Когда в прошлом году во время концертного тура по Украине Александр Розенбаум попал в автомобильную аварию, первым, кому позвонил и у кого попросил помощи пострадавший, был Евгений Бродский, руководитель нескольких компаний, занимающихся реальным производством в Украине. Это имя в нашей стране пока известно не очень широкому кругу лиц. Но тот, кто знает Евгения, не удивился такому решению Розенбаума. Помощь пришла незамедлительно. Не от врача, но от человека, знающего, как бороться за жизнь. «Я не спонсор концертов Александра Яковлевича, -- говорит Евгений Бродский. -- И нет у нас совместных бизнес-проектов. Мы друзья, и наша дружба основана на том, что мы одинаково представляем себе, что входит в понятие «настоящий мужчина». Это -- воля к победе, верность данному слову, выживаемость в любых условиях. » Врачи требовали от Розенбаума лежать три недели, но уже через день он встал. И выходил на сцену, хотя ушиб грудной клетки был очень сильным. Потому что этот мужчина -- человек слова. Как и Евгений Бродский.
-- Евгений, ваша фамилия довольно известна в Киеве. Вашего отца Юрия Семеновича Бродского, в свое время -- заместителя генерального директора крупного оборонного завода «Коммунист», в столице Украины знали многие…
-- Это был необыкновенный отец. Другого слова я не подберу. Он участвовал в жизни сотен людей. Он был необыкновенно добрым человеком. Считал доброту одним из основных принципов своей жизни. И для него неважно было, замминистра к нему обратился или простой рабочий. И так же он воспитывал своих сыновей. Как бы тяжело ни было, отец учил нас не опускать руки, бороться до конца, жить ради близких людей. Он ни дня не прожил только для себя. Это могут подтвердить сотни людей, кому помог отец.
Четыре года назад его не стало. У него была тяжелая форма сахарного диабета. Он жил на инсулине. Его смерть на меня подействовала страшно. Мне было 26 лет, 12 лет занимался спортом. Я никогда ничем не болел. Но однажды ночью почувствовал, что… умираю. Я боялся заснуть. Понять, объяснить, что со мной происходит, не мог. Просто чувствовал приближение смерти. Врачи успокаивали: это пройдет, нервы. Тогда я поехал к маме (она у нас врач), и она сразу же: «Сынок, что с тобой случилось?!» Тут же анализы сделать заставила. И выяснилось, что у меня тоже диабет. Такой же, как у отца, -- неизлечимый. Я испытал шок, от которого долго не мог оправиться. Доктор Маньковский Борис Никитович, к которому я попал (считаю, что это был подарок судьбы), прямо сказал мне: или немедленно садиться на инсулин, или… Но перед глазами у меня был отец, который жил на инсулине. И я помню, как ему резали ноги, как он ослеп. Все это -- последствия диабета. Я не мог перебороть страх стать не опорой семьи, как учил отец, а беспомощным инвалидом. Тогда принял решение, что лучше умереть. Сегодня могу признать: тогда я пережил настоящий страх.
-- Но ведь до этого у вас уже был опыт борьбы с самим собой, когда попали в автомобильную аварию. Что тогда вам помогло встать на ноги?
-- Опять же отец. Это он научил меня держать удар и, сцепив зубы, бороться до конца. Тогда я впервые побеждал страх смерти, страх стать инвалидом. Лежал вместе с «афганцами» и думал: неужели я останусь беспомощным?! А случилось вот что. Перед армией мы с друзьями решили съездить в Одессу на Привоз за подарками для своих девушек. По дороге машина свалилась в глубокий овраг. Мои попутчики успели выскочить из нее, а я оказался заблокирован и 17 раз (!) перевернулся в машине, скатившейся вниз. У меня был сломан позвоночник, я ничего не видел.
