В сопровождении конвоиров Людмила Ивановна босиком переступила порог камеры. Несмотря на стылость и холод, ее сразу окутали тошнотворный запах немытого тела и еще какая-то вонь. «Сюда можно», -- указал ей конвоир на железные нары. Кутаясь в пальто, она просидела на них всю ночь. Длинную, бессонную ночь. Утром за ней пришли…
Эта история началась около года назад, когда в Днепропетровске при проверке Государственной налоговой инспекцией ОАО «Энергоснабжающая компания «Днепрооблэнерго» была обнаружена недоимка, составившая вместе с финансовыми санкциями, примененными к предприятию, 12 миллионов гривен. Сумма, что и говорить, огромная даже для одного из двух наибольших облэнерго Украины -- компании с миллиардными оборотами, которая обеспечивает электроэнергией 1400 тысяч предприятий и население крупнейшего промышленного региона. Не согласные с решением руководители ОАО подали иск в городской арбитражный суд. Его частично удовлетворили, но пересмотру дела помешало письмо из налоговой милиции с просьбой приостановить рассмотрение. Что и было сделано. Руководители компании и Министерства топлива и энергетики, обеспокоенные неправомерными, с их точки зрения, действиями налоговиков, направили письма и председателю Высшего арбитражного суда, и главе ГНА Украины.
В письме от министерста, в частности, говорится о том, что «изъятие оборотных средств у такого стратегического предприятия ставит под угрозу бесперебойное обеспечение электроэнергией населения и предприятий области». Если бы деньги у компании не изъяли, можно было бы ожидать окончательного судебного решения. Кто знает, может, действительно налоговики со своими победными реляциями были правы, и «зажравшиеся капиталисты» пытались зажать потенциальные зарплаты врачей и учителей. Судите сами. Как все было, рассказывает юрист «Днепрооблэнерго» Ольга Вольнянская.
-- По итогам документальной проверки деятельности предприятия за 1999--2000 годы, налоговая инспекция якобы выявила у нас нарушения и взыскала с компании деньги. Мы подали иск в арбитражный суд Днепропетровска, который частично удовлетворил его. Дальнейшее его рассмотрение было приостановлено по просьбе налоговой милиции до окончания расследования возбужденного по этому факту уголовного дела.
Начались допросы наших сотрудников -- бессмысленные, выматывающие. Не пытаясь разобраться, на основании каких норм бухгалтерия делала расчеты, следователь всем по много раз задавал один и тот же вопрос: «Кто давал указание так делать?» Объяснения, что все делалось без чьего-либо указания, а потому, что так велит закон, во внимание им не принимались. Независимый аудит, проверяющий деятельность нашей компании, не нашел ни разу нарушений. Согласно его заключению и заключению специалистов Киевского НИИ судебных экспертиз, операции, которые налоговики считают незаконными, полностью правомерны и не нанесли бюджету ущерба. Коротко их суть сводится к следующему.
В 1999 году, на основании приказов Минэнерго 235-го и 236-го приказов, а также статей 5 (пункт 2) и 34 Закона «О предприятиях в Украине» (»Днепрооблэнерго» -- на 75 процентов государственное предприятие), из состава компании были выделены Днепродзержинская ТЭЦ и Криворожская ТЦ. Согласно тем же приказам министерства, они были зарегистрированы как самостоятельные юридические лица с разделительным балансом по состоянию на 1 октября 1999 года. Но когда они были еще в составе нашего ОАО и за тепло ни Днепродзержинск, ни Кривой Рог не платили, долг за потребляемый для этих нужд газ лег на наши плечи, и иски украинские компании предъявляли «Днепрооблэнерго».
Мы взяли этот долг на себя. Поскольку он возник, когда стоимость газа оплачивалась в долларах, наша задолженность в гривневом эквиваленте увеличилась и на момент разделения баланса составила 63 миллиона гривен, которые мы отнесли к убыткам. Налоговая милиция сочла это неправомерным и насчитала нам 6 миллионов гривен недоимки плюс штраф (всего около 12 миллионов гривен). Это их право. Но ведь если бы эта сумма числилась в убытках не облэнерго, а теплостанций, бюджет недополучил бы ту же сумму. Думаю, что налоговики и сами это понимают, но, не желая, по-видимому, возвращать незаконно изъятые деньги (они ведь уже и в прессе, и по телевидению отчитались об изъятых 12 миллионах) и стремясь выполнить поставленную задачу, они начинают проверку деятельности «Днепрооблэнерго» за 1998 год и составляют очередной акт о нарушениях.
