О том, как 36 лет назад первого секретаря ЦК КПСС отстраняли от власти, корреспонденту «ФАКТОВ» рассказал непосредственный участник событий Владимир Семичастный, занимавший пост председателя КГБ СССР в 1961-1967 годах
Традиция пополнять московские органы власти кадрами из Украины, зародившаяся во времена Юрия Долгорукого, активно продолжалась в СССР после войны. В 1949 году первого секретаря ЦК ВКП(б) Украины Никиту Хрущева перевели на партийную работу в Москву, а через четыре года, после смерти Сталина, он уже возглавил ЦК КПСС, чуть позже присовокупив к этой должности пост председателя Совета Министров СССР.
17 апреля 1964 года в особняке на Ленинских горах отмечался 70-летний юбилей Никиты Сергеевича, по поводу которого лондонская «Таймс» опубликовала статью-прогноз о скором закате его политической карьеры. Журналистское пророчество вскоре сбылось -- 36 лет назад на октябрьском (1964 года) пленуме ЦК КПСС Хрущев был отстранен от власти. Его место занял инициатор политической интриги днепродзержинец Леонид Брежнев, руководивший страной 18 лет. Как шутили партаппаратчики былых времен, к допетровскому и петровскому периодам истории добавился днепропетровский.
Оказывается, известные благодаря Булгакову московские Патриаршьи пруды сегодня -- не каскад водоемов, а всего лишь скверик, в центре которого поблескивает небольшое зеркало воды. Отсюда пять минут ходьбы до Садового кольца и площади Маяковского, рукой подать до Кремля. В строящемся здесь еще одном здании квадратный метр жилья предлагается за четыре тысячи долларов. Говорят, по его этажам с интересом покупателя прохаживалась Алла Пугачева. В этом районе в элитном доме Управления делами ЦК КПСС (естественно, и сейчас с консъержкой) в 1961 году получил квартиру председатель КГБ при Совете Министров СССР Владимир Ефимович Семичастный.
Кстати, вторую квартиру на лестничной площадке с Семичастными занимала семья академика Янгеля, выдающегося конструктора ракетно-космической техники, руководителя знаменитого КБ «Южное» в Днепропетровске. В этом же КБ после окончания Днепропетровского университета трудился инженером Леонид Кучма.
В дверях квартиры меня встретил Владимир Ефимович, пошутив, что на дипломатическом приеме поприсутствуют колли по кличке Сэр и кот Барсик. Домашняя обстановка переносит гостей во внешне благополучные времена социализма: в прихожей добротная ковровая дорожка, хрустальная люстра -- предел мечтаний советского обывателя.
Стену за письменным столом в просторном рабочем кабинете главы семьи занимают стеллажи, на которых нашлось место собраниям сочинений Ленина, Сталина и небольшой пейзажной работе в стиле графики, выполненной и подаренной хозяину советским разведчиком Абелем после его обмена на летчика ВВС США Пауэрса. В кабинете висит и графический портрет Владимира Семичастного работы известного советского скульптора Вучетича. Угол комнаты занимает коричневое полированное пианино, сделанное по спецзаказу в Чернигове.
Рассматривая фотоархив Владимира Ефимовича, мы беседуем о причинах отставки Хрущева и прихода к власти Брежнева.
-- До снятия Хрущева вы были знакомы с ним почти 20 лет. Какие отношения сложились между вами?
-- Говорить о Хрущеве однозначно не могу: моя карьера состоялась при его активном участии. Впервые мы встретились с Никитой Сергеевичем, тогда первым секретарем ЦК КП(б) Украины, в Киеве в 1946 году. Как первый секретарь Сталинского (теперь Донецкого) обкома комсомола я возглавлял делегацию Сталинской области на съезде комсомола Украины. Совместно с секретарями ЦК ВЛКСМ Хрущев решал, кого будут избирать секретарями ЦК ЛКСМ Украины. На его настойчивую просьбу выдвигать молодых предложили мою кандидатуру и привезли «на смотрины» поздним вечером из гостиницы «Театральная», где остановились комсомольские делегации, в здание ЦК на Банковой.
Я зашел в кабинет и сел в конце стола. На предложение Хрущева сесть ближе ответил, что ужинал с делегацией… -- «Ничего-ничего, мы тоже не без греха», -- подбодрил меня Никита Сергеевич и с его легкой руки на следующий день меня избрали секретарем ЦК.
