В послевоенные годы она вышла замуж за здорового парня и родила дочку
Бывший лепрозорий, а сегодня интернат для психотроников расположен в замечательном месте -- вблизи села Малое Староселье на Черкасщине. В начале XVII века здесь был монастырь, окруженный глубоким рвом, который со временем наполнился водой. С внешним миром монастырь связывала небольшая тропа. В этом монастыре под именем инока Гедеона прятался от своих врагов сын Богдана Хмельницкого Юрась. Во время Великой Отечественной войны болота вокруг монастыря служили укрытием для партизан.
Интернат для психотроников старожилы по-прежнему называют лепрозорием. Здесь в войну больная проказой девочка -- Анастасия Крепакова-Жданова пережила собственный расстрел, скиталась по оккупированным территориям. А потом поселилась в новом лепрозории, вышла замуж, родила дочку…
-- Мы помним, как у нас поселили больных проказой, -- делится воспоминаниями Анна Федоровна Грозная, одна из старейших жительниц Малого Староселья. -- Сначала мы все боялись, близко не подходили. Кто его знает, передается эта проказа или нет. Но потом некоторые из односельчан отважились пойти туда на работу, и со временем в медицинский городок многие стали захаживать в гости. Здесь было свое хозяйство, небольшой огород, сад и коровья ферма. Мы помогали больным собирать яблоки, которые они сушили на зиму. Крестьяне продавали больным молоко, яйца, творог…
Сельские девушки замечали, что парни в лепрозории, хоть и больные, но красивые и культурные, на «интеллигентных» работах заняты.
В лепрозории была даже своя самодеятельность. По праздникам перед местными жителями выступал хорошо подготовленный хор пациентов. Многие больные жили в лепрозории семьями. Одни приезжали уже женатыми, другие знакомились и женились в самом лепрозории. Дети у них часто рождались здоровые. Их тогда забирали у родителей и отдавали кормить роженицам из соседних сел, чтобы не заразить малышей проказой.
И все же, как ни благополучно жили больные на государственной обеспечении, эта болезнь не могла не стать страшной трагедией для каждого. Если на первых стадиях проказа -- это просто пятна на коже, то с годами она чудовищно искажает лицо, постепенно «съедает» внутренние органы, разъедает костную ткань, поражает глаза. В 50-х годах было найдено лекарство от проказы, но и оно не избавило излечившихся больных от тяжкого креста -- быть изгоем в обществе здоровых людей.
-- Когда началась война, мне было восемь лет, -- вспоминает Анастасия Крепакова-Жданова, которая живет нынче в лепрозории в поселке Очеретовка Одесской области. -- У нас с братом весной 1941 года обнаружили проказу и отправили в середине июня в тираспольский лепрозорий. Но в дороге нас застала война -- железнодорожный состав разбомбили фашисты. Мы добрались до ближайшего лепрозория -- в Черкасской области. До сих пор помню свой первый завтрак на новом месте: вареные яйца и какао с молоком.
Когда немцы подходили к райцентру Смела, главный врач лепрозория Лев Клопенко срочно эвакуировался. Он был наслышан о зверствах фашистов, и больше всего беспокоился о своей семье. Погрузив домочадцев вместе с пожитками на машину, Лев Яковлевич, виновато заглядывая в глаза больным, забежал проститься со своими подопечными. В этот момент одна пациентка привела к нему своего окровавленного сына: мальчишки подрались на пастбище, один другому нечаянно выколол глаз. Главврач впопыхах отослал рыдающую женщину к медсестре, а сам немедленно отправился в путь.
Когда фашисты подходили к селу, кто-то приказал больным выйти им навстречу с хлебом и солью. Может быть, из боязни заразиться, солдаты больных не обижали. Из числа советских военнопленных выделили для лепрозория повара и кочегара -- у больных лепрой ведь атрофируются нервы конечностей, пропадает чувствительность, они часто получают ожоги, которые потом тяжело лечатся.
-- Немецкие врачи с большим интересом наблюдали за нами, -- продолжила свой рассказ Анастасия, -- я тоже пользовалась их повышенным вниманием благодаря очень чистой коже. Только маленькое пятнышко на шее свидетельствовало о моей болезни. Услышав, что лепробольные живут относительно сытно и спокойно и что обслуживают их на кухне советские военнопленные, партизаны-окруженцы, скрывавшиеся на болотах, стали наведываться в городок.
