Лишь спустя 15 лет, в июле 1986 года, и мастер, и его фильм были реабилитированы
Чего только не видела киностудия имени Довженко на своем долгом веку! Запреты съемок, неожиданные замены режиссеров и актеров, арест копий уже созданных фильмов… Но чтобы уголовное дело против фильма, чтобы «Встать, суд идет!» -- такое случилось лишь однажды.
Я до сих пор помню, как на заседании Народного контроля председатель «журил» нас с редактором Таней Ковтун: «Неужели вы не понимаете, что допустили политическую близорукость? Вы же работники идеологического фронта! Нельзя быть такими легкомысленными. Мне жаль вас, но «яка ж то наука без дрюка». Заплатите государству по три оклада, и помилуем: в партийные органы на вас дело передавать не будем».
А вот в суд передали. Режиссера дисквалифицировали, остальных членов съемочной группы наказали рублем. Встретившись недавно с Николаем Рашеевым, мы со смехом вспоминали былое. Хотя тогда было не до веселья, а очень и очень грустно.
-- Николай, уголовное дело возбудили «по факту перерасхода государственных средств на создание антисоветского фильма». Как вы тогда восприняли эту формулировку?
-- Она меня ничуть не удивила. Ведь еще когда снимался «Бумбараш», я услышал от нашего тогдашнего министра кинематографии Василия Большака: «Это глумление над идеалами революции». Когда я спросил, из чего это видно, он ответил: «Это чувствуется во всем -- ты издеваешься над революционными завоеваниями». Но, слава Богу, фильм делался по заказу Москвы, а там никакого «глумления» не усмотрели.
Фильм был принят, но Василий Григорьевич при встречах каждый раз напоминал: «Чтобы впредь никаких «Бумбарашей»!» Я хотел было «исправиться» -- взялся за автора, у которого с «революционными идеалами» было все в порядке, -- Юрия Смолича. Кто мог возразить: секретарь Союза писателей, председатель общества по связям с заграницей, советник Шелеста по вопросам литературы и искусства!
Работать с таким автором в то время было мечтой любого режиссера. С энтузиазмом берусь за его повесть «Театр неизвестного актера». Материал нравится, «крыша» есть, актеры, с которыми подружился на «Бумбараше» (Евгений Лебедев, Юри Ярвет, Михаил Голубович), дали согласие сниматься, модного тогда Олялина разрешили попробовать в комедийной роли -- что еще нужно?
Но вдруг снимают и переводят в Москву Шелеста. «Летит» и Смолич: его произведения попадают в списки «непубликуемых». На студии паника: деньги затрачены, а «единицы» нет! Вызывает меня Василий Цвиркунов и говорит: «Коля, по-человечески я понимаю безвыходность ситуации, а как директор студии -- нет. Спасай студию! «Единицу» к концу года сдай!» А на календаре июль… С указанием «бери любой сценарий» я и пришел в сценарный отдел.
-- И нашли «Заячий заповедник»?
-- Мне его, что называется, судьба подбросила. Подумал: легкий, необременительный сюжет. Я только спросил: «Про кого?» Редактор улыбнулся: «Про зайцев», на что я ответил: «Лучше бы про волков!» Сценарий прочел в троллейбусе по дороге домой, а ночью уже звонил в Москву своим друзьям -- Володе Дашкевичу и Юлику Киму, понимая, что в руки ко мне попал… будущий мюзикл. «Членораздельно можешь объяснить, о чем этот «шедевр»? -- спросил Юлик. -- Какие тексты нужны?»
«Понимаешь, -- говорю, -- ситуация абсурдная. Нужно сделать музыкальную комедию о жуликах, работающих в заячьем заповеднике, где уже нет зайцев -- они съедены теми, кто их должен был разводить. Неожиданно посреди заповедника начинает бить фонтан минеральной воды -- в этом герои увидели перспективу быстрого обогащения и возможность скрыться от уголовной ответственности. Но, как это часто бывает с ворами, перессорились между собой». «Понимаю, -- сказал Ким. -- Выезжаю». Тексты и музыка писались уже на съемочной площадке.
