25 августа знаменитому режиссеру «Мимино» исполняется 70 лет
Неизвестно, что бы делал Георгий Данелия, не сними он один из своих шедевров, фильм «Мимино», но уж точно Вахтанг Кикабидзе лишился бы одной из своих самых блестящих ролей в кино. Режиссер фильмов, ставших классикой советского кино, «Я шагаю по Москве», «Кин-дза-дза», «Осенний марафон», Георгий Данелия накануне своего 70-летия бодр, оптимистичен и, как обычно, весел. Шутит, что ему ничего, кроме как смеяться над самим собой, не остается. Наверное, лукавит, потому как его самый последний фильм «Фортуна» только-только вышел в прокат и уже получил самые высокие оценки. Хотя сам мэтр к своим работам относится более скептически…
-- Говорят, свои фильмы вы оцениваете по пятибалльной системе. Наверное, в отличниках ходите?
-- У меня самая высокая оценка -- пять с минусом. Со временем эти оценки менялись. Сейчас мой самый любимый фильм -- «Кин-дза-дза». Однако, если исходить из оценок зрителей и жюри кинофестивалей, то лучшие: «Я шагаю по Москве (пятерка с двумя минусами), «Осенний марафон» (пятерка с полутора минусами), «Не горюй!» (пятерка с минусом). А вот мой последний фильм «Фортуна», пожалуй, на четверку с небольшим плюсом.
-- Вы меняетесь вместе со своими картинами?
-- Да, и очень существенно. Я стремлюсь делать фильмы, не похожие один на другой. Несмотря на трудности, стараюсь сохранить оптимизм. Даже в очень тяжелые времена спасаюсь юмором и поддерживаю им людей.
-- Ваши фильмы были представлены на многих престижнейших кинофестивалях…
-- Одна из последних моих лент -- «Орел и решка» -- получила главный приз на фестивале в Варне, который назывался «Любовь -- это сумасшествие». Было очень приятно, тем более, что получил я премию не «по блату», не за былые заслуги… Но больше всего люблю «Кинотавр». Если меня спросят, куда поедете -- на Каннский фестиваль или «Кинотавр», -- выберу, безусловно, второй. Хотя в Канне мои фильмы трижды участвовали в конкурсной программе и даже призы получали. «Паспорт», например, получил там «Гран-при» в номинации «Перспектива».
-- Рассказывают, что роль Янковского в этой картине сначала должен был играть Михалков.
-- И в «Кин-дза-дза» было две кандидатуры -- Никита Михалков и Олег Янковский, в «Паспорте» -- тоже они. Помню, я долго сомневался по поводу сценария «Паспорта». Министром кинематографии Союза тогда был Комшалов, он мне сказал: «Ты позвони в КГБ, если там дадут «добро», то делай». Я спросил его: «Кому конкретно звонить?» Он ответил: «Не знаю… » Помог Карен Шахназаров, который дал мне номер телефона. Я позвонил, представился. Мне говорят: «Приезжайте, расскажите, что вам нужно». Я поинтересовался: «А по телефону нельзя?» В ответ услышал: «Вы что, боитесь, что ли?.. » «Боюсь», -- говорю. «Кто будет играть агента КГБ?» -- полюбопытствовал собеседник. «Либо Михалков, либо Янковский». «Если интересует наше мнение -- Янковский». Я спросил: «Это приказ?» «Нет, пожелание… » Оказалось, я разговаривал с самим Крючковым (в те времена -- шеф КГБ СССР).
-- Получается, с Никитой Михалковым у вас не складывалось…
-- Просто я не вижу его в своих сегодняшних фильмах, роли подходящей нет.
-- Как вам удается снимать в нынешних отнюдь не простых условиях?
-- Если перевести в «твердую» валюту, расходы по картине «Настя» -- 22 тысячи долларов -- это фактически даром! «Орел и решка» -- 350 тысяч, «Фортуна» -- 740 тысяч долларов, что, в принципе, тоже немного.
