Борис Ельцин, объясняя депутатам этот шаг, заявил: Киев отказался подписывать Союзный договор. Без Украины подписывать его просто преступно
В эти дни, 9 лет назад, произошло одно из самых крупных исторических событий двадцатого века: прекратила свое существование мощная коммунистическая империя -- СССР. 8 декабря 1991 года в резиденции Вискули недалеко от Бреста, в районе Беловежской пущи, Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук подписали соглашение о создании Содружества Независимых Государств.
Вспоминая об этих событиях, бывший соратник Бориса Ельцина Александр Коржаков писал: «В Беловежскую пущу мы приехали вечером. Леонид Кравчук уже находился там, поджидать нас не стал и отправился на охоту. Он всегда стремился продемонстрировать независимое поведение. Зато Станислав Шушкевич на правах хозяина принимал гостей подчеркнуто доброжелательно. Отдохнули с дороги, перекусили, и тут вернулся Леонид Макарович.
- Какие успехи? — поинтересовался Ельцин.
- Одного кабана завалил, — похвастался Кравчук.
- Ну, хорошо, кабанов надо заваливать».
Но 8 декабря Ельцин, Кравчук и Шушкевич не упраздняли СССР, а лишь констатировали, что Советский Союз «прекращает (а не прекратил) свое существование». Де-юре Союз просуществовал еще 18 дней. Более того, он исчез не 25 декабря, когда первый и последний президент СССР Михаил Горбачев подписал указ о сложении полномочий Верховного Главнокомандующего, а только 26-го. В этот день в Кремле состоялось последнее заседание одной из палат Верховного Совета СССР — Совета Республик, на котором депутаты из 5 азиатских республик, остававшихся в Союзе до самого конца, приняли Декларацию о прекращении существования СССР как государства и субъекта международного права.
Однако судьбу Союза решила не эта Декларация -- к существованию СССР она имела уже косвенное отношение. Потому что двумя неделями раньше, 12 декабря 1991 года, в 13 часов 28 минут, Россия вышла из состава СССР, денонсировав решением своего парламента Союзный договор 1922 года. Самая большая в составе СССР республика не захотела оставаться в семье «братских сестер» без славянских государств.
Выступая в этот день на заседании парламента, президент Российской Советской Федеративной Социалистической Республики Борис Ельцин, аргументируя правильность данного шага, заявил: «Украина отказалась подписывать Союзный договор. Последствия этого очевидны: серьезное нарушение геополитического равновесия в мире, эскалация конфликтов внутри бывшего Союза, проблемы государственных границ, национальных валют, собственных армий и другие. А ведь на Украине имеется ядерное оружие. В этих условиях заключать Договор о союзе из 7 республик без Украины и при этом оставаться спокойными, ждать очередных соглашений, ничего не предпринимать — было бы просто преступно. » Когда же Ельцина упрекнули в появлении Беловежских соглашений, он заявил: «Я отвергаю обвинение в адрес подписавших в том, что они якобы самовольно ликвидировали СССР. »
Действительно, Борис Николаевич, по свидетельствам очевидцев и людей из его окружения, очень болезненно и даже нерешительно шел на подписание Беловежских соглашений. Видимо, и спустя годы, последовательно отвергая любые обвинения в развале СССР, он не смог справиться с сомнениями в целесообразности этого шага. И год назад, приняв решение уйти в отставку, Борис Ельцин настоял на том, чтобы еще довольно сырой союзный договор между Россией и Белоруссией был подписан именно 8 декабря. Ровно через 8 лет после Беловежских соглашений появилось новое союзное государство…
Не принимает упреков в развале СССР и Геннадий Бурбулис. Бытует мнение, что именно он являлся инициатором Беловежских соглашений. В то время Геннадий Бурбулис занимал пост секретаря Государственного совета при президенте РСФСР, первого заместителя председателя правительства Российской Федерации. В интервью еженедельнику «Бульвар» Геннадий Бурбулис заявил, что ни Кравчук, ни Ельцин, ни члены их команд Советский Союз не разваливали. «Мы оказались теми, у кого хватило ума и мужества назвать вещи своими именами и юридически, политически констатировать то, что, к огромному сожалению, с позиции человеческой и нравственной, уже произошло. Советский Союз де-факто перестал существовать. Оформив свершившееся постфактумом, мы позволили, на мой взгляд, предотвратить еще более опасный сценарий. Может быть, даже балканский. Со страшной такой перспективой».
