В конце 40-х годов рядом с лагерем в Долине смерти, где добывали смертоносную руду, прозвучал взрыв огромной силы. Возможно, это было испытание ядерного оружия
На восемнадцатилетнего паренька донесла его собственная учительница. И он отправился покорять Сибирь. Однако не так, как это делал Ермак, а в заколоченном этапном вагоне. Он валил лес и работал на секретном объекте. Стал узником урановой шахты, где буквально голыми руками заключенные добывали смертоносную руду. Здесь умерших не пересчитывали. А он, несмотря на все, выжил. И в свои 77 лет выглядит гораздо моложе. Многие помнят, какими страшными откровениями стали автобиографические произведения Льва Разгона и Евгении Гинзбург, как в конце 80-х -- начале 90-х все читали правду о сталинских лагерях. Политзаключенный Леонид Невидомский также написал талантливую и пронзительную книгу о сибирских лагерях. И сегодня «ФАКТЫ» рассказывают о его судьбе.
Леонида Невидомского арестовали, когда он был еще восемнадцатилетним мальчишкой, учеником Николаевского кораблестроительного техникума. Матери решил не писать о том, что его взяли: внезапно он ясно осознал, что может умереть в тюрьме, и пожалел близких… Его арестовали в начале войны по статье 54. 10 и 11, ч. 2 (антисоветская агитация, групповая), потом скоропостижно судили, и прокурор требовал для кареглазого паренька, с виду совсем ребенка, высшей меры.
-- За мной давно наблюдали и ожидали моего совершеннолетия, -- рассказывает Леонид Невидомский. -- Дело в том, что на меня донесла моя учительница, Мария Бенционовна Медведовская..
На занятиях по политэкономии пытливый Невидомский жадно ловил каждое слово преподавательницы. Думал, анализировал. А этого в Стране Советов рядовому винтику делать не следовало. Уважаемая Мария Бенционовна рассказывала, что капиталисты подло выдают рабочим жалкую зарплату, а затем штрафами ее же отбирают. Невидомский сравнивал с ситуацией в СССР: а у нас за брак судили, опоздание на пять минут квалифицировалось как элемент подрывной деятельности, за что в течение 9 месяцев снималась половина зарплаты. Разве у нас условия труда лучше? Этот и другие «нехорошие» вопросы ученик Леня задавал своей учительнице. Она была в растерянности и пообещала сходить в райком для того, чтобы «узнать» ответы на вопросы. На самом деле, вырвав страничку из разлинованной школьной тетради, она написала в НКВД о своем неблагонадежном ученике.
За Леонидом стали следить. Когда он написал матери, что хочет приехать домой, ответа не последовало. Обычно мама сразу же присылала немного денег. Оказывается, переписку уже давно перехватывали.
В СИЗО ему предъявили ворох «неопровержимых» улик, приобщив к делу совершенно безобидные истории из жизни подростка. Когда-то, классе в седьмом, они с товарищем Вовкой Ткаченко мечтали убежать в Сибирь, чтобы там грабить поезда и таким образом помогать бедным. Невидомский поступил в техникум и стал учиться, а Вовка, мальчишка из неблагополучной семьи, таки убежал. Правда, его поймали и поместили в детдом. Он жаловался в письмах, что ему плохо живется, потому что директора часто меняются.
-- Я ответил ему так: «Учиться -- учись. А плохо не потому, что директора меняются, а потому, что кучка авантюристов засела во главе правительства и правит так, как им нужно. » Это письмо и подшили к делу. Пытались «пришить» антисоветчину и маме, и близким, но поскольку арестовали меня 23 июня 1941 года (!), то не получилось, некогда было.
Когда на суде его спросили, изменил ли он свое мнение и раскаивается ли в своей преступной любознательности и идеологически вредной логике, Леня, который врать не привык, ответил отрицательно. Дважды. Прокурор взвился и стал требовать высшей меры. И все-таки ему дали десять лет.
Еще на этапе хотел бежать из вагона, разобрав по дощечкам часть двери. Уже собирался даже вылезать на свет Божий, как вдруг кто-то из зэков подсказал: «А ты шапку сначала высунь!» Так и сделал. Раздался выстрел. Леня был жестоко наказан за попытку побега.