-- Но в том же году Хрущева освободили от обязанностей первого секретаря ЦК КП(б) Украины за невыполнение республикой плана хлебозаготовок, -- вспоминает Владимир Ефимович. -- Хотя засуха 1946 года была страшной, Сталин не принимал никаких объяснений. На освободившуюся должность прислали Кагановича, в бытность которого меня избрали первым секретарем ЦК ЛКСМУ вместо Василия Костенко, отправленного на учебу в Высшую партийную школу. За ним поехал в Москву и второй секретарь Петро Тронько. Таким образом, за старшего в ЦК ЛКСМУ остался Митрохин. «Да какой из меня первый секретарь! Есть Митрохин», -- упорствовал я. На что получил ответ Лазаря Кагановича: «Ну-у, если бы он был Митрохненко, мы бы его без тебя сделали первым. А ты украинец».
Я действительно родился в Украине -- в Межевском районе Днепропетровской области. Родители русские, шесть сыновей и дочь -- русские, один я украинец. Закончив украинскую школу, при получении паспорта, в графе «родной язык» я написал «украинский», а паспортистка в графе «национальность» записала «украинец». Не мазюкать же из-за этого паспорт. Какая разница, русский или украинец. И отчество мое было не Ефимович, а Юхимович. Так что везде и всюду я был украинец и до сих пор по паспорту им остаюсь.
Каганович поздравил меня с избранием: «Впервые в жизни пожимаю руку первому секретарю ЦК комсомола, который не вышел из комсомольского возраста». Мне тогда исполнилось 23 года.
Недолго продержался Лазарь Моисеевич Каганович в Украине. 7 ноября 1947 года он был на Мавзолее в Москве и после этого в Киев не возвратился. Сталин, видимо, сообразил, что ошибся, и Хрущев опять стал первым секретарем ЦК КП(б)У.
-- Никита Сергеевич не давил на вас авторитетом, не мешал работать?
-- Нет, и сам не давил, и секретарям ЦК партии не очень-то позволял вмешиваться в комсомольские дела. Однажды секретарь по пропаганде Иван Назаренко подготовил писулю в ЦК ВКП(б) о дублировании на украинском языке молодежных и детских газет. Хрущев ее подписал, поверив, что две газеты на двух языках вместо четырех на одном значительно сэкономят средства. Я-то знал, что необходимы украинская и русская редакции. Украинский перевод короче русскоязычного текста, а остающуюся колонку нужно чем-то заполнять. Ребусы и кроссворды на последней полосе вообще не поддаются дубляжу, особенно в детских газетах.
Хрущев удивился моим возражениям и, потребовав подшивку, стал вникать. Потом вызвал Назаренко. После короткого разговора Назаренко предложил отозвать записку из ЦК ВКП(б), на что Никита Сергеевич сказал: «Из ЦК ни дурных, ни умных записок не возвращают. Если не добьетесь, чтобы по ней не приняли решение, обещаю вам выговор за то, что меня подвели».
-- Никита Сергеевич от природы был очень мудрым человеком, -- продолжил Владимир Ефимович, -- неугомонным, у него всегда работала фантазия, инициатива била ключом. Иные по два образования имели, но сравниться с ним не могли. В его кабинете устраивались выставки то сельской продукции, то строительных материалов -- он интересовался буквально всем. Помню, мы готовили предложения по увековечиванию памяти «Молодой гвардии». Варианты пантеона и саркофага, дворца и памятника разработал киевский архитектор Власов, которого позже Хрущев сделал главным архитектором Москвы. Никита Сергеевич внимательно выслушал нас, рассмотрел чертежи, макеты и сказал: «Сколько лет будет жить Краснодон? В нем нет ничего, кроме шахт. Если уголь закончится, не будет и города. Договаривайся с министром угольной промышленности Засядько о строительстве машиностроительного завода в Краснодоне, тогда и дворцы можно будет возводить».
Иногда, правда, Хрущев забегал вперед. Однажды «Правда» опубликовала его статью об агрогородах. Говорят, Сталин ему позвонил: «Никита, ты что же людей агрогородами пугаешь? Вы ведь еще в землянках, в лучшем случае -- в бараках живете, а ты агрогорода строишь!» На следующий день в газете появилось уточнение: статья Хрущева опубликована в порядке дискуссии. Так что было кому его вовремя затормозить и остановить.
-- Почему же такой руководитель не устраивал своих соратников по партии?
-- Действительно, Хрущев немало сделал. Во-первых, переселил очень многих людей из землянок, бараков и коммуналок в отдельные квартиры. Во-вторых, в отличие от Сталина, который сельским хозяйством не занимался, Никита Сергеевич довольно серьезное внимание уделял его развитию, в том числе и выращиванию пресловутой кукурузы. Другое дело, что не надо было ее сажать в Архангельске и на Новой Земле. В-третьих, при Хрущеве был принят закон о пенсиях, крестьяне получили паспорта… А развитие космонавтики, а всеобщее среднее образование? Но потом Никита Сергеевич увлекся настолько, что перестал слушать советы, начал грубить членам Политбюро и другим коммунистам и уже не мог остановиться.
