рассказывает старейший метрдотель Крыма 83-летняя Евгения Шульгина. Во время Ялтинской конференции 1945 года она работала официанткой и обслуживала президента США
Ровно 65 лет назад в Ялте, в Ливадийском дворце, лидеры трех супердержав — СССР, США и Англии — в преддверии окончания Второй мировой обсуждали вопросы послевоенного устройства Европы и мира. О безопасности и комфортном быте вождей в это время заботились десятки людей, в их числе и 18-летняя Женя Шульгина. Вместе с военным госпиталем бывшая воспитанница детдома была эвакуирована из родного Актюбинска Казахской ССР в освобожденную в 1944 году Ялту. Но вскоре ей и еще четырем девушкам пришлось переквалифицироваться из медсестер в официанток, обслуживающих вип-персон мирового уровня.
— Наш госпиталь располагался в Свитском корпусе Ливадийского дворца, — вспоминает Евгения Ивановна. — Однажды пришли военные и сказали: госпиталь расформировывают, собирайтесь, поедете работать в Алупку, в поликлинику, медсестрами. Мы с подружкой Валей сказали: никуда не поедем, останемся здесь. Мне к тому времени дали комнату в доме как раз напротив Ливадийского дворца, только обустроилась. Спустя какое-то время нас, пять девчонок, работавших в Свитском корпусе, молодых, симпатичных, юрких, снова пригласили военные. Дали ручку, бумагу и говорят: пишите заявление о «неразглашении» и тому подобное. Мы тогда и слова-то такого не знали. Поэтому спросили их: а что «не разглашать»? Вы пишите, говорят, мы вам потом скажем. Написали под диктовку — раз надо, значит, надо.
Вскоре госпиталь эвакуировали. Потом смотрим, военных понаехало столько! Здание дворца и парк просто кишели ими. На рейде стояли военные корабли. Военнопленные немцы убирали территорию дворца аж до самого пляжа: цветы сажали, делали косметический ремонт зданий, которые, кстати, от войны почти не пострадали. В общем, порядок наводили. А однажды утром я вышла из дома и наткнулась на… четырехметровый забор, уже покрашенный зеленой краской. Батюшки, за ночь возвели! На территорию меня и других девчонок пустили, но сказали: теперь домой ходить не будете, поживете в Свитском корпусе, в цокольном этаже, вам там кровати поставим, все оборудуем как надо. И кого будете обслуживать, никому не говорите. Если спросят, скажете: как и все, работаем на… работе. Это мы потом узнали, как все происходившее в Ливадийском дворце называлось. Нам же сказали, что будет проходить какое-то собрание и тут поселят военных. А мы станем их обслуживать.
О том, что в Ливадию приехали руководители СССР, США и Англии, Евгения Шульгина узнала только во время конференции.
— Нас переодела сестра-хозяйка (она приехала из Москвы), выдала нам синие платья, в кармашке каждого был батистовый платочек. В придачу — такие же батистовые косыночки, — вспоминает Евгения Ивановна. — А также чулки и тапочки, которые были как будто подшиты ватой и сверху кожей, чтобы не стучали. Мягкие такие, ходишь, словно по ковру. Мы должны были соблюдать полную тишину. Поэтому и на стол стелили тонкое байковое покрывало, а потом скатерть, чтобы посуда не звенела. Сестра-хозяйка показала нам правила раскладки приборов, подачи блюд гостям «в обноску». «Входишь, здороваешься, обносишь гостя блюдом с едой, забираешь грязную посуду (не дай Бог задеть плечо)», — учила сестра-хозяйка. А чекисты еще предупреждали: и никаких разговоров! Да мы и так это уже поняли.
Евгения Шульгина должна была обслуживать президента США Рузвельта. Он приехал в Ливадийский дворец поздно вечером 3 февраля.
— Какая погода тогда была, помните? — спрашиваю у Евгении Ивановны.
— Плюсовая температура, ни дождя, ни тучки. Ялтинская зима, одним словом. Охрана приехала раньше, на каждом посту стояли по три человека — русский, американец и англичанин. Наши ребята — все как на подбор: высокие, красивые, подтянутые, галифе наглажены, сапоги начищены. А иностранцы были в каких-то ботинках, как наши рабочие носят, в форме, похожей на полевую, не поймешь какого цвета. В общем, непрезентабельный вид имели. Мы еще с девчонками говорили между собой: «Боже, какие нищие страны, видно, нечего людям надеть». Жалели мы англичан и американцев. А с нашими ребятами перемигивались, они угощали нас то конфеткой, то шоколадкой, молодые ведь все были, веселые. Тогда же я первый раз в жизни увидела негра. (Смеется. ) Он возил инвалидную коляску, в которой сидел Рузвельт. Такой был черный-черный, два метра ростом. Он Рузвельта в эту коляску посадит и, если надо было, как пушинку, по ступенькам носит. По большому счету, мне было все равно, кто такой Рузвельт — обыкновенный человек, довольно невзрачный, а вот негр — совсем другое дело…
С согласия советской стороны Ливадийский дворец стал одновременно и резиденцией американской делегации, чтобы не доставлять лишних неудобств передвигавшемуся в инвалидной коляске Рузвельту. А так как заседания проходили в парадной царской столовой, то для питания Рузвельта и его окружения отвели императорскую бильярдную.