Узники знали, что из самого лагеря не сбежишь. Без бумаги там и лишнего шагу сделать было невозможно. Вот красноречивый пример из книги Невидомского о том, как поступали с нарушителями: « Кто же может убежать? Доходяга? Он и ходить-то не может. Зайдет в первое же поселение, и его люди сдадут со всеми потрохами кому надо. Но однажды Иванов заметил, что «попка» на вышке задремал, и дал деру. Действительно, три дня искали «без устали». Из всех лагерей собрали вольных стрелков, надзирателей, подняли всех охотников в околице радиусом 100 километров и прочесали тайгу. Нашли все-таки. Забили без суда и следствия и мертвого бросили возле вахты. Проходишь возле ворот, а рядом лежит труп знакомого. Долежался до того, что смердел на всю округу. И сами же судьи этот смрад терпят. Потому что разодранный в клочья труп есть учебно-воспитательное наглядное пособие, чтобы другим неповадно было… »
После года, проведенного в Томской тюрьме, никто из лагерного начальства, из тех «Хозяев», которые приезжали выбирать себе дармовую рабочую силу, не хотел оформлять к себе отощавшего мальчишку. Опытные зэки подсказывали: «Просись, малый, просись в лагерь, там плохо, но все-таки лучше, а здесь ты долго не протянешь». И действительно, скоро на осмотре начальник медчасти Фаина Файтельсон запретила ему есть баланду: «Она тебя погубит, ты и так уже опух. Будешь пить -- умрешь. А для работы ты слишком слаб».
-- Я стал проситься на лесоповал. Говорю: ничего, это я с виду такой худенький, на самом деле я сильный, спортом занимался. И она, по сути, меня спасла, отправив в лагерь.
Был и лесоповал, и сельхозлагерь. Страшную реальность сталинских лагерей Леонид Александрович описал в своей книге «К-577, или Странная планета Колыма, где вечно плачут и поют». Политзаключенные жили бок о бок с домушниками, мокрушниками, фармазонниками… Они вынуждены были знать их законы, чтобы общаться и выживать. Так, Невидомский вспоминает, что «законники» могли убить или наказать «мужиков» ( политзаключенных) только «по закону» -- отомстить за обиду или защищаясь. А вот другая разновидность криминала весьма ценилась коммунистическим режимом: «Суки не имеют законов и могут творить все, что им захочется. Они помогают лагерному начальству, надзирателям удерживать режим, и они намного страшнее последних. Суки, если увидят хорошую вещь у мужика, отберут и даже фамилии не спросят… Они могут любого мужика пытать, как им вздумается. »
Если начальник лагеря получал приказ кого-то тихо убрать, то этому узнику день за днем давали хлеба на несколько граммов меньше. Человек умирал медленной смертью от истощения. Политзаключенный был самым бесправным существом в лагере. «Во время исполнения таких процедур, как раздача баланды, хлеба, прогулки в нужник, наши дюжие русские парни не столько говорили, сколько били. При каждой возможности надзиратель пытался ударить, чтобы узник боялся даже заговорить с ним. Как можно больнее. Самые обычные уставные процедуры выполнялись в виде услуги -- неуважительно, с презрением. »
После восстания в одном из лагерей под Норильском Леонида Александровича отправили на урановую шахту. Коренные жители, якуты, назвали это место «Бутыгичах», что в переводе означает «Долина смерти». Они и без дозиметров знали, что находиться возле этого места опасно.
-- Когда-то я читал, как один чиновник в 50-е годы утверждал, что в урановых шахтах работают вольнонаемные. Это вранье, там работали только заключенные. У нас на всю шахту был только один рабочий, который работал за деньги. Он, кстати, тоже умер от радиации.
Впрочем, многие тогда не имели никакого представления об опасности радиации. Это я любил физику и помнил о трагической судьбе супругов Кюри, однако защититься тоже никак не мог. Кроме всего прочего, у всех заключенных был силикоз -- профессиональная болезнь шахтеров, когда легкие забиты каменной пылью. Люди умирали сплошь и рядом. Я посчитал, что только из нашей бригады за год умерли 30 человек, большая часть.