«ФАКТЫ» публикуют отрывки из беседы главного редактора «Бульвара» Дмитрия Гордона и председателя редакционного совета газеты Виталия Коротича с Геннадием Бурбулисом, касающиеся Беловежских событий:
-- В течение 1991 года мы работали, при участии Казахстана, над четырехсторонним договором в рамках СССР. Мне представлялось, что это правильно. Мы создаем ядро: Азия, три славянские республики, ресурсные все темы. Мы неоднократно пытались доказать Горбачеву, что он обязан поддержать эту логику построения нового Союза. «Вам же будет легче, -- говорили ему, -- с действующим (или бездействующим) центром работать, если вы будете опираться на наш костяк. Четыре базовые республики -- это тот аргумент, который заметно поможет вам в ваших кремлевских посиделках». Поэтому во многих ключевых, фундаментальных представлениях у нас эта работа была сделана.
Путч не оставил нам выбора -- попробуй-ка склей разбитое вдребезги. Украина своими форсированными и безоговорочными действиями не оставляла такой возможности, хотя мы на это рассчитывали. И мы действительно ехали туда… (Пауза).
… Идея была такая: собираемся, разговариваем. В том числе -- обязательно! -- и Назарбаев. Все решения о том, чтобы он прилетел (в Минск. -- Ред. ), были приняты. Конечно же, я понимал, что у разговора есть два глубоких подводных течения. Первое -- это позиция Украины, и для меня не было секретом, что компромиссов там не предвидится. А второе -- это перспективы России.
Я постоянно пытался понять, чем она будет располагать для решения своих практических задач. Если вспомнить, что при жесточайшей централизации во всех советских республиках инструменты управления все же имелись, то Россия в этом отношении была кастрирована. Мы не имели ни полноценного Госплана, ни той финансово-расчетной системы, которую имели все остальные республики. И для нас последствия встречи в Беловежье носили утилитарный характер: как мы будем решать вопросы, чем будем располагать?
-- Геннадий Эдуардович, и все-таки: кому первому пришла в голову идея развалить Союз, кто ее автор? Вы отказываетесь от приписываемой вам исторической роли?
-- Это некорректный вопрос.
-- Согласен, и все же…
-- Я не могу на него отвечать, это не мой стиль. Роли были известны, характер тех, не прописанных в распоряжениях президента, но заданных жизненной ситуаций полномочий -- тоже. И в конечном счете я скажу так: учитывая масштаб исторического события, это было коллективное творчество.
Первым об СНГ узнал Шапошников, потом Буш. Последним -- Горбачев
-- Просто хватило мужества закончить уже идущий исторический процесс… Ну а чувство страха у вас было? Все-таки огромная страна с таким ядерным потенциалом, с такими человеческими ресурсами. Вы наверняка понимали: вот сейчас поставите подпись -- и ее не станет…
-- Страха у меня не было никакого.
-- Но груз ответственности давил?
-- Уже в октябре, придя в Госсовет, мы практически ощутили вот эту зону -- чего нельзя не делать. На встрече с депутатами Верховного Совета, зная, насколько сложная эта среда, я сказал: «В перспективе Россия должна и может стать правопреемником Союза во всех его видах». Тут все одно к одному: и происходившее в Украине, и бессилие центра, которое нас никак не устраивало… К октябрю мы окончательно убедились, что никакого союзного правительства нет, что никаких ключевых вопросов оно не решает. Каждая республика выплывала самостоятельно.
… Нет, страха не было. Как не было и ликования, эдаких брызг шампанского, в которых нас пытаются уличить. Присутствовала, скорее, тревога.
-- А вы не опасались, что можете не долететь из Беловежья обратно? Вдруг бы Горбачев привел в действие армию?
-- Мы последовательно переговорили с Шапошниковым (министром обороны СССР), потом с Бушем и, наконец, с Горбачевым.
-- Так Шапошников первым был?
-- Остальные почему-то данный факт не фиксируют. Но я на этом настаиваю, я ручаюсь. Потому что, когда мы пришли к выводу, что Украина не предполагает ничего другого, кроме выхода из Союза, стали искать юридическую основу. Некоторые заготовки у нас были. Дальше началась кропотливая работа по статьям, по редакционным формулам. Но уже тогда последовательность звонков была принята: первым -- Шапошников. Он сразу сказал: «Да, это тяжело. Но коль решение принято, я вам гарантирую: никаких опрометчивых действий не будет -- исключено».