На официальных банкетах глав держав обслуживали мужчины-официанты в костюмах с бабочкой. А ежедневные завтрак, обед и ужин Рузвельту подавала Евгения Шульгина. Гостей принимающая сторона потчевала сытно и вкусно. По свидетельству очевидцев, американцы внесли свои коррективы в меню завтрака. Они не могли с самого утра есть русские пирожки и черную икру.
— Сестра-хозяйка составляла меню, а я уже подавала еду Рузвельту, — вспоминает Евгения Шульгина. — Были самые обыкновенные блюда, сыр, колбаса. Американский президент всегда здоровался со мной по-русски. На завтрак он мог съесть кашу — рисовую, пшенную. Также омлет с овощами. Готовили его из яичного порошка, который американцы привезли с собой. Из-за чего на кухне еще смеялись: мол, американцы к нам со своими яйцами пожаловали! На обед давали в чашках бульоны с сухарями, телячьи отбивные, картофель фри. А однажды подали Рузвельту борщ. Сестра-хозяйка сначала очень сомневалась, все же иностранец, будет ли кушать, а потом решилась. Сметану я отдельно поставила. Показала, что ее можно положить в тарелку с борщом.
— Вы ему на русском языке объясняли?
— На русском. Он все понял. Съел всю тарелку. Так ему борщ понравился, что сказал «Во!» — и поднял большой палец. После чего попросил давать ему «русский борщ» каждый день. На завтрак и полдник угощали чаем, кофе. Я тогда не знала, что это за напиток такой — кофе. Попробовали с девчонками, горький какой-то, не понравился нам. И Рузвельту, видно, тоже. Наши повара такой чай ароматный заваривали, что он пил его и просил еще «руси чай». На ужин тоже подавали ему все самое обычное — омлет, паровые котлеты. Ели все в полной тишине. Он, видно, немногословный был. Но, покушав, Рузвельт всегда благодарил: «Спасибо, козяюшка». Я ему отвечала по-русски: «На здоровье». Меня потом чекисты спрашивали: ну как он, доволен? Они ж там не присутствовали. Господи, да самый обыкновенный мужик, говорю, что подали, то и поел.
— А спиртные напитки были в меню американского президента?
— На столике водка стояла, вина разные. Все рюмочку водки выпивали, а Рузвельту крымский портвейн очень понравился. Я ему на рюмочку маленькую показываю, а он — на бокал и говорит «бокал, бокал». Я, конечно, ему не полный наливала, а как нас учили.
— В последний день Рузвельт сказал вам «до свидания»?
— Как обычно позавтракал, поблагодарил, потом пообедал, сказал на русском языке «спасибо» и поклонился, я ему тоже.
— Сталина-то хоть удалось увидеть во время Ялтинской конференции? — интересуюсь у Евгении Ивановны.
— А как же! Я ведь бойкая девчонка была, — улыбается Евгения Ивановна. — Окна в Ливадийском дворце большие, и видно было, как Сталин гуляет. Правда, когда первый раз увидела его, говорю девочке-официантке, моей подружке: «Слушай, Валя, по-моему, там дедушка Сталин во дворике ходит, в галифе, в сапогах, с усами. И такая точно фуражка у него, как на фотографии». Она мне: «Да брось ты! Это просто отдыхающие». Мы их всех так называли. Потом другие девчонки посмотрели, говорят — точно Сталин. Но Валя мне посоветовала: «Ты молчи, никому ни слова, что видела Сталина, а то охрана рядом ходит, мало ли что». И мы разбежались дальше работать, больше он нас не интересовал.
— А как Сталин, Рузвельт и Черчилль в Итальянском дворике дворца фотографировались, видели?
— Да. С девчонками как раз стояла у окна, а они готовились к фотографированию. Предложила побежать на другую сторону, чтобы лучше рассмотреть, но подруги меня остановили: да ты что, туда же не пустят. Но нам и так хорошо было видно. Сталин садился слева, так как у него левая рука почти не двигалась.
— Больше со Сталиным не доводилось встречаться? — интересуюсь у Шульгиной.
