Виктор Шендерович, автор и ведущий передачи «Итого» на канале НТВ, персонаж не только телевизионный. Он еще публицист, писатель, сатирик. Что касается самой видимой части его популярности, то от кого-то из знающих людей я слышала, что телевизионная слава в таких «количествах» людей портит. Однако автору современных памфлетов и телесатир повезло: он здорово уравновешен самокритичностью и самоиронией. Поэтому всем по-прежнему интересно, что он скажет в воскресенье вечером. Но умение найти слова -- это уже производное. Главное -- кто и к чему их находит.
-- Виктор, не так давно вышла ваша первая толстая книга в «Антологии сатиры и юмора». Насколько это событие для вас важно?
-- Очень важно, потому что книга заведомо определяет другое качество -- литературное. Конечно, сейчас популярность, которую могут дать телевидение и литература, несоизмеримы. Но все-таки для меня книга важнее, я ведь литератор, находящийся командировке на телевидении. Собственно, телевизионная часть моей работы -- актерская -- занимает, наверное, процентов десять от всего объема. И 20--30 минут, когда я хлопочу лицом на экране, верхушка этого айсберга. Главное же мое дело -- текст. А книжка -- это то, ради чего стоило становиться знаменитым. В этом смысле известность -- вещь хорошая.
-- И когда же начался ваш неблизкий путь к ней?
-- Наверное, в 1989 году, когда я выступил на «Юморине» в Одессе. Я там читал какой-то невероятно длинный рассказ, абсолютно литературный, никакого отношения к эстраде не имеющий. На самом деле меня интересовало, что скажет Григорий Горин, который тогда был председателем жюри. Но я же амбициозный человек, и мне хотелось каких-то подтверждений, что занимаюсь своим делом. В этом отношении награды имеют смысл. Горин очень доброжелательно слушал, сострадательно мне улыбался мне, я понимал, что он меня поддерживает, но окончательно все решало жюри. В итоге я занял пятое место, расстроился, потому что считал, что, по крайней мере, лучше некоторых из тех, кто был впереди меня.
И вдруг спустя какое-то время после возвращения в Москву мне стали звонить из разных изданий, спрашивать, нет ли у меня новых рассказов. Потом выяснилось, что все нитки вели к Горину, всем, кто мне звонил, он говорил, что такой человек есть. Я был очень тронут и, в общем, в тот момент понял, что я этот конкурс выиграл. Тогда же Григорий Израилевич изрек: «Через пять лет вы будете первым в этом жанре. Вот я вам так говорю, засекайте время». Самое смешное, что ровно через пять лет все и произошло, причем с его же подачи. Однажды он мне позвонил и сказал: «Витя! Вам, конечно, нужны деньги. Тут есть одна идея… » Через час я был у него и услышал слово «куклы».
-- Вот мне уже и не надо спрашивать, как вы попали на НТВ. Ну а дальше вам, надо понимать, пришлось иметь дело с очень отчаянными людьми, раз они учинили весь этот вертеп…
-- Да уж. Одного из них зовут Василий Пичул, он еще известен по фильму «Маленькая Вера» и первому проекту «Старых песен о главном». Он оказался неулыбчивым, малоразговорчивым брюнетом и, надо признать, высококлассным режиссером. Другой -- продюсер программы -- тоже Вася. Он хоть и откликался на фамилию Григорьев, был практически француз. Иногда на него накатывали волны болезненного интереса к своему детищу, и тогда он мог позвонить из Парижа и битый час расспрашивать о сюжете очередной программы, после чего уехать на остров Мартинику и пропасть на месяц. Чтоб не путаться, мы его потом переименовали на французский манер -- Базиль. Ну а третьим стал Левин, сменщик Пичула и директор студии «Дикси», где мы снимали «Куклы». Если бы и он был Васей, я бы застрелился, но он, слава Богу, Саша. По темпераменту полная противоположность Пичулу. Если Вася воспринимал все почти индифферентно, то Левин постоянно обзывал мои сценарии «полной херней», кричал, что не собирается тратить на нее свою жизнь, требовал переделок. А стоило мне переставить местами две-три реплики и сменить шрифт, как он тут же начинал трястись от хохота, утирал слезы, созывал в кабинет сотрудников и предлагал прикоснуться ко мне, пока я живой. В общем, путь от «полной херни» до гениальности я проходил в среднем за полтора дня.
-- Наверное, поэтому быстрая телевизионная популярность злокачественной природы?
-- Знаете, нет там никакой особенной природы, все от самого человека зависит. Мне трудно судить… испортила ли она меня. В общем-то, мне повезло, я стал известным не в семнадцать лет, а в тридцать пять. В таком возрасте уже поздно и неприлично сходить с ума по этому поводу. С папой и мамой, которые меня таким воспитали, мне повезло, все в порядке. Конечно, если бы я, как «Иванушки Интернешнл», стал знаменитым в шестнадцать лет, крышу бы снесло, а так вроде она осталась на месте. Я ее регулярно поутру проверяю.
