«Я и не заметил, что конец мая… » -- рекламные ролики концерта Олега Митяева во Дворце «Украина» начинались этой строкой. Такое вот смущенное признание: не заметил, мол, ну что поделаешь? И вначале -- даже не слово. Вначале был вздох. Глубокий вздох автора, главный козырь которого -- искренность. Плюс фантастическая способность находить такие слова, которые, казалось, давно вертелись у нас на языке, мы сами все это чувствовали -- только не знали, как сказать.
Теперь его больше не называют бардом -- говорят «поэт и композитор». И наверное, это правильно. Основная масса бардов на Митяева «смотрит искоса, низко голову наклоня». Обзывают шлягерником и намекают, что быть знаменитым некрасиво. Что нехорошо, когда тебя везде хотят слушать. Слава Богу, сам он не рвется ни в попсу, ни в какую другую мафию. Митяеву не нужны «подпевки» и «подтанцовки», шикарные декорации и многодецибельный грохот колонок. Рядом -- только один музыкант Леонид Марголин, периодически меняющий гитару на баян, баян -- на рояль. И то, иногда кажется, что и его многовато. Потому что, когда шума становится чуть больше обычного, даже Митяев начинает «форсировать»: чуть громче петь, чуть азартнее говорить, чуть голливудственнее улыбаться, принимать чуть более картинные позы -- а это не его королевство. Олег -- признанный Король светлой грусти, способный ввергнуть в таковое состояние каждого, кто попадется на пути. «Он шьет из светлой грусти непраздничные вещи», -- поет он как будто не о себе. Но мы-то с вами знаем… К нему на концерт идут даже не за новыми песнями -- идут за настроением. Вроде того, как «… и заплачет, не сдержавшись в сотый раз, узнавая жизнь чужую и свою».
Кто бы мог подумать, что в четырехтысячном зале можно разговаривать с людьми так, словно общаешься с ними с глазу на глаз? А Митяев -- смог. Вышел и без предисловий запел: «Давай с тобой поговорим. Прости, не знаю, как зовут… » И каждому показалось, что это обращение именно к нему.
Концерт получился куда задушевнее, чем полгода назад в Октябрьском дворце. На сей раз был минимум «шоуменства» -- только в финале первого отделения, в пресловутой песне «Жизнь замечательных людей», затянувшейся минут на двадцать за счет впаивания в нее меж куплетами чуть ли не всего советского песенного наследия, от «То березка, то рябинка» до «Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар», от «Взвейтесь кострами, синие ночи» до визборовской «Ты у меня одна». Кстати, «Ты у меня одна» -- это была единственная «впайка», на которой зал действительно с удовольствием и безо всяких уговоров запел с Митяевым хором. Может быть, потому, что тут он вдруг снова, будто спохватившись, впал в тихую искренность.
«Простого парня» Олега Митяева (он вечно кокетничает, намекая на свою малограмотность) в последнее время непреодолимо потянуло к литературе. И если раньше в его тексты изредка просачивались какой-нибудь Пиросмани или Артюр Рембо, то теперь посвящения пошли целыми отрядами. И не только Визбору и Окуджаве, но и Тютчеву, Бродскому… Теперь вот -- Есенину: «А душевнобольных не сажают в тюрьму -- им везде в этой жизни тюрьма». Внезапно забыв слова (песня-то совершенно новая), Митяев съязвил: «Фонограмма заела». Кажется, кто-то поверил…
Конечно, на прощанье без «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» не обошлось. Хотя, какое там прощание! Сначала на бис зазвучало сакраментальное: «Когда проходят дни запоя… » Прошло минут пять, как артисты ушли «окончательно», а овация все не стихала. Снова вернулись. … Когда почти через час, раздав все интервью, Митяев вышел на служебный вход «Украины», там его ждала толпа человек в сто, жаждущая автографов и фотографирования с любимым мужчиной. «Мы такого лет двадцать не видели -- с тех времен, когда привозили молодого Розенбаума», -- поделились изумленные организаторы.
Ночью произошло еще кое-что феноменальное. И это был концерт в заведении под названием «Дежавю». Кошмар! За полгода сделать из «нормальных пацанов» -- «гнилых интеллигентов»? В октябре, когда Митяев здесь впервые выступал, за столиками сидели такие живые нетрезвые лица, кричали: «Давай!» и гремели посудой. Правда, так было в полночь, а к половине четвертого утра они уже были окончательно влюблены в Олега и его песни… И вот теперь те же люди сидят тихо, как мышки, поют хором (причем, знают все слова!), заказывают самые нешлягерные вещи вроде песен про войну и посвящений Галичу, а когда им поют Окуджаву -- слушают, как молитву! Просто какой-то «Человек с бульвара Капуцинов» наяву.