— Почему же! После конференции он еще два раза приезжал в Ялту. Работал, как всегда, в Ливадийском дворце. Поэтому на его окнах установили металлические противомоскитные сетки (впервые в истории дворца. — Авт. ). А однажды я пришла на работу и увидела… пни от кипарисов. Срубили даже двухсотлетние деревья у въезда. Сегодня говорят, что это была идея Сталина. Но это неправда. Нам тогда сказали, что так решили врачи, которые боялись, что в кроне деревьев могут завестись малярийные комары. На месте уничтоженных кипарисов посадили эвкалипты, но они вымерзли первой же зимой.
В 1946 году Евгения Шульгина обслуживала вождя во время еды в императорских апартаментах. Ночевал Сталин на даче в Мисхоре. В свой последний приезд в Ялту в 1948 году большую часть времени Сталин проводил в Массандровском дворце. Вместе с ним на отдых приехала дочь Светлана с маленьким сыном Иосифом.
— Так как Сталин не любил менять что-то, то меня перевели туда, и охранников прежних тоже, — вспоминает Евгения Ивановна.
— Он вас узнал?
— Не знаю, но здоровался обязательно. Бывало, спросит: «Ну как здоровье, дэвочка?» И так меня по плечу похлопает. А как-то Сталин вышел из столовой, а я шла навстречу, не ожидала его увидеть, испугалась и уронила вилку с подноса. Он улыбнулся и сказал: «Нычего, нычего, это к штчастью», — Шульгина копирует говор вождя и смеется. — Как в воду глядел, жизнь я прожила хорошую.
— Какие блюда подавали на стол Сталину, помните?
— Да самые обыкновенные! Меню разрабатывали врачи-диетологи. Но он непривередливый был. Что давали, то и ел. И его дочь Светланка такая же. Причем кушали по расписанию, между основными приемами пищи могли поесть фрукты, они всегда стояли на столе. Сначала Сталину давали только бульоны. А однажды дали борщ. Так он после этого сказал: принесите еще такое — и показал на пустую тарелку из-под борща. Добавку съел и попросил, чтобы на следующий день еще дали «борш», он так это слово выговаривал. Вина пил в основном грузинские, и в кабинете у него всегда стояла бутылка. Одевался Сталин очень скромно — легкий светлый китель и синие брюки. Утром вставал и отправлялся на пляж, я видела, как он там ходил вдоль берега и делал зарядку. Любил смотреть кино, гулять по парку.
— С внуком?
— И с ним тоже. Часто брал мальчика на руки, видно, что любил его. Йоська, мы так его называли, был очень спокойный ребенок. Ему тогда годика три-четыре было. Очень похож на деда, такой же рыжий, аж красный, как и сам Сталин. Я когда первый раз увидела его без фуражки, сильно удивилась — не встречала еще тогда людей с волосами такого цвета. Говорю своей подруге Вале: покрашены, что ли?
— Светлана кушала вместе с отцом или отдельно?
— Пару раз она и Йоська с ним обедали. Но обычно Светлана кормила сына раньше, потому что его надо было укладывать спать. Прекрасная женщина была, воспитанная. И сыночек у нее такой. Она его держала в строгости. Бывало, он только закапризничает за столом, Света тут же постучит пальцем по столу: «Цыц!» — и Йоська успокаивался. Светланка, мы ее так называли между собой, воспитывала сына самостоятельным. Хотя у мальчика была и нянечка. Однажды нянечка хотела ему попу вытереть, маленький ведь еще был. Так Света ей строго-настрого запретила это делать, сказала, что он сам все должен уметь.
— К нам, прислуге, дочь Сталина относилась прекрасно. Перед отъездом, упаковывая свои вещи, позвала меня и говорит: «Женечка, ты такая хорошая, я подарю тебе платьице». Я ее спрашиваю: «А разве можно?» «От чистого сердца», — сказала Света и подарила мне платье и комбинацию. Платье было сшито из только появившегося тогда модного синего ситца в горошек, с вышитым воротничком. Комбинация — розовая, тоже вся расшита по вырезу и внизу. Это вообще был предел мечтаний. Я ее носила только по большим праздникам, она где-то еще у меня есть. Да и платье тоже редко надевала, лет двадцать оно мне прослужило, пока не разлезлось от старости, — Евгения Ивановна показывает фотографию, где она запечатлена в наряде, подаренном дочерью Сталина. — Хоть и дочка самого главного руководителя страны, но очень скромная, интеллигентная была. Не то что жены тогдашних партийных боссов или та же Галина Брежнева. Как говорят, в таких случаях, небо и земля.
В Свитском корпусе Ливадийского дворца обустроили пять квартир, в которых жили во время отдыха в Ялте партийные соратники Сталина с семьями и лидеры дружественных государств.