Урановая жила толщиной в верхних слоях пять сантиметров шла под наклоном 80 градусов. Через каждые 40 метров в стволе шахты делался горизонтальный штрек, и так все время в глубину. Чем глубже, тем толще слой урановой руды. Поэтому начальники гнали нас все глубже, обещая всех, кто доберется до «восьмого горизонта» (горизонтальный штрек на глубине 320 метров), отпустить по домам. На такой глубине руда была черная и мазалась, как масло.
Конечно, никакой защиты не было, работали в том, в чем и спали, -- ватная телогрейка, бушлат, штаны. В этом же и советские праздники справляли. Лагерь находился в двух километрах от шахты, и каждое утро мы отправлялись туда. Вокруг тоненького слоя руды шла гранитная порода -- самая твердая, 12 категории, -- и мы пробивали ее пневмомолотками, пневмобурами. В образовавшееся отверстие забивали аммонит. Одну жилу бурят 40 сантиметров в длину и 20 в ширину — когда ее взрывали, подстилали байковые одеяла для концентрированной руды. Мы спали на голых нарах, безо всяких одеял. Пустую породу вывозили из шахты и выбрасывали. Руду поднимали наверх и на вагонетках завозили в бункер. Там упаковывали в шелковые мешки весом по 40 килограммов и отправляли в железную штольню с решеткой, где стоял охранник. Изредка прилетал вертолет, брал один или несколько мешков и увозил в Москву. Ведь тогда еще не до конца знали, как ее применять.
Поразительно, но даже в таких условиях люди умудрялись мошенничать. Один из бригадиров, некто Яновский, бывший секретарь ЦК обкома комсомола Одессы, пользовался неслыханными для врага народа привилегиями. Ему приносили еду в шахту, шили костюмы. А потом над ним был суд. Оказалось, что он брал пустую породу, сверху в вагонетку насыпал концентрированную руду, таким образом выполняя стахановский план. Но в Москве заметили, что не все чисто. После этого приехал какой-то старичок -- он-то и проследил, кто махинации с рудой проворачивал. Странно, но виновника не расстреляли.
Леонид Александрович вспоминает, как однажды, когда они с товарищем находились в шахте, раздался шум от взрыва огромной силы. Сначала они подумали, что это могли сделать взрывники: чтобы не возить снаряды наверх и не морочиться потом с накладными и лишней неучтенной взрывчаткой, они часто ее вхолостую взрывали в шахте. Но оказалось, что взрыв был на земной поверхности, где-то неподалеку. Начальство шахты было взбудоражено не меньше узников лагеря. Послали в Москву запрос, вскоре пришла коротенькая телеграмма: «Знаем. Молчите. » Невидомский уверен, что в конце 40-х годов там испытывали ядерное оружие.
-- Конечно, мы ничего не знали о полигонах. Но взрыв такой силы говорил о многом. Лишь с годами я понял, что же это было на самом деле. Хотя потом интересовался этим вопросом, читал соответствующую литературу, фактов, подтверждающих испытания, так и не нашел.
В 1951 году по истечении 10-летнего срока Леонида Александровича не отпустили. И после смерти вождя -- тоже. В 1952 году с урановой шахты он попал в поселок Мяунджа на секретный объект Д-2, где шло строительство первой полуавтоматической электростанции. И в 54-м его не отпустили, а дали еще один срок: отправили в ссылку, и он еще несколько лет оставался на Колыме…
Каким образом удалось выжить? В 60-е годы, во время оттепели, когда отношения с Индией стали достаточно теплыми, Леонид Александрович впервые узнал о методах йоги. Тогда он начал заниматься по этой системе и продолжает до сих пор. Сейчас все свое свободное время отдает книге: уже написан один объемистый том, но воспоминаний хватит еще на несколько таких же. Эта его личная, выстраданная правда должна стать частью нашей памяти.
«Facty i kommentarii «. 15-Август-2000. Человек и общество.