Вторым был Буш. Причем тот самый Буш, который с огромной симпатией -- и абсолютно справедливо, заслуженно и законно -- относился к Горбачеву и с естественной настороженностью -- к Ельцину. Но… Во-первых, до этого у нас уже был визит в Штаты, во-вторых, мы пережили ГКЧП, и американцы прекрасно понимали, куда 19 августа делся Горбачев и что с ним произошло. А в-третьих, ликвидировать Советский Союз -- это была их стратегическая, многолетняя цель. И Буш тут же дал добро: мол, мы понимаем… Сказал, что в ближайшие часы переговорит с «семеркой» и желает нам успехов. На вопрос: «Как Михаил?» -- Ельцин ответил, что мы сейчас будем с ним разговаривать, он пока не в курсе.
-- По словам Кравчука, никто не хотел объясняться с Горбачевым. Отдуваться за всех поручили Шушкевичу…
-- И это было корректно: хозяин встречи.
-- Тяжелый разговор получился у Шушкевича с Горбачевым?
-- Он был разнополюсный. То есть Шушкевич проинформировал о нашем решении, а Горбачев сказал: «Не хочу ничего слушать, быстро завтра прилетайте ко мне». Ему в ответ: «Ну как мы прилетим? У нас здесь разные планы, обязательства». То есть пошло ослушание.
-- А какова в вашем понимании роль Кравчука в распаде Советского Союза и во всех этих процессах?
-- На самом деле, я считаю Леонида Макаровича человеком, может быть, самым стратегически подготовленным из той плеяды. Дело в том, что он занимался идеологией, и у него образование более адекватное этим вопросам. По образу мышления, по стилю своего политического «я» это политик, что называется, историей приглашенный к этой работе. Кравчук был абсолютно непримирим к каким-либо нюансам, компромиссам, паузам. Я даже был склонен выдержать некоторую паузу, думал, что есть еще какой-то ресурс. Но он доказал нам: это не так. Он говорил: «Как же я вернусь в Киев? Я вроде и поехал неизвестно для чего, ведь все вопросы у нас сняты».
Другое дело (я считаю, здесь вопрос не оценки, а, скорее, дискуссии), что Кравчук и в целом украинское руководство переоценили свои собственные действия. Сознательная блокировка эсэнговских усилий не оказалась плодотворной как для Украины, так и для России.
Кстати, в декабре 2001 года -- 10 лет Беловежскому соглашению. Хочу вас пригласить к раздумьям, а потом и к совместным действиям. Ведь в чем наша трудность? Не осознав, что же произошло в 1991 году, мы сегодня все время спотыкаемся в конструктивных усилиях. И пришло время (дистанция достаточная) понять, почему система была обречена на распад. Почему сегодня, агрессивно отстаивая национально-государственные интересы, важно осознавать еще и наше геополитическое родство, необходимость в сотрудничестве. То, что американцы надменно и цинично используют в международной политике недодуманные наши слабости, -- это же факт. И я очень тревожусь сейчас за наше новое руководство. Потому что весь этот задор «Даешь великую и сильную Россию!», эффект погон и какой-то психологический настрой на силу, понимаемую нецивилизованно, -- это ни к чему хорошему не приведет.
-- Геннадий Эдуардович, а с Ельциным вы общаетесь в последние годы?
-- Нет!
-- Почему?
-- Трудный вопрос. Есть, наверное, здесь какая-то взаимная сложность. Я, видимо, смотрюсь как человек малопривлекательный или чрезмерно гордый, да и он для меня в этом отношении… (Пауза). Мне все-таки трудно согласиться с тем, что произошло за 10 лет, что не сделано. Я воздерживаюсь от того, чтобы все оценивать персонально, но душа не позволяет и миролюбие чрезмерное проявлять. Все-таки мы с Борисом Николаевичем несли и несем ответственность за то, как это начиналось и с какими результатами связано.
Зимой 1991 года «часы Горбачева», в отличие от ельцинских, стали безудержно отставать от происходящих событий. О Беловежских соглашениях президент СССР Михаил Горбачев узнал после министра обороны Союза Шапошникова и президента США Буша