— Жены у иностранцев были, что называется, на уровне, очень воспитанные, со вкусом одевались. А у наших руководящих работников… Да, бабы красивые, конечно. Но такие сплетницы, чванливые, глупые. Почти никто из них не работал, одевались черт знает как, хотя возможности были огромные. А уж выпендривались, как только могли. Бывало, сидят на балконе, рядом на столике стоит графин с водой, так они зовут меня, чтобы я налила им ее в стакан, самим, видите ли, нельзя это сделать. Это я сейчас уже могу об этом говорить, а тогда подписку «о неразглашении» давала. Смотрела на них и думала: «Боже мой, кто нами управляет?!» Жены командовали своими мужьями, и часто именно они решали судьбы людей. Например, эти бабы очень невзлюбили жену Молотова — Полину Жемчужину. Говорили всегда громко, так как нас, прислугу, за людей не считали. Поэтому я слышала, как сплетничали о ней, косточки перемывали. Жемчужина была очень умная, красивая, в их интригах не участвовала. Словом, была среди них «белой вороной». Они к ней сначала подлизывались, советовали даже, чтобы она сказала супругу, что главнокомандующий ВМС Николай Кузнецов — не тот, за кого себя выдает (в 1947 году Герой Советского Союза, адмирал флота был понижен до начальника Управления военно-морских учебных заведений в Ленинграде. — Авт. ). В конце концов, они и саму Жемчужину «съели». Ее арестовали якобы за то, что за спиной мужа готовила заговор против Советской власти.
В 1949 году Евгения Шульгина родила сына и больше в систему МВД-МГБ СССР не вернулась. Маленький ребенок требовал времени и внимания, и работать, считай, круглосуточно, Шульгина уже не могла. Сначала устроилась официанткой в санаторий Совмина СССР «Нижняя Ореанда», затем перешла в ресторан гостиницы «Таврида-Интурист». Была метрдотелем ресторана «Лесной», что у озера Караголь, и «Мраморный», гостиницы «Ялта-Интурист». Одновременно преподавала в техникуме советской торговли «Организацию и культуру обслуживания».
— Ялта развивалась как курорт, надо было готовить кадры, меня пригласили преподавать, — вспоминает Евгения Ивановна. — Первый раз столкнулась с Галиной Брежневой в ресторане «Лесной». Простым смертным попасть туда было очень сложно. Она приехала с мужем Юрием Чурбановым. Высоких гостей я обслуживала, как правило, сама. Накрыли им стол в банкетном зале «Три дерева» — закуски с лепешками на виноградных листьях, цыплята табака, птица по-охотничьи в горшочках. Через какое-то время я зашла узнать, как им отдыхается. Галина была уже сильно пьяная, материлась и кричала Чурбанову: «Чтобы я родила от тебя ребенка?! Да никогда! Пошел ты… !» Ему было очень неудобно, и он отправился к машине. Галина же захотела прогуляться к озеру. А в тот вечер у нас было много иностранных гостей. Думаю, нельзя, чтобы они видели Галину такой: она же очень похожа на отца была, поэтому ее сразу узнали бы. Подошла к ней и говорю: «Гала, там ребята отнесли в машину бутылку хорошего вина, пойдем, разопьем с тобой». Она согласилась. И я, с еще одним парнем, ее через кухню и служебный вход вывели к машине. Ребята затолкнули ее туда, и они с мужем уехали. Там были тогда начальник ялтинской милиции и областной крымской из Симферополя. Как-никак, министр внутренних дел приехал. Чурбанова все очень жалели, он мужик хороший был, но что он мог сделать с такой женой?! На следующий год я столкнулась с Галиной Леонидовной уже в ресторане «Мраморный». (Меня перевели туда старшим метрдотелем, даже не спросив моего согласия. Коммунистка, значит, будешь работать там, где надо, сказали в тресте ресторанов). Тогда после обильного застолья Галина спустилась в варьете «добавить». Группа мужчин в штатском и я — бегом к ней, окружили и тихонько так, подталкивая, вывели из зала, уговорили уехать домой. Посетители, конечно, узнали ее, смотрели ошарашенные. Вот такая дочка была у Брежнева. Беда, да и только, — вздыхает Евгения Ивановна. — Поэтому я Свету, дочь Сталина, часто вспоминала, сравнивала их.
— Если не секрет, высшее руководство часто приезжало на отдых в Ялту с любовницами?
— Приезжали, — говорит Евгения Ивановна. — У меня тогда и чекисты пытались выведать, как да что. Но мы должны были не только вкусно их накормить, а и… забыть все, что видели. Правда, надо отдать должное любовницам: вели они себя скромно, не выпячивались, знали свое место, как говорится. Только однажды меня отправили сопровождать пассию одного партийного босса в Симферополь, в аэропорт. Чтобы я ей, если понадобится, водички налила и прочее. Впереди сидел охранник, а я с этой женщиной сзади. Проводила и вернулась — надо, значит надо. Работа такая у меня была…