На днях Елена Образцова была в Киеве, где вместе с Театром Романа Виктюка представляла новый спектакль режиссера «Примадонна». Пожалуй, если бы не Образцова, смотреть по большому счету было бы нечего, поскольку тема, как и всех последних постановок Виктюка, весьма банальна и все того же цвета -- голубого. Но, видимо, это ничуть не смущало оперную диву, которая не то чтобы ИГРАЛА в спектакле, а ИГРАЛАСЬ в него. Похоже ее забавляло все -- молодой любовник, откровенные наряды, сумасшедшая стрижка и собственное тело, похудевшее на 20 (!) кг.
-- Ну я понимаю -- новая оперная роль, но в театре, далеком от оперного искусства!.. Зачем?
-- Да почему же моя роль в «Примадонне» не связана с оперным искусством? Я там пою, танцую и играю драматическую роль.
-- Тогда почему именно у Романа Виктюка?
-- А это Божье провидение. Я не смогла отказать Роману Виктюку и счастлива, что играю у него. С его замечательными актерами -- Бозиным, Исаевым, Соколовой. Мы сделали, по-моему, чудесный спектакль «Антонио фон Эльба» по пьесе Ренато Моннарди (в Киеве спектакль шел под названием «Примадонна». -- Э. Я. ). Мы играли его в Петербурге, Москве, Киеве и всегда при огромном стечении народу. Билеты на наш спектакль везде раскупались мгновенно.
-- Елена Васильевна, вы выступали во всех самых известных оперных театрах мира. Скажите, сцена какого театра -- самая любимая?
-- Конечно, Большого. На этой сцене я впервые почувствовала себя певицей. Еще будучи студенткой третьего курса Ленинградской консерватории, я спела Марину Мнишек в «Борисе Годунове». Большой театр -- это мой дом.
-- Как так получилось, что Большой театр оказался на грани катастрофы?
-- Сколько себя помню, в театре всегда не хватало денег. Лет десять назад Большой театр собирались закрыть на ремонт, и я очень переживала, что не успею закончить на этой сцене свою трудовую деятельность. Потом нам обещали сделать филиал Большого театра в Театре оперетты. И до сих пор ничего не сделано, театр находится в крайне тяжелом, аварийном состоянии.
-- День рождения Большого театра, 28 марта, был официально объявлен ЮНЕСКО всемирным днем поддержки этого театра. Наверное, сейчас на его счет уже поступают меценатские деньги.
-- Я в этом не уверена, если бы я могла перечислить какую-то сумму, то обязательно сделала бы это. Это очень почетно -- помочь Большому театру. Думаю, в истории навечно останутся имена всех тех, кто даст деньги на его восстановление.
-- Сейчас жизнь в России довольно трудная. У вас не возникало желания насовсем уехать за границу?
-- Нет. Чем больше я живу в России, тем больше чувствую себя русской. Я горжусь тем, что никуда не уехала, что я пережила все трудности вместе с людьми, которые помогли мне стать тем, кто я есть. Как я могла уехать?
-- Я знаю, что вы довольно часто бываете в Японии, преподаете там.
-- В Японии я живу по два с половиной месяца в году. Очень часто бываю в Италии, Испании, во Франции и везде успеваю работать. Я счастлива, что меня еще приглашают в Большой театр. В этом месяце я буду петь «Пиковую даму» и Амнерис в «Аиде», а 22 мая у меня концерт в Большом зале Консерватории.
-- Говорят, однажды, когда вы пели Кармен, ваш партнер вел себя настолько темпераментно, что сломал вам не то руку, не то ребро. Неужели такое возможно?
-- Такие эпизоды -- не редкость. Вот, например, когда я пела Амнерис в «Аиде» в Кремлевском дворце съездов, тогда тоже было трудно с деньгами, и театр не мог содержать нужное количество рабочих цены. Собирать декорации пригласили мальчиков из военной части, и они быстренько что-то такое сколотили. Заканчивая сцену судилища, я должна была подняться на очень большую высоту и спеть проклятье жрецам. Когда я закончила, вся декорация рухнула вместе со мной, меня долго искали под обломками. Я сломала тогда два ребра, а мне нужно было срочно ехать в «Метрополитен-опера» в Нью-Йорк петь «Самсона и Далилу». Мне сделали укол, и я в специальном корсете исполняла партию Далилы. А года два назад я пела Кармен в Кировском театре и попросила Хозе, чтобы в третьем акте, когда мы с ним ссоримся, а за ним приходит Микаэла, он меня уронил на пол.