С «Орлом и решкой» получилась любопытная история: мне позвонил президент одного банка и поинтересовался, есть ли у меня сценарий -- хочет спонсировать фильм. Договорились, он с женой приехал ко мне в гости. Побеседовали, подсчитали, поторговались, он пообещал дать деньги. Даже первые суммы перевел, как вдруг… По телевизору показали: налоговая полиция «налетела» на этот самый банк, избили охранников, вынесли все бумаги. Дозвониться невозможно. Деньги мы истратили… А у меня есть приятель-нефтяник. Бывший наш, живущий в США. Как-то, снимая картину, я попросил у него золотые очки -- Ярмольнику, потом -- классное пальто, затем -- «кадиллак»… Звоню ему, он спрашивает: «Что надо: кальсоны, майку?.. » Я говорю: «Двести тысяч, буквально завтра. Учти, эти деньги, возможно, я и не верну: прокат нынче таков… » Он спросил: «Я могу подумать?» Мне ничего не оставалось, как ответить: «Тогда добавь… » «Сколько?» -- поинтересовался он. «Ну столько, чтобы завтра… » Утром он позвонил, поинтересовался номером банковского счета. Правда, я еще раз предупредил, что могу всю сумму не возвратить. Он ответил, что занимается бизнесом и это уже слышал. Слава Богу, фильм, как говорится, пошел и окупился целиком. Все деньги я ему возвратил. За счет имени, доброго отношения ко мне со стороны многих людей солидное количество метров мною отснято, можно сказать, почти даром.
-- Рассказывают, что со съемками «Мимино» связана какая-то неприятная история…
-- До сих пор обидно. Я занимался монтажом. Приближался Московский кинофестиваль, на который эту картину я представлять не собирался. Звонит мне директор «Мосфильма» Сизов и говорит, что приедет Ермаш (в те годы Председатель Госкино СССР) и хочет посмотреть фильм. Я ответил, что фильма нет, он еще не смонтирован. А он мне: «Склей, как можешь, и покажи… » После просмотра Ермаш сказал: «Выставляем эту картину на Московский фестиваль». При этом было три замечания, особенно неприятное одно. В фильме был такой эпизод. Исаак звонит из Израиля в Тель-Авив и попадает к часовщику, который кричит: «Кукуш, тебя к телефону», а тот спрашивает: «Кто?», ему отвечают: «Исаак, из Израиля». Часовщик отмахивается: «Нету меня, нету -- перерыв… »
Ермаш сказал: «Выкинуть это!» Я поинтересовался: «Почему? Получается, мы боимся в Израиль звонить?» Ермаш ответил: «Лично я очень боюсь. А ты не боишься демонстрировать свою небоязнь? Тогда побойся показывать, что мы боимся… » С тем и ушел.
Мне так жаль было этот эпизод, наутро я позвонил Ермашу -- думал, уговорю. Куда там! Он мне говорит: «Хорошо, что позвонил. Там еще нужно выкинуть эпизод, помимо разговора с Израилем… » Я так озверел, что стал орать матом с телефонную трубку, сбежалось полстудии. Вошел директор, монтажист сказал ему, что я беседую с министром. Директора -- в обморок…
Потом пришлось все же вырезать эпизоды -- что делать! Одно дело, когда закрывают фильм, кладут на полку. Но это -- фильм! У меня же в руках были лишь пленки. К тому же, «Мимино» уже был заявлен как фестивальная лента, запущена его реклама. Если бы не это, потянул бы какой-то срок, а здесь -- три дня, и все. Не выполню ЦУ -- не дадут перезаписать, и картины не будет. Останутся лишь отдельно позитив, отдельно -- музыка, отдельно -- шумы и т. д. Ребята из нашей группы говорят: «Все равно не вырезай».
Всю ночь не спал. Поутру, часов с семи, на нервной почве стал бегать под Госкино. Где-то в девять часов поймал у машины Ермаша и спрашиваю: «Если бы не фестиваль, вы бы выбросили эпизод?» «Ну, когда бы не фестиваль, то еще подумали бы», -- ответил он.
