Однако его режиссера, получившего Сталинскую премию, из кинематографа «списали»
В Киев Борис Барнет прибыл 11 мая 1946 года. Высокий, стройный, облаченный в длинное пальто и широкополую шляпу, в холодных темных коридорах студии Довженко он выглядел инопланетянином. «Вся студия бегала на него смотреть, -- рассказывает Тамара Быкова, которой посчастливилось работать у Бориса Васильевича монтажером. -- Потому я и запомнила 11 мая. Впрочем, как и все последовавшие за ним дни, недели, месяцы съемок».
-- Вы не знаете, что привело Бориса Васильевича в Киев? Ведь снятые в Москве его кинокартины «Девушка с коробкой», «Окраина», «Дом на Трубной» стали уже почти классикой советского кино, да и актерские работы в знаменитых фильмах» Мисс Менд», «Приключения мистера Веста в стране большевиков», «Синегория» имели успех. И вдруг -- командировка на студию имени Довженко…
-- Вначале, -- вспоминает Тамара ……. , -- к этой командировке он относился как к ссылке. Студия наполнилась разными слухами. То смаковали пикантные истории с тремя женами Барнета -- актрисами. То муссировали вопрос о его национальности -- он был англичанином. То причисляли его к «буржуям»: дед Томас Барнет, английский ремесленник, типограф, переселился в Россию в середине XIX века, и типография в Москве досталась в наследство сначала отцу Барнета, а затем старшему брату Бориса Васильевича. Строились догадки даже по поводу его язвы желудка: мол, всему виной алкоголизм. Сам Борис Васильевич, помню, рассказывал, что язва у него -- от крыжовника и красной смородины, которые в голодном 1918 году он поедал в невероятных количествах. А лечился потом кашей, которую давали студентам за вывоз… трупов с вокзалов, когда в Москве бушевал брюшной тиф. Многих раздражало его блестящее знание французского и то, что он не выговаривал букву «Ф». Ему даже «шили» родство с великим американским боксером Барнетом, тем более что Борис Васильевич тоже занимался боксом и даже был чемпионом Москвы и Российской федерации.
Этими слухами и домыслами кому-то очень хотелось сделать Барнета «не нашим человеком». Может, именно потому, когда Москва поручила Борису Васильевичу снять фильм об украинском разведчике Кузнецове, на студии кое-кто злословил: «Кому же снимать кино про шпиона, если не англичанину Барнету». И поставили ему задачу снять эту картину за пять месяцев. В полутьме, с нерешенными проблемами грима, костюмов и реквизита отснять фильм в такой срок было абсолютно нереально! Но Барнет взялся.
Я вошла в группу с самого начала -- с актерских кинопроб. Снимали по ночам, когда весь свет можно было сосредоточить в одном павильоне. А монтировали днем. Отдыхали всего по два-три часа, но усталости не чувствовали. Я проработала на студии 45 лет, монтировала многие картины, но такой теплой и приподнятой атмосферы не ощущала больше ни в одной группе.
-- У него были какие-то «фирменные» секреты?
-- Группа, считал он, -- это семья. Мы не только работали вместе, но и отдыхали, и питались. На проходной у нас открыли мясной ларек. Борис Васильевич так очаровал продавца, рассказывая всякие байки, что тот регулярно оставлял для него вырезку. Барнет радовался, как ребенок, и, наготовив бифштексов, приглашал всех нас к себе на обед. Он жил в доме на территории киностудии, поэтому обеды всегда были многолюдными. Когда не было мяса, Борис Васильевич готовил для нас яичницу с помидорами и сыром. Тогда я ничего необычного в заботе Бориса Васильевича о группе не видела. Но как-то наш оператор Даниил Демуцкий (его все называли классиком, поскольку он снимал фильмы Довженко) сказал мне: «Тамарочка, запомните: таких режиссеров, как Борис Васильевич, мало. Только благодаря ему у нас сплоченная группа и нам хорошо работается». А еще посоветовал: «Пишите, детка, все, что он говорит. Думаю, вам это пригодится». Наверное, я бы многого так и не поняла, если бы не эти пожелтевшие записи. Но теперь к ним возвращаюсь и осмысливаю былое. Барнет, например, не позволял приходить на площадку в плохом настроении, выражать неудовольствие, повышать тон…
-- А каким он сам был во время съемок? Без крика не обходится почти ни один режиссер…
-- Терпеливым и сдержанным. Но был однажды такой забавный эпизод. Во время важной съемки в большом павильоне под потолком все время что-то хлопало. Барнет говорит ассистенту: «Миша, посмотрите, кто там стучит, и дайте в морду». Миша поднялся под крышу и кричит оттуда: «Это ветер!» А ему в ответ: «Все равно дайте в морду!» Мы расхохотались, а на следующий день Борис Васильевич рассказал мне, что ненавидит ветер со времен своей работы закулисным мальчиком в студии Художественного театра, где ему приходилось подражать ветру, пароходным гудкам, сверчку, чайнику и т. д. Кстати, со мной он был особенно терпелив. Актерские пробы я ему практически запорола, но обнаружил он это, когда сдавал их в Москве. Демуцкий рассказывал, как негодующий Барнет бегал по коридору министерства и кричал: «Караул, она меня зарезала!» Но пробы были утверждены, от Павла Кадочникова все были в восторге, и Барнет успокоился.