Но этот период уже проверялся. Значит, недосмотрели сотрудники налоговой инспекции, осуществлявшие документальную сплошную проверку? Бывает, конечно. Но по второму акту налоговиков и решению об изъятии у нас почти такой же суммы -- около 12 миллионов гривен (совпадение?) -- есть и решение арбитражного суда, признавшего их действия неправомерными, и выводы аудиторов. Несмотря на это, уголовное дело по второму эпизоду также было возбуждено. Прибавить к этому 190 проверок за год, бесконечные допросы сотрудников и угрозы всех арестовать -- и станет, наверное, понятно, в какой атмосфере мы работаем.
Заместитель главного бухгалтера «Днепрооблэнерго» Людмила Дрозденко: «Мне сказали, в камеру нельзя идти в туфлях. Или нужно сломать супинаторы. Пришлось идти босиком»
Об этой атмосфере, созданной стараниями работников налоговой милиции области, шла речь и в письме сотрудников «Днепрооблэнерго» в редакцию нашей газеты. И вот мы в Днепропетровске. Чистенький офис в центре города, немолодые женщины-бухгалтеры, которые, рассказывая о пережитом, не могут сдержать слез… Каждая из них гордится своей безупречной репутацией, каждая больше всего переживает, что из-за возможной несправедливости на этой репутации будет поставлено пятно, и она не сможет смотреть в глаза внукам. Каково это -- после десятилетий честного и очень нелегкого труда оказаться замаранной?! Или в нашей стране, где слово «энергетика» стараниями совсем других людей давно ассоциируется со словом «криминал», мы свыклись и смирились с тем, что работающий в этот отрасли в любой момент может «подпасть под статью»? Может то может, но что из этого выходит?
Заместитель главного бухгалтера «Днепрооблэнерго» Людмила Дрозденко рассказывает, как ей аукнулись допросы следователя налоговой милиции Днепропетровска Игоря Головко.
-- Я работаю заместителем главного бухгалтера с 1995 года. А вообще в энергетике с февраля 72-го, поэтому у меня довольно большой стаж работы. И бухгалтерию я прошла, начиная от кассира и кончая теперешней должностью. На первый допрос меня пригласили 9 ноября 2000 года. Как свидетеля. Взяли показания по существующей проблеме, по курсовой разнице. Но речь шла не о том, правильно ли это сделано, а о том, кто сказал, как надо сделать, кто дал указание. И этот вопрос повторялся в разных интерпретациях. С трех часов дня меня держали чуть ли не до восьми часов вечера… Я была в потрясении!
Потом следователь Головко говорит: «Вы посидите, я схожу к своему начальнику. И с протоколом ушел. А когда вернулся, у меня, откровенно говоря, сердце екнуло, потому что на протоколе была написана резолюция: «Задержать!» И начался мой допрос в качестве обвиняемой. Я позвонила своему другу, адвокату: «Анатолий Дмитриевич, я арестована… » А меня поправляют: не арестована, а задержана. Хотя для меня разницы нет! Меня отвезли в изолятор на другом конце города, поместили в камеру, где были еще десять женщин: воровки, наркоманки… Ноябрь, камера не отапливается. Мне порвали пальто, потому что надо было выдернуть пояс и отдать его. Потом сказали, что нельзя в туфлях в камеру или надо ломать супинаторы. Я разулась в коридоре и вошла босиком. А хожу я обычно в капроновых тонких колготах, потому что на работе тепло… Хотели еще с меня снять очки -- потому что металлические, но потом сказали: заходите в камеру в очках, а когда будет 11 часов, то их заберут. Но не забрали. Я провела ночь, сидя на металлических нарах. Условия, конечно, не для слабонервных, что и говорить! Я практически ничего не ела, не спала двое суток. И, учитывая мои 52 года и повышенное давление, мне стало плохо.
