором было выгравировано не мое имя, а «Wimbledon, 1971, Girls Invitation Competition, Winner») и «огромную» сумму денег — аж двадцать фунтов! Это был мой первый теннисный гонорар. На эти деньги я могла купить десяток порций знаменитой клубники со сливками — символ Уимблдона! Но потратила их на сувениры… » (Из неопубликованной книги Марины Крошиной. )
Послужному списку Крошиной могут позавидовать многие современные спортсмены: она — семикратная чемпионка СССР, двукратная чемпионка Европы, победительница престижных международных соревнований в Швеции, Польше, Франции, финалистка турниров «Большого шлема». Марина Крошина и Ольга Морозова стали первыми советскими теннисистками, выигравшими зимний Открытый чемпионат США в 1973 году. А в этом году в Киеве на кортах клуба «Антей» пройдет первый турнир памяти Марины Крошиной.
- 13 августа у нас в Киеве стартует детский турнир памяти Марины Крошиной, в котором примут участие 128 юных теннисистов, — рассказывает председатель правления теннисного клуба имени М. Крошиной Анатолий Кретов, много лет знавший Марину. — Так уж получилось, что последним местом работы Марины Васильевны стал теннисный клуб «Балути груп», и после ее смерти родители детишек, которых она тренировала, и сами ребята выступили с инициативой создания клуба имени Крошиной. Мы обратились к ее мужу, Лоллию Геннадьевичу Сироте, и в Федерацию тенниса Украины — и вот сейчас такой клуб существует. Очень бы хотелось, и мы прилагаем к этому все усилия, чтобы турнир прошел отлично и в будущем стал международным. Ведь Марину Васильевну знали и ценили за рубежом.
Закончив профессиональную карьеру, Крошина сама взвалила на свои плечи нелегкий, порой неблагодарный труд тренера. Нечасто из хороших спортсменов получаются хорошие тренеры. У Марины Васильевны получилось. Может быть, потому что в ее жизни был гениальный тренер — Августин Августинович Вельц.
«… Зимой выдерживали не все, кое-кто бросал тренировки. Трудно было вставать рано, когда транспорт еще спал, и идти по безлюдным улицам в спортзал Политехнического. Если ночью выпадал снег, я шла и оглядывалась на свои одинокие следы. Это развлекало, как игра в Робинзона. Случалось, что опоздание вызывало бурю негодования Вельца, но иногда я приходила в спортзал первая. Барабанила в дверь. Ворчала, открывая, заспанная вахтерша. А вскоре в зале было уже тесно, летали со стуком мячи, и Вельц, из экономии места, набрасывал их с руки. После тренировки, даже не успев принять душ, я мчалась в школу и с трудом прятала в парту большую ракетку. Теннис захватил меня настолько, что я не могла бросить его, как трудно порой не приходилось. Правда, кошки скребли у меня на душе всякий раз, когда обострялись отношения с учителями и директором школы.
- Ньютона из нее все равно не выйдет, а чемпионка — непременно! — кажется, так кричал Вельц, увозя меня на соревнования посреди учебного года. Вельц нашел себе союзника в лице моей мамы, в прошлом отличной шахматистки, но не установил контакта с отцом. Папа закончил Ленинградскую академию художеств и хотел видеть меня не гоняющей мяч, а, например, художницей. Даже когда я побывала в Англии на Уимблдоне, отец, желая выдержать характер, как-то заговорил о том, что, мол, тратят государственные средства неизвестно на что, а лучше бы его, архитектора-художника, командировали для знакомства с культурой Запада… » (Из неопубликованной книги Марины Крошиной. )
- Марина проработала тренером у нас около полутора лет, но знакомы мы с ней были намного больше, — рассказывает директор «Балути груп» Александр Бабчук. — Детей она очень любила, может быть, потому что у нее со своими не сложилось… Марина была бескорыстным, добрым человеком. К сожалению, в наше время теннис — достаточно дорогой вид спорта, и большинство родителей не в состоянии оплатить обучение своих детей. Талантливых ребятишек Марина тренировала бесплатно. В последнее время она вела группу, в которой было около 30 ребят. Дети помнят Марину Васильевну до сих пор, и в клубе хранится ракетка «Wilson», которой она играла. Мы бы очень хотели организовать при клубе музей Марины Васильевны, но, увы, пока такой возможности нет.
- Знаете, очень часто Марина Васильевна по дороге на тренировку покупала бананы и разные фрукты, — вспоминает главный тренер клуба Илона Шунько, работавшая вместе с легендарной теннисисткой. — Приходила в клуб и раздавала это все ребятам. Она могла принести свои кроссовки и отдать ребенку, у родителей которого не было возможности их купить. У нас никогда не было конфликтов. Мы очень хорошо ладили, и дети ее просто обожали. Крошина была фанатом своего дела. Такие люди, как она, к сожалению, редко встречаются в нашей жизни. В клубе мы до сих пор занимаемся по методике, разработанной Крошиной. Ни на шаг не отступаем.