-- Я помню, в текстах песен было много правок и замечаний…
-- У меня сохранились заключения чуть ли не на каждую песню. И в каждом рекомендации: «уточнить», «прояснить смысл», «уйти от нежелательных аналогий и подтекстов». Не правилась только финальная песня ведущего:
«Ну что ж, наконец-то все стало на место. И вот -- результат:
Герои наживы остались чуть живы. А кто виноват?
Пускай же послужит хорошим уроком их жизненный путь
тому, кто решил ненароком однажды себя обмануть»
И это свидетельствует о вкусах тех, кто решал судьбы украинского кино в советские годы. Вот под кого надо было подстраиваться!
Работая над фильмом, мы взяли девизом слова Аристотеля: «Смешное -- это некоторая ошибка и безобразие, никому не причиняющее страдания и ни для кого не пагубное». Вот почему Калягин, Дуров, Лебедев, Соколова, Хачинский так искренне поют: «Кто мы такие? Сторож при зайцах! Водитель при зайцах! Бухгалтер при зайцах! Директор при зайцах! А зайцы где?»
Ведь на весь когда-то богатый заповедник остался один-единственный старый заяц, которого держат в сейфе и предъявляют ревизорам всякий раз, когда те приезжают с проверкой заповедника. Да еще шикарный плед из заячьих шкурок на кровати «директора при зайцах».
-- Более обаятельных мошенников я не видела ни в одном фильме. Может, вам правильно вменяли в вину «любование пороком»?
-- Не знаю. Во всяком случае, никаких антисоветских мыслей в голове никто не держал. Вы же помните: мы смеялись над «отдельными недостатками», на ходу придумывая всякие приколы. На лужайке под Ялтой кипела жизнь акционерного общества по добыче минеральной воды. И пели все вместе:
«Другие поют романсы, а я что? Хуже всех?
Я думаю, есть шансы, и неплохие шансы на успех».
-- Пока в Киеве монтировали пленку, монтажный цех выучил наизусть все песенки.
-- Не скрою, было приятно, что песни пошли в народ еще до выхода фильма. Сама картина все инстанции прошла нормально, везде мне жали руку! И вдруг Москва не принимает! И замечаний никаких. Замминистра культуры Павленок сказал с ухмылкой после просмотра: «Пусть сначала с картиной разберутся украинские товарищи».
Я вышел в коридор в шоке. Навстречу Василий Шукшин: «Иду, -- говорит, -- Павленку морду бить. «Калину красную» не принял». Ну, думаю, дела! Возвращаюсь в Киев и узнаю: в ЦК КПСС и в ЦК КП Украины шли «телеги» от наших режиссеров-коммунистов: они, мол, не могут молчать, когда на их родной студии создается антисоветский фильм, ставящий целью оклеветать образ жизни советских людей и т. д. , и т. п.
-- Почему же Госкино УССР приняло картину?
-- Политика страуса. Мы, мол, ничего не знаем, наша хата с краю, а Юлий Ким и Владимир Дашкевич, в конце концов, не украинские «митцi». Конечно же, беззубый сюжет Василия Решетникова «вооружили зубами» Юлик и Володя, а Калягин, Дуров и Лебедев гениально расписали новую партитуру по нотам. Ким был прав, когда сказал: «В Москве тебя ударили по пальцам, а в Украине их ампутировали». Когда дело передали в Народный контроль, я понял: конец моей карьере! Но что они задумали отыграться еще и на редакторах картины, стало для меня неожиданностью.
-- Страшно вспомнить: на суде мы признали свою «политическую близорукость». Вот в этом мне хочется покаяться…
-- А был же пример на студии и другого порядка. Художник по костюмам Фомина сказала на суде: «Никакой антисоветчины в фильме нет. В нашей комедии есть та правда, которой всегда боялись чиновники и верноподданные творцы, но которую чувствовали и от которой страховали свои жизни».
Возмущались и бомбили телеграммами инстанции Евгений Лебедев и Георгий Товстоногов, Тимур Гайдар поддерживал картину, но «се ля ви» была такова, что безопаснее было согласиться с «генеральной линией». Перефразируя классика, можно лишь констатировать, что жить в обществе и не нести на себе его печати невозможно…