На больничной кухне их принимали подсобные рабочие, да и сами прокаженные относились к партизанам сочувственно. Тут их кормили, одевали, согревали, позволяли слушать по радио сообщения советского Информбюро. Взамен просили лишь одного: быть осторожнее, не показываться открыто в городке, чтобы не накликать беду. Но партизаны, похоже, не воспринимали это всерьез.
Как-то двое партизан пришли ночью и попросили меня позвать взрослых. Я привела им свою тетку-опекуншу и еще кого-то из старших. Тетка поставила меня сторожить -- на случай, если появятся полицаи.
Когда я заметила на тропинке полицая, быстро предупредила своих. Но партизаны не стали убегать, наоборот, выскочили ему навстречу и отобрали автомат. После этого на глазах у него попрощались с нами и ушли. До сих пор помню, с какой злобой глянул на нас полицай. После этого за больными стали следить, но партизаны не прекращали наведываться в лепрозорий. Часто приходили днем, открыто появлялись среди больных.
Тетка моя сердилась на них и все причитала: «Ходят, ничего не боятся -- беду накличут». Так и случилось. Вскоре в лепрозорий приехали два грузовика с немцами. Их командир приказал больным собраться на волейбольной площадке. Тетка будто о чем-то догадывалась, долго расчесывала меня, заплетала косы, одевала. Первыми привели женщин и стали усаживать рядами лицом к затылку. Потом вывели из барака мужчин: окровавленных, в разорванной одежде, было ясно, что их пытали. Женщины стали вскакивать с земли и с криком убегать, немцы открыли стрельбу…
Анастасия потеряла сознание, пришла в себя от взрыва, когда немцы бросили гранату в больницу. Она лежала среди мертвецов, накрытая своей раненой опекуншей. Подняв глаза, девочка увидела фашиста, который целился в ее тетку -- добивали раненых. Солдат увидел, что девочка жива, но не подал виду.
Уцелело после расстрела 15 человек, в основном дети, младший брат Анастасии -- Ларик. Ребята разбились на несколько групп и ушли из медгородка. В селе эта расправа над больными вызвала ненависть к полицаям.
-- Мы долго переживали: куда пошли те пятнадцать чудом спасенных душ, -- говорит Анна Федоровна Грозная. -- Крестьяне забрали из лепрозория коров, растащили мебель и вещи больных, мол, «зачем добру пропадать».
Группа, с которой шла Анастасия, вышла к жилью лишь на пятые сутки. Детей накормила, перебинтовала им раны девушка-медсестра, которая работала в фашистском госпитале. Всю войну прокаженные ходили по оккупированным территориям в поисках приюта и пропитания.
Из всех оставшихся в живых после расстрела до окончания войны дожили шестеро. Тогда, в тяжелое время проказа сильно распространилась и стала представлять реальную угрозу. Потому уже в 1946 году в Одесской области было создано поселение для лепробольных. В послевоенные годы вплоть до времен перестройки больных здесь хорошо кормили. За это время появились лекарства, которые не дают развиться болезни.
Современный лепрозорий может поведать много историй о любви. Но Анастасия -- одна из немногих женщин в украинском (только ли в украинском?) лепрозории, которую полюбил здоровый мужчина. Есть у Клоделя пьеса о том, как главная героиня -- образец красоты и целомудрия -- из сострадания поцеловала прокаженного. Популярный французский драматург превозносит ее за этот поцелуй. Что бы он сказал о муже Анастасии?
У них родилась дочь, теперь у Анастасии уже есть внуки. Со временем, правда, брак распался: иногда, спустя много лет после излечения, проказа возвращается и больных вновь направляют в лепрозорий для длительного лечения. При этом их здоровым супругам, детям не позволяется быть рядом. А на большом расстоянии трудно сохранить любовь. Второй раз Анастасия вышла замуж за жителя лепрозория и осталась там жить.
Анастасия Жданова с горькой иронией говорит, что сейчас в лепрозории кормят хуже, чем немцы во время оккупации. Часто вспоминает, как 15 лет назад она побывала в Малом Староселье. Полицаев, принимавших участие в расстреле уже нет в живых. Один из них перед смертью болел раком, тяжко мучился и признался родным, что это он «сдал» фашистам больных. После войны он отсидел 10 лет за сотрудничество с оккупантами, возвратился домой, но малостаросельчане так и не простили ему участия в том расстреле.