- Парадокс нашей жизни заключается в том, что, когда в нашей стране начался теннисный бум, мастер такого класса, как Крошина, остался невостребованным, — продолжает Александр Бабчук. — Марину Васильевну приглашали за границу, звали в Москву, но она хотела работать здесь, в Украине. Марина Васильевна должна была тренировать по крайней мере сборную Украины. А вокруг нее образовался вакуум. Пыталась что-то делать — организовывала группы, строила корты… Когда моя дочь начала заниматься теннисом и мне сказали, что в Киеве живет такая известная теннисистка, тренер высокого уровня, я не поверил. Ведь в последнее десятилетие о Крошиной просто забыли… Марина Васильевна была достаточно дорогим тренером. Нет, не по деньгам. По своему уровню. Да, все ее вроде бы любили и ценили, но функционеры, например, считали ее чудачкой. Крошина всегда следила за современным теннисом, была в курсе всех последних турниров. Приходила в клуб и говорила детям: «А вот Кафельников сейчас так делает, давайте и мы так попробуем».
- Еще во времена СССР Марина тренировала детей определенного возраста в сборной СССР. Когда Союз развалился, Крошина осталась не у дел, хотя огромный опыт, желание и силы были. Это, естественно, не могло не сказаться на ней, — рассказывает муж теннисистки Лоллий Геннадьевич. — За тренерскую карьеру Марина воспитала пять чемпионов СССР. Такими успехами, согласитесь, не каждый тренер может похвастаться. Уже здесь, в Киеве, у нас долго жили две ее ученицы — из Владивостока и Риги. Родители доверили их Марине. Девочки показывали отличные результаты, одна из них стала первой ракеткой Украины. Но из-за развала Союза обе были вынуждены уехать…
Да, Крошина оставила в этой жизни заметный след. И даже после смерти эта удивительная женщина продолжает жить. В учениках, которые есть не только в Украине, но и за рубежом (Крошина работала в Греции, Египте. — Авт. ). В кортах, которые она со своими единомышленниками построила на Оболони. Это было мечтой Марины, и она ее осуществила.
«1986 год стал для меня годом рождения моего долгожданного детища, а именно: теннисных кортов на Оболони. Два года ежедневных (часто ночных) бдений. Систематические упражнения с бетономешалкой и лопатой, а также «выступления» с граблями, носилками и ведрами под постоянным прессингом северного ветра, кишевшего свеженькими радионуклидами, могли сломить кого угодно» (из последнего интервью Марины Крошиной, «ФАКТЫ» за 31. 12. 1999 г. )
Еще Крошина продолжает жить в книгах. Многие спортсмены пишут, правда, в основном мемуары (и чаще за самих участников событий это делают другие люди). В 1993 году Марина Васильевна написала и издала первый серьезный самоучитель по теннису, который назвала «Мой теннис».
Учебник по теннису получился не просто методическим пособием, написанным сухим языком. «Мой теннис» — книга, в которой автор сумел передать всю свою любовь к этому красивому виду спорта. Удивительно, но событий в жизни Марины обычному человеку с лихвой хватило бы на несколько жизней. Может, именно это и нарушило ее душевное спокойствие, а может, она просто хотела успеть в этой жизни сделать все… Ее жизнь была насыщена до предела интересными событиями и невероятными встречами. Об этом рассказывает вторая книга Крошиной. Буквально за неделю до своей смерти Марина закончила ее писать. Лоллий Геннадьевич говорит, что книга практически уже готова к печати и скоро увидит свет. Отрывки из нее он любезно предоставил для использования в этом материале.
Помимо огромного количества медалей, кубков и прочих наград за спортивные достижения Лоллий Геннадьевич хранит грамоты Крошиной «За грацию», «За артистизм», «Мисс Универсиада». В то время не было принято называть теннисисток секс-ракетками или выбирать из них самую красивую, но когда на корты международных турниров выходила эта хрупкая миловидная русская блондинка, объективы фотоаппаратов были нацелены только на нее.
«Несмотря на многочисленные титулы, на родине меня много критиковали. Я не совпадала с клише советского чемпиона: отсутствие атлетизма (»гладит мяч, как кошка лапой»), шахматно-интуитивная манера игры, приверженность к задней линии и даже походка (!) оказались идеальной мишенью для критики. Критике подвергалось все: от кончиков пальцев ног (»играла на цыпочках») до тонкостей игрового стиля. Все, кроме хватки, — она не вызывала сомнений… » (из последнего интервью Крошиной. )
… Они прожили вместе 27 лет. Лоллий Геннадьевич говорит, что не ревновал ее к поклонникам:
- Когда соревнования проводились в Союзе, я всегда был рядом. За границу выезжать с ней, конечно, не получалось — время тогда другое было. И потом, это была ее работа. Познакомились мы с Мариной в Донецке, куда она приехала на соревнования. Я знал, что есть такая спортсменка, но теннисом не увлекался. В Донецке на только что построенных кортах проводился турнир, на который собрали всех ведущих советских теннисистов. На соревнования я попал случайно, но, как выяснилось позже, остался в теннисе надолго. В тот день Марина получила травму, а я, в буквальном смысле, оказался ближе всех. Вместе с товарищем мы на руках отнесли Марину в больницу. Потом все разъехались, а она еще на 3--4 дня из-за травмы осталась в Донецке. Можно сказать, что это была любовь с первого взгляда.
