Десять лет назад был закрыт полигон на Новой Земле -- крупнейший на планете
Призрак Чернобыля бродил за Полярным кругом задолго до катастрофы в 1986-м. Привычка делать все с кондачка, на глазок, наша расхлябанность, наложенная на панибратское обращение с «прирученным» атомным ядром, по лезвию ножа водили мир еще сорок лет назад. Тогда, 1958--60 годах, молоденький паренек из Николаева Саша Автенюк служил срочную на Новой Земле в должности шифровальщика и мог наблюдать испытания в непосредственной близости. Годовщина закрытия ядерного полигона в Заполярье подтолкнула Александра Сергеевича нарушить давно данное обещание не разглашать подробности службы.
На Новой Земле -- гряде островов, вытянувшейся между Баренцевым и Карским морями Северного Ледовитого океана -- никто сроду не воевал. Первый взрыв здесь прогремел в августе 1955 года, когда испытывали водородную бомбу. Казахстанские степи оказались для нее тесноватыми: в огромную зону поражения неминуемо попадали мирные жители. Тогда нашлись «безлюдные места»: с Новой Земли в срочном порядке переселили на Большую землю коренной народ -- ненцев с их оленьими стадами. При этом председатель тамошнего поселкового совета Тыко Вылка за сговорчивость и понимание еще и орден получил.
Первый блин -- испытания ядерной торпеды на новом полигоне -- как водится, вышел комом. Торпеду решили взорвать на глубине 25 метров. Толком не пристрелявшись по мишени, командир подводной лодки дал залп -- торпеда выскочила на берег и, уткнувшись в лед, замерла. Главному конструктору пришлось добираться до нее, чтобы обезвредить взрывной механизм. Через пару дней эксперимент повторили. И -- новое ЧП: поднявшийся над местом взрыва гигантский водяной смерч понесся в сторону самолета-разведчика, производившего дозиметрические замеры в двенадцати километрах севернее эпицентра. Невиданных размеров водяная «шапка» в считанные секунды догнала машину на 10-километровой высоте и… накрыла ее! Поднятая со дна моря галька так изрешетила самолет, что он превратился едва ли не в сито. Сквозь мелкие пробоины в кабину хлынула вода из самого эпицентра взрыва! Экипажу чудом удалось посадить аппарат. Правда, пилота, чью одежду пропитала радиоактивная вода, спасти не удалось -- доза облучения превысила 900 рентген, и по дороге в ленинградский госпиталь он умер.
Обитатели северных вод о своих будущих хворях в тот день еще не догадывались -- они любовались невиданной красоты голубым свечением океана. На вспыхнувший яркий свет бросилось все живое -- ведь под водой свет обычно означает присутствие пищи. Но, испугавшись накатившегося грохота взрыва, стада рыб бросились обратно в глубокие холодные сумерки. Через короткое время мир вновь привычно разделился на черные волны и серое тусклое небо.
Александр Автенюк с группой новобранцев высадился 11 сентября 1958 года в губе Белушья, где находился командный пункт новоземельского полигона. К тому времени здесь испытывали уже куда более мощное оружие.
-- Нас сразу разделили, -- вспоминает Александр Автенюк. -- Нескольких ребят направили на корабли, в морскую авиацию, кто-то остался при штабе, а меня вертолетом доставили в зону «А» полигона, где отрабатывались воздушные и наземные взрывы водородного оружия, к губе Черная. Смотрел я с высоты птичьего полета вниз: лысые скалы, россыпь полуостровков и островков -- безжизненная картина! Это позже я узнал, как красива полярная ночь с ее удивительным северным сиянием, что здешние озера кишат красной рыбой, летом сюда слетаются птицы едва ли не всего северного полушария, что среди стелющихся по снегу деревьев прячутся тысячи песцов… И без того унылый пейзаж портили разбросанные списанные подлодки, самолеты, много другой техники, которую подставляли под взрывы, чтобы проверить действие ударной волны и радиации. Потом мне пришлось во время испытаний увидеть знаменитый эсминец Северного флота «Гремящий», который тоже получил повреждения в «учениях» -- он был отбуксирован на мель навечно. Когда губа замерзала, смельчаки устремлялись к «Гремящему» на лыжах и снимали все, что там еще оставалось ценного. Кстати, при взрывах на подводных лодках и кораблях команды не было: действие радиации изучали на собаках, которые «выходили» в боевой поход. Я еще застал на побережье огромные собачьи загоны.