Следователь очень интересовался моей квартирой, с кем я живу. Когда меня привели в прокуратуру, заместитель прокурора области Идемичев задал мне вопрос: «Как вы считаете, нужно ли нарушать закон?» Я говорю: «Конечно, нет… » Что я могла ответить? Идемичева тоже очень интересовала моя квартира, он спрашивал: «С кем вы живете?» «С детьми. У меня дочка с внуком прописаны». Когда я это сказала, прокурор аж подскочил на своем рабочем месте. Такой вот интерес к моей квартире непонятный! Хотя квартира у меня обычная, двухкомнатная, кооперативная, поэтому является моей собственностью. Я выплачивала ее 12 лет, живя одна с ребенком… Прокурор не дал санкцию на мой арест и освободил. Хотя когда он это огласил, я не поняла и начала плакать и проситься. У меня дочь была на сносях и мама после инсульта…
После этого я попала в больницу. Обратилась не по месту жительства, как положено, а в ту клинику, где меня наблюдают и знают мои диагнозы. Две недели пролежала в больнице, потом на месяц оформила отпуск. Меня вызвали из отпуска, потому что надо было работать. Практически до февраля меня не трогали. Потом опять пошли допросы… От стрессов у меня начались истерики. А когда получила повестку на 16 февраля, то 14-го, после очередной истерики, мне пришлось обратиться к врачам. Они меня тут же положили в клинику, где я лечилась. Но 15-го оттуда меня отвезли в психиатрическую больницу, где я пролежала месяц. Дольше не стали держать, потому что меня надо было бы переводить на инвалидность и я стала бы потерянным для общества человеком. В больнице был психолог, который настраивал меня, как вести себя со следователем, как держать руки, как смотреть… В общем, дал мне установку, как снимать внутреннее напряжение.
Когда я прошла этот курс, то, получив после выписки повестку, могла практически более или менее спокойно вести себя на допросе. Но следователь спрашивал все то же: кто дал указание? Больше его ничего не интересовало. Сначала меня обвиняли только в том, что я подписала декларацию, а после объединения дела по обоим актам, на предпоследнем допросе, длившемся с трех часов дня до девяти вечера, Головко предъявил мне второе обвинение.
В разговор включается бухгалтер Тамара Куклинская.
-- Незадолго до второго круга допросов, начавшегося в феврале этого года, я проходила плановое лечение в одной из городских больниц по месту жительства и работы. Сначала амбулаторно, затем в стационаре. Когда на выходные врач отпустил меня домой (привилегия побыть пару дней дома распространяется на всех днепропетровчан), сотрудники налоговой милиции отправились в больницу и стали расспрашивать обо мне медперсонал, соседей по палате -- кстати, пожилых людей, инвалидов. Следователи спрашивали, не симулянтка ли я, что мне делают, как лечат… После этого многие из них на меня не очень хорошо смотрели. Кому, скажите, и зачем это было нужно, ведь я даже не обвиняемая, а свидетель!
На допросах звучал в основном один и тот же вопрос: по чьему указанию я составляла декларации? Похоже, это единственное, что интересовало следователя.
В разговор включается бухгалтер Тамара Куклинская.
-- Незадолго до второго круга допросов, начавшегося в феврале этого года, я проходила плановое лечение в одной из городских больниц по месту жительства и работы. Сначала амбулаторно, затем в стационаре. Когда на выходные врач отпустил меня домой (привилегия побыть пару дней дома распространяется на всех днепропетровчан), сотрудники налоговой милиции отправились в больницу и стали расспрашивать обо мне медперсонал, соседей по палате -- кстати, пожилых людей, инвалидов. Следователи спрашивали, не симулянтка ли я, что мне делают, как лечат… После этого многие из них на меня не очень хорошо смотрели. Кому, скажите, и зачем это было нужно, ведь я даже не обвиняемая, а свидетель!
Главбух ОАО «Днепрооблэнерго» Надежда Шинкаренко рассказывает.
-- Каждый раз, когда коллектив предприятия обращался в Генеральную прокуратуру Украины, Верховную Раду или другие высокие инстанции с требованиями прекратить беспредел и террор, творимый налоговыми органами в Днепропетровске, на нас обрушивался новый поток допросов и обвинений. Мы постоянно находимся в стрессовом состоянии, в таких условиях практически невозможно работать. По несколько раз в неделю ведущих специалистов-бухгалтеров вызывают на допросы, длящиеся по 4--8 часов. Из-за этого им приходится работать в выходные дни, ведь отчетные периоды никто не отменял. Мы попытались прекратить бесконечные бессмысленные допросы и направили телефонограммы Генпрокурору Украины, председателю Государственной налоговой администрации и заместителю председателя Верховной Рады Степану Гавришу. В ответ пришло письмо за подписью первого заместителя председателя ГНА -- начальника Управления налоговой милиции генерал-майора Левчука. Мол, за полгода «общение» работников предприятия со следователем «вложилось» всего в… 20 дней. (Кстати, только в редакции «ФАКТОВ» есть копии более 30 повесток. -- Авт. ).