И вот в 18 лет я впервые оказался в ситуации, когда мне нужно было самому выкарабкиваться, доказывать себе и всем, что я мужчина. Сползал с кровати и брал гантели. Сегодня один килограмм, завтра -- два. Сегодня десять шагов, завтра -- двадцать. Я каждый день побеждал себя, свой страх и свою боль. И когда через два месяца на своих двоих пришел на прием к врачу, тот подумал, что у него галлюцинация. Случившееся заставило понять: человек сам строит свою судьбу, а значит, я не имею права сдаваться.
-- Это, конечно, закалка, но пройти ее вы, наверное, никому не пожелали бы. Ведь все могло повернуться по-другому. Это уже жизнь не на грани фола. Это вам судьба объявила настоящий фол. И потом второе испытание -- диабет…
-- Сегодня, думая над тем, что пришлось испытать, прихожу к следующему: природа, родители дали мне многое, но и испытаний судьба приготовила немало. Я это так понимаю: кому много дано, с того и спрос большой. И тут главное выдержать, не спасовать, не сломаться. Так меня учил и отец, его опыт борьбы за жизнь. После очередной операции на ногах он ехал не домой, а на работу.
Год и восемь месяцев после того, как у меня обнаружили диабет, я сопротивлялся. Решил: скорее умру, чем уколю инсулин. Прошел все -- от тибетской медицины до швейцарских клиник. В конце концов уехал в Москву, подальше от родных, чтобы они не видели, что со мной происходит. До болезни я весил 105 килограммов, а когда вернулся в Киев -- 48! В аэропорту меня поначалу даже задерживали, потому что фото в паспорте не соответствовало оригиналу… Я позвонил Маньковскому, и он долго не мог поверить, что я жив до сих пор, так и не начав колоться. «Это против всяких законов», -- уверял он меня. Теперь-то я ему безмерно благодарен, что он научил меня жить с диабетом и не чувствовать себя в чем-то обделенным. Это коварная болезнь. Каждый день требует концентрации воли, потому что диабет без конца подбрасывает неприятные сюрпризы.
-- Так что же все-таки заставило вас изменить решение и начать колоть инсулин?
-- Был такой момент в Москве, где я тогда работал в Администрации Президента РФ, в Фонде президентских программ… У меня отказывало сердце, я уже с трудом передвигался. Понял, что осталось мне немного и умереть -- для меня это более легкий путь. Я боролся с искушением решить свою проблему с помощью моего охотничьего ружья. Но это был бы не мужской поступок. Ведь у меня жена, ребенок, мать, которые нуждаются во мне. И в критический момент, когда Борис Маньковский и мой друг врач Валерий Марухно вывели меня из комы, я сказал им: «Буду колоться, но никогда не подчинюсь болезни! Я буду жить, работать ради своих близких, ради памяти отца». За одну ночь после первого укола я переоценил всю свою жизнь. В тот момент у меня появился тот кураж, который делает меня Женей Бродским, кураж, за который любят меня мои друзья.
-- Страх ушел?
-- Да -- в ту ночь, когда я решил сделать шаг. Ведь со страхом нельзя жить. Более того, в тот момент я потерял даже инстинкт самосохранения. Но без него тоже -- верная гибель. Доходило до того, что я мог ехать за рулем на бешеной скорости, мог заплывать в море, не страшась огромных волн… Потеря страха тоже могла привести к трагедии. Меня возвращали к реальности друзья, семья.
Я должен был не только жить, но сделать что-то невероятное. И вот спустя два с половиной года я могу сказать, что победил болезнь. Я занимаюсь каждый день спортом, опять вешу 105 кг, работаю по 20 часов в сутки. У меня появился второй ребенок -- словом, живу полноценной жизнью. Не верят этому только те, кто меня не знает.
-- На таможне однажды вас даже за наркокурьера приняли…
-- Был такой случай: при моем внешнем виде не поверили на таможне, что я болен, и, обнаружив шприцы с инсулином, вызвали врача для проверки. Потом удивлялись и искренне жали руки. Я же не удивляюсь. Для меня главное -- свобода, я живу так, как хочу, я -- полноправный участник этой жизни, всех ее сложностей. Я себе зарабатываю на инсулин. И помогаю тем, кто не может его купить. У меня есть собственная философия жизни.