-- И он вас уронил?
-- Он забыл, а я подумала: ну и хорошо. Тогда я была еще очень толстая. Думаю, хорошо -- не надо будет вставать. Он с Микаэлой ушел за кулисы, а потом вдруг вижу его перед собой, когда я уже расслабилась и не ждала, что он меня может уронить. Он сильно ударил меня в грудь, я упала и сломала руку. Помню, я никак не могла встать, потому что рука вдруг стала очень тяжелая. Но мне сделали укол, заморозили, как футболисту, руку, обвязали испанскими шалями, и так я допела четвертый акт.
-- Никогда бы не подумала, что жизнь оперной дивы настолько опасна. Можно сказать, экстремальная профессия. А как вы отдыхаете?
-- Да никак.
-- ???
-- За всю свою жизнь я ни разу не отдыхала. Изредка хожу за грибами и удить рыбу. Но такое бывает раз в сто лет.
-- Потрясающе! Ни разу не видела женщину с удочкой в руках.
-- Вам просто не повезло. Женщина с удочкой в руках обычно испытывает олимпийское спокойствие.
-- То есть вы меланхолически смотрите на поплавок и… отдыхаете?!
-- Да. Сейчас я уже не могу этим заниматься, мне жалко рыб и вообще жалко кого-то убивать. Поэтому я уже больше не хожу на рыбалку.
-- Я слышала, что вы заядлый коллекционер. А что вы коллекционируете?
-- Лягушек.
-- Лягушек?! Неужели живых?
-- Нет, не живых. У меня большущая коллекция лягушек, и ватных, и фарфоровых, разных. Я начала собирать их в Японии, там культ лягушек, а так как я уже 38 лет езжу в Японии, то ко мне лягушки и пристали.
-- Еще, насколько мне известно, у вас богатейшая коллекция редких, антикварных записей.
-- Была. В мою квартиру забрались воры, вскрыли обе стальные двери, как консервную банку, и вынесли все, что было мне дорого, в том числе и все записи. Я очень переживала, потому что им это не нужно, они все равно продадут их, а для меня это большая ценность, необходимая для творчества.
-- Елена Васильевна, вы многие вещи исполняете на иностранных языках. Сколько же вы знаете языков?
-- Трудно сказать. Пою я на девяти языках, но прилично знаю два -- итальянский и французский. Но почти на всех языках понемножку говорю.
-- Вы как-то сказали, что когда надо было петь на недостаточно освоенном языке, вас часто выручали шпаргалки.
-- Да, этот известный студенческий прием довольно часто выручал меня, особенно за рубежом. Подчас я не успевала выучить необходимое количество слов, поэтому находила место среди декораций, куда приклеивала листочки с текстом, и когда мне надо было петь в мизансцене, я подходила к этому месту, смотрела на шпаргалку и пела. Как мне потом рассказывали, знаменитая итальянская меццо Фьоренца Коссото, с которой я пела в «Самсоне и Далиле» в «Метрополитен-опера», была в восторге, когда увидела большую серебряную чашу, стоящую на сцене, с моими наклейками. Когда я пела арию, я просто вращала в руках сосуд и читала этот своеобразный подстрочник.
-- Я слышала, что в прошлом году Валерий Леонтьев предлагал вам спеть с ним дуэтом, но вы ему отказали. Почему?
-- Да, он предлагал мне спеть вместе, но я считаю, что такие дуэты создаются исключительно ради коммерции. Я тогда все это обратила в шутку и сказала, мол, не надо со мной петь, вот Монсеррат Кабалье спела с Фредди Меркьюри, а тот взял и умер. А вообще-то Леонтьев мне очень нравится…
«Facty i kommentarii «. 6 апреля 2000. Культура