Я поехал на «Мосфильм», позвонил директору и сказал: «Ермаш велел одну копию сделать без этого эпизода -- для фестиваля, в остальных эпизод оставить». Так и сделали. Я сам себя уговаривал: «Подумаешь, без этого эпизода! Московский фестиваль -- какие-то малоразвитые страны съезжаются… » Но когда в зале увидел картину без этого эпизода, мне стало плохо, и я сбежал. Пришел домой, напился и сказал маме: «Кто бы ни звонил -- меня нету… » Через несколько часов она будит меня и говорит: «Тебя к телефону: твой фильм главный приз получил». Я ответил: «Никуда не пойду»… Мама возразила: «Как же так! Ведь работал не ты один -- целая группа!» Я задумался: столько труда затрачено, тяжелые съемочные дни в горах -- условий никаких, жили в холодных палатках (при минусовой температуре), такие симпатичные сцены… Да и бравировать хотелось -- я ведь тогда молодой был!
-- Вас трудно в чем-либо переубедить?
-- В принципе, я слушаю всех. Если кто-то подсказывает, или, скажем, осветитель считает, что нужно так, а не иначе… Ведь часто сам не замечаешь какие-то вещи.
-- Многие фразы из речи героев ваших фильмов очень органично вошли в лексикон нашего народа, например: «Ларису Ивановну хочу… »
-- Мне за это доплачивать нужно (смеется).
-- А вы сами употребляете эти выражения?
-- Я не употребляю, но когда меня узнают, то почему-то сразу начинают припоминать этот лексикон. Предположим, такую фразу: «Дядя, ты что, дурак?» (»Сережа») или оттуда же -- «Хочешь конфетку? Нет конфетки».
-- Георгий Николаевич, слышал, вас называют «грузином московского розлива»…
-- Да, словами моего великого соплеменника Булата Окуджавы. Я чистокровный грузин: по отцу и по матери. Однако так сложилось, что практически всю жизнь прожил в Москве. Я люблю этот город, люблю великую русскую культуру, на которой воспитан. Жена у меня русская, дети -- соответственно, внучка вот сейчас собирается замуж за русского. Заметьте: я не выпячиваю, не кичусь этим, просто констатирую. Не скрою, очень люблю свою историческую родину -- Грузию, бываю там. Правда, в последнее время редко: почти никого из родных, друзей не осталось. Разве что двоюродная сестра -- Софико Чиаурели. Люблю грузинский кинематограф времен Союза. Тогда он был одним из лучших…
-- Ведь ваша супруга, Галина Юрьева, тоже режиссер?
-- Жена -- кинорежиссер, сейчас она занимается организацией выставок, поскольку сын художник, она увлечена его проектами. У нее галерея… Это очень непростой бизнес: купить картину, затем продать. Бывает, покупатель не отдает деньги… А просить, тем более требовать -- нельзя: может обидеться и не купить следующую картину. Поэтому приходится занимать деньги и отдавать автору. У меня есть дочь и сын, еще один сын погиб. Пятеро внуков: три девочки и двое парней.
Еще у меня есть два кота, основные мои приятели. Афоню жена привезла из Варны, еще маленьким, 75-граммовым котенком. Сейчас это -- десятикилограммовый тигренок. Говорят, очень похож на меня: характером, походкой… Второго нам оставили знакомые. Не так давно он выпал из окна третьего этажа, но уцелел -- зацепился за перегородку.
-- Это правда, что вы женились на Галине, находясь в критическом состоянии?
-- Правда. Главное -- не в кретиническом! (Улыбается. -- А. Л. ) С Галиной мы живем почти двадцать лет, хотя знакомы гораздо дольше. Как она рассказала мне уже потом, после более тесного знакомства, увидала меня в первый же год жизни в столице (куда приехала из Минска поступать в Щукинское театральное училище) в баре гостиницы «Россия». Тогда там собиралась богема… Когда нам познакомили, она резко бросила: «Ко мне не приставайте -- не люблю грузин!» Через несколько лет встретились во ВГИКе, где она училась на режиссерском курсе у Таланкина.
После «Осеннего марафона», стоившего мне массы энергии, здоровья и сил, я серьезно заболел. Госпитализировали, подозревали рак. Затем диагноз сняли, но начался сильный перитонит, пережил клиническую смерть. Говорят, чудом удалось реанимировать. Выйдя из больницы, я весил аж 40 килограммов. И все равно, опять за работу.
Иду как-то по «Мосфильму», увидел ее, окликнул. Она подошла, поначалу даже не узнала меня, а потом воскликнула: «Гия!» Через месяц мы расписались. Вот вам и история любви…