На губу Черная Саша прилетел как раз к началу испытаний. Поэтому вместе с ним сюда прибыло много генералов, ученых.
-- Перед испытаниями обычно поступала масса шифрограмм. Мне приходилось мотаться с ними по всему полигону, -- рассказывает Александр Автенюк. -- Помню, на штабном корабле вручал донесение ученому Зысину (я понимал, по условиям особой секретности это всего-навсего псевдоним). На столе в его каюте лежала книга «Изотопы урана». Теперь, по прошествии почти полувека, я часто спрашиваю себя: не с академиком ли Сахаровым встретился я на Новой Земле?
Опытные бомбы -- их называли у нас «изделия» -- подвешивали к самолету, который стартовал с Кольского полуострова, оттуда летел на Гусиную Землю -- побережье Новой Земли -- и, сбросив груз, быстро удирал. Мне приходилось наблюдать взрыв. Жуткое зрелище! Хотя всем рекомендовалось спрятаться в укрытие или же лечь на землю головой в противоположную от эпицентра сторону лицом вниз, этим по глупости пренебрегали. Обычно вместе с офицерами я стоял на насыпи над подземным командным пунктом. Всегда в небе шли два самолета, потом один резко уходил в сторону -- в этот момент «изделие» сбрасывалось. Помню первый раз: офицеры прикрыли глаза темными стеклами, у меня их не было. Местность осветилась вспышкой, будто засияли тысячи солнц. Я увидел клубящийся огненный шар и идущую от него взрывную волну -- она приближалась по жидким облакам. Когда шар ударился о землю, стал расти гриб. В момент вспышки я взглянул на часы -- спустя полторы минуты волна дошла до нас. Значит, эпицентр взрыва находился километрах в тридцати. Гром ударил в уши, задрожала земля, посыпались стекла. К счастью, гриб понесло в противоположную сторону, вскоре он скрылся.
А однажды «изделие» упало и не взорвалось -- просто рассыпалось, загрязняя местность. По этому поводу была бурная переписка шифровками с Центром.
Ни у кого из нас не было дозиметров, уровень радиации знали только члены команды дозиметристов. Да этим, если по правде, тогда никто не интересовался, хотя между собой мы вели разговоры о том, что кто-то отправлен в госпиталь с «дозой», что в кочегарку опять завезли фонящие дрова. Но все мы пили воду из той же Черной губы, где проводились испытания, ловили в ней рыбу, ели, солили, еще и домой везли. Среди нас было много охотников -- ставили капканы на песцов. Один из заливов так и назывался -- Песцовый, когда-то здесь располагалась фактория, где пушнину меняли на ширпотреб. Я тоже привез со службы в Николаев подарок маме -- пару песцовых шкурок на воротник. Не понимал, что этого нельзя делать. Хотя однажды сам помогал командиру подразделения дозиметристов оформлять секретную карту замеров радиации и до сих пор помню одну цифру -- 1,5 миллиона каких-то единиц.
Однажды на Новой Земле взорвали самую страшную в истории водородную бомбу мощностью 56 мегатонн -- она была равна мощности атмосферных взрывов, выполненных американцами за период с 1945 по 1963-й. Когда взрывается водородная бомба всего в одну мегатонну, то за 900 километров виден восход огромного «солнца». А это «солнце» наверняка видели даже медведи на Северном полюсе. Позже на вопрос, зачем нужен был взрыв подобного чудовища, кто-то из академиков ответил: «Всерьез этого обосновать нельзя. Но теоретики настолько были увлечены работой! А политикам хотелось продемонстрировать миру, какое мощное у нас оружие». Поэтому сразу же после испытаний этой громадины Хрущев и стукнул туфлей по трибуне ООН, обещая всем показать кузькину мать. Как это сделать, он уже знал.