«В 1971 году после триумфальной победы на юношеском Уимблдоне я прибыла в Донецк на турнир «Надежд», полная радужных перспектив. Легко пройдя все круги «теннисного ада», я наконец-то очутилась в «райском саду» финала, где, если следовать библейской легенде, меня подстерегал «змей-искуситель».
… Так вот, потянувшись за очередным мячом, я вдруг неожиданно падаю на корт. Сидя в недоумении на земле, пытаюсь осознать происшедшее, но ощущаю только острую боль в голеностопе. В глазах — слезы, поэтому вокруг ничего не замечаю. Как вдруг, откуда ни возьмись, вырастает передо мной высокий и стройный чернявый парень в голубой рубахе и лакированных туфлях. Представившись студентом местного мединститута, он деловито осмотрел мою ногу, а потом, легко подхватив на руки, вынес меня с «поля боя» под бурные аплодисменты всего стадиона. За пределами кортов меня перехватили другие руки — его друга Валика Кобца — и понесли прямо в институт травматологии, где «совершенно случайно» работал старший брат моего спасителя Евгений Сирота. Воспользовавшись тем же «транспортом», через пару часов я оказалась уже в гостиничном номере «Шахтера». Оставшись со мной наедине, мой спаситель наконец -то нашел время рассказать немного о себе.
- Меня зовут Лоллий. Сирота. Но это только фамилия, — сказал он после некоторой паузы, подняв на меня свои изумительно оливковые глаза. — Родился я в Донецке в 1948 году, в семье потомственных врачей греко-мариупольского происхождения… Так что Вашу ногу отныне беру на себя. Гарантирую, что через неделю мы будем плясать «па-де-де!»
С этого момента он стал моим личным лечащим врачом и мужем. Но об этом позже. А тогда были письма, неожиданные для меня встречи в московском аэропорту, его появление на моих соревнованиях то в Тбилиси, то в Москве, то в Донецке… Лолл все больше входил в мою жизнь.
И вот как-то, в самолете, уносящем меня с очередного Уимблдона, я вдруг неожиданно для себя и моего окружения приняла решение «завернуть» в Донецк, а не в Киев, где в то время жила моя мама. Прямо из аэропорта я позвонила Лоллику и сказала:
- Встречай! Но учти, что через два дня я улетаю в Париж, так что у меня мало времени.
И, между прочим, добавила, что не прочь выйти за него замуж…
А было это в шесть часов утра. Через час мы уже стояли перед закрытыми дверьми ЗАГСа. Тут уж Лолл постарался. Не успел он сделать пару телефонных звонков, как двери ЗАГСа гостеприимно распахнулись перед нами, и, как говорится, счастливая пара была готова к плаванию по бурным водам семейного океана. В Киев я отправила телеграмму: «Мама прости тчк Вышла замуж Лоллика тчк Остальное потом тчк».
- В последнее время Марина мечтала куда-нибудь поехать. Хотела в Ташкент, где живет ее брат, хотела тепла. Мечтала съездить в Донецк, где она раньше жила и училась, — вспоминает подруга Крошиной Людмила Лебедева. — В тот трагический день я проводила с учениками тренировку на корте. Чувствовала себя как-то неуверенно, на душе муторно… И я решила вечером зайти к Марине. Болезнь Марины длилась уже давно, но зимой началось обострение. Утром того рокового дня врач сделала Марине укол (к уколам она всегда относилась отрицательно). А вечером, часов в пять, открыла окно и… сделала роковой шаг. Вы знаете, мне кажется, что только книга воспоминаний и держала ее на белом свете. Она мне неоднократно говорила об этом. Марина всегда боялась смерти, боялась боли. Но в силу своего характера она пыталась преодолеть эту боль: «Я боюсь этого, поэтому я сделаю это». Видно, в тот роковой момент все самое болезненное скопилось в душе Марины…
- В тот вечер, когда все это случилось, я был дома, — вспоминает Анатолий Кретов. — Мне позвонил наш знакомый и сообщил о несчастье. Это все было так неожиданно, страшно шокирующие, потому что, насколько я знаю, Марина Васильевна за неделю до этого сделала себе подтяжку. Хотела выглядеть красиво. Наверное, это была какая-то минутная слабость.
Лоллий Геннадьевич говорит, что никаких предчувствий в тот день у него не было.
- В последний год Марина болела. Она находилась в состоянии глубокой депрессии и ожидать от нее можно было чего угодно. Врачи помочь не могли. Я нанял женщину, чтобы она присматривала за женой, пока я был на работе. В тот вечер и я был дома, и сиделка, и из Германии приехала сестра Марины. Но все случилось так молниеносно…