-- Вряд ли эта философия касается лишь ваших взаимоотношений с болезнью. Да это и невозможно. Такие испытания изменяют взгляд на всю жизнь. Как это отразилось на вашей предпринимательской деятельности?
-- Я испытал в бизнесе такие же амплитуды и перегрузки, как в борьбе с болезнью. Когда говорят, что кто-то засыпал богатым, а просыпался бедным, так это про меня. В советские времена мы с партнерами начинали с первых кооперативов: торговали цветами, строили платные туалеты, выводили из подполья цеховиков, легально реализуя их продукцию. Ведь тогда, в конце 80-х, был подъем производства. Люди измучились от дефицита. И вот появились те, кто брался его победить, насытить рынок. Не челноки, а производители.
-- Что, по-вашему, нужно сделать, чтобы промышленного подъема добиться сегодня?
-- Я не экономист. Я могу лишь рассказать, как мы еще в 1992 году создали завершенный производственный цикл, работавший по рыночным законам. Кстати, о нас написал тогда один английский экономический журнал. Мы хотели, чтобы под реальный оборот, отраженный на банковских счетах, иностранный инвестор мог, не опасаясь, давать инвестиции. Я тогда понимал, что иностранные деньги можно взять только под реально существующее дело, то есть под людей, которые его сумели поднять. Если предложить иностранцу: «Дай деньги на выпуск ферросплава, который продадим металлургическому заводу по бартеру, а потом толкнем металл за границей подешевле», -- не дадут на это деньги! Но вот наш ферросплав поступает на завод, металл экспортируется по реальной цене, а деньги идут в банк. Когда все чисто и прозрачно, тогда и инвестиции придут. В 1992 году мы привлекли из-за границы около 30 млн. долларов. До 30 сырьевых цепочек создали. К сожалению, тогда мы не добились поддержки государства. Нас съели начинающие олигархи, которые забрали наш металл по распоряжению «сверху». А нам кредиты надо было возвращать (у меня с тех времен сохранилась копия договора с украинским банком под 1000 процентов годовых)! Мы были вынуждены уйти с рынка. Он просто перестал существовать. И производство легло. Директоров-рыночников уволили, а начали набирать силу «удельные князья». Некоторые обладминистрации начали диктовать условия работы. Работать эффективно стало невозможно. А ведь наша идеология, получи она тогда законодательную и государственную поддержку, дала бы толчок экономическому росту.
Потом была памятная работа в компании «Интергаз», когда мы не согласились с условиями, навязываемыми тогдашним премьером П. Лазаренко…
-- Теперь понятно, отчего после этого противостояния вам пришлось уехать в Москву.
-- Это был тот же «Интергаз». А затем и Администрация Президента РФ. Я понял там простую мысль: бизнесмен, не желающий завтра быть в тюрьме, должен думать о политике. Так же и политик, стремящийся делать свою работу хорошо, должен заботиться прежде всего об экономике.
В Москве я тесно общался с людьми, стоявшими у истоков российского бизнеса, -- Дмитрием Сухиненко, создателем Российской товарно-сырьевой биржи, Константином Боровым, Артемом Тарасовым. Они тоже вынуждены были уйти из бизнеса, когда условия игры поменялись. Я много общался с Ириной Хакамадой. Мы много спорили. Это было время вторых выборов Ельцина. Тогда писались программы, строились планы подъема экономики усилиями представителей среднего класса, то есть тех бизнесменов, которые доказали свою состоятельность. Для реализации их идей при Администрации Президента и был создан Фонд президентских программ под руководством Малышева, бывшего ректора Таганрогского университета, остававшегося советником Б. Ельцина даже тогда, когда институт советников упразднили.
-- Вы, гражданин Украины, работали советником в Администрации Президента РФ?
-- А в этом нет ничего необычного. Например, Малышев тоже родом из Украины. Да известно же, что немало российских политиков и бизнесменов имеют украинские корни. Огромный опыт я получил там -- видел, как формируется российская политика, как развивается российский бизнес, наконец, сам участвовал в этих процессах.