Между тем, упомянутое чудовище просто так сбросить было нельзя: самолет не успевал покинуть зону поражения и сгорел бы, метнув такое «изделие». Поэтому решили спускать бомбу на парашюте. На его изготовление, говорили тогда, ушло такое количество синтетики, что женщины в СССР мгновенно почувствовали дефицит: из продажи исчезли капроновые чулки.
-- Место секретное, дело секретное -- бди! Враг кругом! За разглашение местонахождения полигона -- десять лет! Людей пугали, брали подписки о неразглашении, -- продолжает мой собеседник. -- Справедливости ради замечу, что нас не силком запихивали на новоземельский полигон. Новобранцы сами рвались туда, ведь вместо положенных тогда трех лет на полигоне служили два (на матросов, правда, это почему-то не распространялось). У офицеров и сверхсрочников год шел за два, причем им разрешалось даже жен к месту службы привозить, чем многие и пользовались.
Новоземельский гарнизон Сашу поразил тем, что после муштры в учебке здесь, казалось, вовсе отсутствует дисциплина -- не нужно отдавать честь старшему по званию, достаточно поздороваться, да и то при желании. Послужив еще немного, матросик и вовсе расстался с мнением, будто полигон -- один из немногих островков порядка в стране.
-- Как-то в нашу бухту вошел корабль, -- вспоминает он. -- Семафорит с рейда -- на посту наблюдения никто не отзывается. Я в тот день как раз дежурил. «Езжай, -- приказал мне командир, -- узнай, что там стряслось». А стряслось вот что: постовые наделали браги и вусмерть упились. Едва растормошил старшину, отправил на вышку. В другой раз командир увидел незнакомых офицеров в поселке. Кто такие? Оказалось, та же история: ни один пост не заметил, как в гарнизон вошел боевой корабль. Несмотря на сухой закон, водку на Новой Земле пили «по необходимости»: мол, чтобы радиация не брала. На секретный полигон при желании могли без труда пробраться шпионы, которых там так боялись.
… Новую Землю до испытаний считали самым чистым архипелагом на свете. Он по-своему красив -- чего стоят пахнущие сиренью цветы тундры или черные пески на берегу Баренцева моря! Впрочем, насладиться этими красотами у Саши времени не было: денно и нощно сидел у аппарата. Не успеешь отойти -- уже обратно посыльный зовет.
-- Секретили даже прогноз погоды, -- жалуется Александр. -- Другие на охоту, на рыбалку ходили, а я за три зимовки и окрестности-то толком не осмотрел. С другой стороны, может, оно и к лучшему -- жив остался. Ведь в тех местах пурга начинается в одну секунду. Зашел в пекарню за булкой, вышел -- и потерялся. Каждую зиму такое случалось. Летом только обглоданные песцами скелеты товарищей находили. И тогда перед командирами вставала труднейшая задача: как списать шубу солдатика? А человека списать, все знали, проще простого.
Под конец службы Автенюку в звании главного старшины пришлось исполнять обязанности начальника поста: его командир заболел и лег в ленинградский госпиталь. В тот же год метеорологи зарегистрировали в заполярном городке Амдерма плотность радиоактивных выпаданий, превышавших нормальный фон в 11 тысяч раз! У увольняющихся в запас военнослужащих, находившихся в непосредственной близости от смертоносных полигонов, содержание стронция-90 в организме превышало норму в 20--30 раз, о чем, конечно же, не догадывались ни они, ни Автенюк, уволившийся 25 декабря 1960 года. После службы старшина окончил кораблестроительный институт и всю жизнь проработал в Николаеве на судостроительном заводе имени 61-го коммунара. Сейчас на пенсии. А недавно узнал, что лица, участвовавшие в испытаниях ядерного оружия, приравниваются по своему статусу к чернобыльскому. Собрал документы и через военкомат отправил их к Россию. Ответ пришел быстро и был кратким: «Непосредственного участия в испытаниях ядерного оружия вы не принимали»…