Ну и еще дело в том, что вокруг меня есть некоторое количество людей, которые мне скажут, дадут понять, если я скурвлюсь, а для меня их отношение дороже и важнее, чем все остальное.
-- И чье же мнение для вас так ценно?
-- Жены, родителей, коллег. Их похвала для меня мед, и если они скажут, что было плохо, то я огорчусь, потому что, наверно, действительно плохо. Вот Горин был тем, кому бы я поверил больше, чем себе.
-- Вы родителей упомянули. Они чем занимались?
-- Сейчас они пенсионеры, а так классический случай -- инженер и учительница, советская интеллигенция, как это называлось.
-- Литературные способности они в вас разглядели, или вы тайно сочиняли?
-- Я с удовольствием марал бумагу, наверное, со старших классов. А свой собственный жанр нащупал где-то ближе к тридцати годам.
-- А что вы называете своим жанром?
-- Ну, может, не жанр, а интонацию какую-то, хотя, может быть, и жанр -- пьески короткие. Да, пожалуй, я выбрался из-под Жванецкого к тридцати. Ведь Жванецкий похоронил под собой два поколения пишущих в этом жанре в нашей стране.
-- ??!
-- Что вы на меня так смотрите? Интонация у него очень сильная, мощная. Я сам знаю это ощущение по молодости лет, когда написал -- и дико смешно получилось. Потом читаешь и понимаешь, что это написал не ты, а Жванецкий. То есть слова твои, а интонация его, взятая напрокат. У него очень мощное обаяние стиля. Поэтому я несколько лет писал, как Жванецкий. Ха-ха-ха! Договорился! Но у него это выходило очень хорошо, а у меня очень плохо, потому что это был не я, а такой маленький клон Жванецкого. Ну, вот, может, с 1989 года появилось несколько рассказов и стихов, с которых начался я.
-- Чтоб теперь уже как публицист продолжиться в программе «Итого». Это была ваша идея?
-- Во-первых, пользуясь случаем, хочу напомнить, что «Куклы» я уже два года не делаю. Хотя за три года работы резиновые уродцы так приросли к моей фамилии, что мне и сейчас приходиться выслушивать слова благодарности или критики за нынешние передачи. Во-вторых, что касается «Итого», то это изначально моя идея. В «Куклах» не хватает оперативности, в них есть метафора, есть образ, но не хватает непосредственной журналистской реакции на непосредственное раздражение -- технология такая. И у меня появилась идея более оперативной, более интонационной программы, возникла мысль придумать что-то с собой в кадре, использовав первую театральную специальность.
-- Вы быстро освоились в кадре «Итого»?
-- Я довольно быстро эту стадию прошел, все-таки у меня же первое образование театральное. Сначала я закончил институт культуры, потом занимался в Табаковской студии, потом режиссуру в Щукинском училище освоил. Я имел некоторое представление об этом, потому что еще раньше много раз выходил на сцену. Знал то, что называют публичным одиночеством. Спасибо Константину Сергеевичу Станиславскому, знал правила, которые помогали. Ну и плюс есть режиссеры, шеф-редактор, которые, слава тебе Господи, держат меня в ежовых рукавицах и не дают расслабиться.
-- Скажите, а НТВ отмечает совместные победы?
-- Да, у нас есть традиция собираться и вместе разные события праздновать. В последний раз мы вот собирались у Киселева дома после церемонии «Тэфи». Шеф угощал. У Жени, конечно, квартира большая, но и народу было много, человек сто точно. Не только же НТВэшники собрались, пришли еще друзья канала, известные и уважаемые люди.
-- А ваши дворцы и угодья за сколько часов каретой можно объехать? И, какая, кстати, карета?
-- Вот-вот, у меня все точно, как у маркиза Карабаса: квартира прежняя, дачи нет. Сам я человек безрукий, а на прислугу не заработал. И машины у меня своей нету, служебная возит. Я ее в ближайшее время и заводить не собираюсь. А зачем? Я и водить-то не умею, и учиться у меня времени нет.
-- Ваша наследница в каком классе учится?
-- В девятом, ей сейчас четырнадцать лет. Она, как мне кажется, по-человечески одаренная личность, не могу пожаловаться на свою дочь. А что касается профессиональных каких-то талантов, то тут поживем -- увидим.
-- Но о будущем задумываться все равно ведь приходиться. Зная много «закадровой» информации, каким вы его видите?
-- Вот честно скажу -- не знаю. Я вообще никогда не загадываю далеко, это бессмысленно вообще, тем более учитывая страну проживания. Я думаю, что все будет не так плохо, как мы опасаемся, и не так хорошо, как мы надеемся.