-- Как к Борису Васильевичу относилось студийное начальство?
-- Хотя Бучма откровенно им восторгался, киношные чиновники были настороже. Худсовет просматривал каждые 200 метров отснятого материала, на просмотр приглашали даже Хрущева. Только позже я узнала, почему Никита Сергеевич частенько приезжал на студию: оказывается, ему нравилась актриса Кузьмина, сыгравшая главную роль в «Окраине». И после каждого просмотра «Подвига» Хрущеву показывали этот фильм. Сам же Борис Васильевич, весь поглощенный творчеством, боялся только одного -- запрета на правку сценария. Например история похищения немецкого генерала Кюна советским разведчиком в сценарии «Подвиг остается неизвестным» была водевильной. Кюн выглядел бахвалом, трусом и бабником -- Барнет сделал его полководцем, каким и должен быть человек, командующий одним из фронтов, и сам эту роль сыграл.
То, что фильм «Подвиг разведчика» стал шедевром, -- заслуга исключительно режиссерская. Коротким замечанием Борис Васильевич умел нацелить актера на точное решение. И удивительно проявлял свои эмоции: от восторга мог стать на голову, стонал, бил себя кулаками по лбу… А его остроты типа «Нуждаюсь в кредитных билетах любой окраски» в народ шли, что называется, с колес. Барнета любили все -- актрисы, секретарши, ассистенты, монтажницы, гримерши, костюмерши. Супруга ему даже писала: «Смотри там, ненароком не женись».
-- Киевская студия должна была держаться за такого режиссера!
-- И мы, и сам Барнет надеялись, что Украина его уже не отпустит. Он задумал снять фильм о шахтерах Донбасса. Долго ходил со сценарием из кабинета в кабинет, но фильм не запускали. Мы, ожидая работы, не шли в другие группы. И вдруг узнали, что «нашу» тему отдали другому режиссеру.
-- Но Барнет мог поговорить с коллегой…
-- Не мог. Возможно, потому, что не очень верил в свое предназначение. Он признавался: «Я плохой организатор себя и потому становлюсь «режиссером запаса». Любил «работу для рук» и в свободные минуты бежал в механический цех, где что-то точил, отпиливал, клепал, а потом с гордостью показывал всем свои изделия. Думаю, это успокаивало его, когда он впадал в «богомерзкое состояние» во время простоев.
-- После «Подвига… » -- и простои?!
-- На нашей студии он должен был поставить еще историко-революционный фильм. Но утвержденного сценария так и не дождался. Когда мы поинтересовались в кинокомитете, в чем дело, нам ответили: «Герои Барнета никогда не отличались высокой революционностью, а тут весь фильм должен на этом строиться… » На последние деньги в одном из художественных салонов на улице Красноармейской Борис Васильевич приобрел свою любимую картину Петрова-Водкина «Селедка». Показывая ее друзьям, восхищался художником, который «не постеснялся сделать исторический натюрморт: две картошины, осьмушка хлеба, жестяного оттенка рыба -- петроградский паек 1918 года». На таком же скудном пайке оказался и сам Барнет. Когда же в мае 1951 года ему, наконец, поручили снять концерт, он даже не обрадовался. Забежал в монтажную: «Какой концерт? Не знаю, не ведаю!» Это был «концерт мастеров украинского искусства». Барнет должен был связать, как он говорил, «Гришко с Гмырей, а Гмырю -- с Тарасом Шевченко». Получил за эту работу копейки…
Состояние полупростоя выводило Бориса Васильевича из себя: шесть лет он был «накануне постановки» -- все начиналось, но ничего не заканчивалось. В его душе свил гнездо страх постоянной безработицы. Он стал хвататься за любую возможность остаться на плаву, но терял свой искрометный юмор, буквально сгорая от унижения: он, Барнет, -- и без работы! Даже написал сценарий для учебной ленты на агротехническую тему. А его продолжали убивать -- то дешевыми похвалами, то приглашениями на какие-то банальные встречи, то включением в делегации, ездящие по передовым колхозам. Жил только надеждой, что в Москве его статус изменится. Но Москва, озадаченная отношением к нему Украины, тоже начала осторожничать. И Барнету доставались лишь сценарии, от которых кто-то отказывался, или «заказухи» для республик. Пришлось ему мотаться «пожарником» со студии на студию, спасая «заваленные» режиссерами фильмы, делая, как он писал, «из помоев компот». Его подхваливали: нет, мол, «таких крепостей, которые не сумеют взять большевики и Барнет», но стоящей работы так и не давали. И Борис Васильевич начал понимать, что его просто «убирают» из кинематографа.
С детства всеобщий любимец, открытых врагов он никогда не имел и бороться не научился. Боролся только с собой -- целых 17 лет. Последней каплей стало то, что его предали даже любимые актеры. Он пригласил их на пробы в свой фильм, который должен был снимать на Рижской киностудии, да так никого и не дождался… Борису Барнету было 63 года, когда он ушел из жизни -- повесился в шикарной гостинице на Рижском взморье.