-- И как вам, человеку, узнавшему изнутри украинские и российские политику и бизнес, представляется взаимовыгодное сотрудничество двух стран, когда реальная выгода и польза станут выше чьих-то политических амбиций? Удастся ли, в конце концов, объединить интересы тысяч компаний и фирм как в России, так и в Украине, которые нуждаются друг в друге?
-- По моему убеждению, приходит время тех, кто хочет и умеет делать честный бизнес по обе стороны российско-украинской границы. Подъем экономики лежит на плечах среднего класса. Главной задачей любых реформ последнего столетия, проводившихся в десятках стран, было создание именно среднего класса. Зачем он нужен? Существование маленькой, но очень богатой элиты с одной стороны и огромного числа бедных с другой создавало почву для диктатур и социальных катаклизмов в Латинской Америке, Юго-Восточной Азии, на Среднем Востоке. Только средний класс способен построить гражданское, истинно демократическое общество.
Нашу программу мы называем «Возрождение национального производственного комплекса». Если мы хотим жить, как в развитых странах, нужно строить развитую современную экономику. Кстати, когда Леонид Кучма вел борьбу за свое второе президентство, это же положение было одним из ключевых в его предвыборной программе. Не скрою, я и мои единомышленники, работающие в бизнесе, поддержали его именно за это. Мы готовы работать вместе над осуществлением этой цели.
В России и в Украине приходит конец тому периоду, когда все в экономике определялось небольшой группой олигархов. Близится время экономического роста, а это время среднего класса. Приходят те, кто в состоянии поднять производственный комплекс, восстановить традиционные и создать новые кооперационные связи. Выходят на арену те, кто берет заводы в управление, чтобы наладить производство, а не разбазарить и обанкротить предприятие. Понимание того, что проще и быстрее возродить экономику совместно с соседями, уже есть во властных структурах. К примеру, украинский трансформатор висел на российском столбе. Можно купить западный трансформатор, но тогда и столб придется заменить. Выгодно это? Западной фирме, которая хочет продать и трансформатор, и столб, очень выгодно. Но не нам. И не россиянам. А в Украине завод стоит -- выпущенные трансформаторы продать некому. Самостоятельно создать работающую схему пока крайне сложно, а работать под кем-то и отдавать прибыль кому-то -- так уже не будет. Люди, способные работать по первому варианту, никогда не опустятся до второго.
-- Вы хотите сказать, что конец «сырьевых» олигархов наступает тогда, когда начинается рост производства?
-- Конечно. Как только появляются условия для честного бизнеса, оказываются невостребованными те, кто привык делать свой бизнес только через высокие кабинеты, добиваясь льгот в торговле сырьем. И только.
Недавно, например, у меня была встреча с губернатором Московской области Борисом Громовым. Мы обсуждали идею проведения тендерных комитетов, на которых бы на честной конкурсной основе определялись поставщики необходимых для области товаров украинских предприятий. Это один из реальных путей наладить взаимовыгодную торговлю. Он поддержал нас. Это даст возможность приступить к выполнению давно подписанных российско-украинских договоренностей по межрегиональному сотрудничеству.
-- Вам, наверное, проще озвучивать свои идеи и пробивать их. Все-таки ваш старший брат Михаил Бродский -- народный депутат Украины…
-- Мы абсолютно разные люди, живущие в двух разных мирах, с абсолютно разными убеждениями и абсолютно непересекающимися путями. Впрочем, наши отношения -- это сугубо семейное. А семья для меня -- это святое. Моя жена Наталья прошла со мной все испытания. Она настоящий надежный друг. Я понимаю, что ей и детям уделяю недостаточно внимания. И порой испытываю вину за это. Но все, что я делаю в жизни, за что борюсь, это в первую очередь ради своей семьи. Я хочу, чтобы они жили в Украине, благополучной и процветающей. И если сегодня чего-то боюсь, так только того, что я и мои единомышленники не успеем это сделать.