Директор компании по экономике Сергей Рыженко считает, что все происходящее вокруг «Днепрооблэнерго» неспроста:
-- Неадекватная жесткость и моральный прессинг работников компании отнюдь не ведут к раскрытию какого-то экономического преступления, а лишь вызывают недоумение. Возникшая ситуация (разделение балансов и перипетии вокруг этого. -- Авт. ) не нанесла бюджету Украины никакого вреда. Это однозначно. В то же время те 12 миллионов, которые мы неправомерно вынуждены были отдать по суду, могли работать на государственную энергетику, улучшать состояние энергосетей. Мы настаиваем на правильности своих позиций и согласны на проведение любого независимого аудита. Чтобы доказать свою правоту, мы будем идти до конца.
После беседы с обвиняемыми и чтения документов, в изобилии имеющихся у них, возникло непреодолимое желание поговорить со следователями. Ну, непонятно нам было, почему арбитраж, официальные эксперты и независимый аудит не видят нарушений, а налоговики видят. Зрение у них, что ли, особое, или они знают о законах (и в самом деле достаточно несогласованных и путаных) что-то, чего другие не знают? Увы, наш профессиональный порыв оценен не был. На первой минуте разговора следователь Игорь Головко и начальник следственного отдела Виктор Сизько спросили, почему бы нам, уж коль мы так заинтересовались делом, не дождаться судебного решения по уголовному делу. Видимо, они подзабыли, что уже давно разгласили тайну следствия и порадовали пенсионеров, врачей и учителей поступлением 12 «преступных» миллионов -- на что, оговоримся сразу, имели, конечно же, полное право. Если трактовать презумпцию невиновности так своеобразно…
Мы тоже не только имеем право -- мы должны информировать нашего читателя о расследовании резонансных дел. Но, сообщив, что ими будут приняты во внимание решения арбитража, выводы экспертов и аудита, а также о том, что деньги, оказывается, «Днепрооблэнерго» перечислил добровольно (?!), следователи отвечать на другие наши вопросы отказались, попугав для острастки ст. 41 Уголовного кодекса (вмешательство в дела следствия) и предложив задать их в письменном виде. Что мы с готовностью и делаем. В соответствии с Законом «О порядке погашения обязательств налогоплательщиков перед бюджетами и государственными целевыми фондами», в случае обжалования решения налогового органа в арбитражном суде, приоритет отдается судебному решению, если, конечно, у контролирующего органа нет дополнительных доказательств.
1. Какие другие доказательства вины сотрудников «Днепрооблэнерго» могут иметься у налоговой милиции по «бумажному» делу, суть которого изложена в неоднократно исследованных документах?
2. Были ли в практике уважаемых следователей дела, по которым были признаны виновными и сотрудники налоговой инспекции, не нашедшие нарушений в деятельности предприятий, должностные лица которых позже привлекались бы к уголовной ответственности за налоговые преступления?
3. Если следствие интересовал лишь вопрос, кто отдавал распоряжение бухгалтерам работать в соответствии с нормой закона, то почему допросы длились так долго и были такими частыми? Можно ли предположить, что налоговая милиция не уважает чужой труд -- в отличие от своего?
4. В чем заключалась необходимость содержания под стражей Людмилы Дрозденко, не отказывавшейся от своей подписи и не пытавшейся скрыться от следствия? Кто возместит ей моральный и материальный (оплата работы врачей и медикаментов) ущерб?
5. В чем, по мнению следствия, заключается умысел главбуха Надежды Шинкаренко, которая действовала, как сказано в постановлении о привлечении в качестве обвиняемой, «защищая интересы только своего предприятия», если предприятие является на 75% государственным? Более того, по результатам хозяйственной деятельности за 1998--1999 годы государственная часть дивидендов составила 18400 тысяч гривен, и в полном объеме эти деньги перечислены в госбюджет. В чьих еще интересах должен действовать наемный сотрудник, не нарушающий законы, как не в интересах государственного предприятия? За что, как не за такие действия, давались и даются награды и денежные премии?
6. И последнее. Знают ли господа следователи, что тайное всегда становится явным? Даже «тайны» следствия.