Власть портит человека -- это доказано жизнью всех поколений. Хрущев тоже был «поражен» властолюбием. Все партийные организации стонали от его инициатив, записок, выступлений, речей. Невозможно было решать какие-то региональные проблемы, поскольку сверху шла команда: обсудить выступление Хрущева на таком-то пленуме, его доклад на таком-то совещании, записку такую-то.
То упраздняли министерства, создавая совнархозы, затем начинали опять возрождать министерства. То разделяли обкомы партии на сельские и промышленные, ликвидировали райкомы партии, создавая какие-то территориально-производственные комитеты, то еще что-то… Бог ты мой! То есть к концу своего руководства страной «плод», как говорится, созрел и перезрел. Надо было его убирать, ибо он мог наделать таких бед, которые плохо бы закончились для страны. Взять хотя бы карибский кризис 1962 года -- ведь мир был на грани войны!
-- Кому принадлежала инициатива отстранения Хрущева от власти?
-- Если сказать кратко, то Брежневу, в то время председателю Президиума Верховного Совета СССР и Подгорному, секретарю ЦК КПСС. С ними согласились все члены Президиума ЦК, секретари ЦК, министр обороны Малиновский, министр иностранных дел Громыко. Дал согласие и я. Но единого плана действий не было. Брежнев побаивался Хрущева, поэтому не спешил проявлять инициативу. Однажды как бы между прочим сказал мне: «Может, его убрать как-то так, чтобы не поднимать шума?» А я, в свою очередь, спросил: «Кто это будет делать? Я не буду. Значит, привлекать кого-то из обслуживающего персонала, а это уже выглядит заговором. У нас есть такие рычаги, которые мы можем спокойно использовать для решения вопроса». Брежнев согласился и больше на физическом устранении не настаивал.
Из-за медлительности в Москве стало много болтовни, причем говорившие не обращали внимания, кто их слушает. Один их охранников Игнатова, зампреда Совмина и члена Президиума ЦК, по фамилии Голюков, спеша доложить услышанное, попытался связаться с зятем Хрущева Аджубеем, но тот ему во встрече отказал. Дочь Хрущева Рада отправила охранника с такой информацией в КГБ, на что он сказал: «А Семичастный в этом участвует».
И все же этот Голюков добился встречи с сыном Хрущева Сергеем. Информация дошла и до меня, после чего я рекомендовал Брежневу быстрее действовать. Иначе это могло закончиться тем, что Хрущев мог мне сказать: «Появилась новая антипартийная группа -- примите меры!» Мне оставалось бы только сказать: «Есть! Будет исполнено».
Позвонить Хрущеву в Пицунду мы заставили Брежнева: «Приезжайте. Нам надо на Президиуме ЦК обсудить вашу очередную записку по сельскому хозяйству и внести коррективы в семилетний план развития народного хозяйства».
-- И правительственная связь не отключалась, и военные корабли на рейде не стояли, как в Форосе в 1991 году?
-- Никого и ничего не отключали. А для чего корабли перед дачей выставлять, если Хрущев плавать не умел? Куда он мог плыть со спасательным кругом? В Турцию? Как всегда, когда в Пицунде отдыхал глава правительства, Черное море бороздил обыкновенный пограничный кораблик, а пограничники были на боевом дежурстве. Потому что один раз какой-то бывший зэк морем добрался на дачу Хрущева, который его принял и беседовал с ним. Правда, это было не в Пицунде, а в Крыму.
Кстати, в этом году на праздновании Дня комсомола 29 октября маршал Язов мне сказал: «Вы молодцы! У вас здорово получилось с октябрьским пленумом, а у нас не получилось!» Да нам с таким составом, какой они имели -- министр обороны, министр внутренних дел, председатель КГБ, председатель Совета Министров, исполняющий обязанности президента, -- было бы еще проще. Им просто не хватило решительности.
-- Какая роль отводилась председателю КГБ в отстранении Хрущева от власти на октябрьском пленуме?
-- Я отвечал за безопасность, которая и была обеспечена. На работу пленума и обстановку в стране не повлияли никакие неожиданные события. Заседание Президиума ЦК по этому вопросу проходило в Кремле, который был открыт для посещений. Войска и танки в столицу не вводились -- все прошло совершенно спокойно. Мне потребовалось 100 чекистов, и то на всякий случай.
После прилета из Пицунды Никиты Сергеевича, которого встречали мы с секретарем Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе, первым делом сменили его охрану. Как только началось заседание Президиума, поставили новых людей в его приемной, квартире, на даче, сменили водителей. Начальника охраны Хрущева -- подполковника Литовченко -- я предварительно отправил в отпуск, а его заместителя предупредил, что всю ответственность за обеспечение охраны в Кремле беру на себя.
Президиум ЦК заседал почти два дня, и за это время не произошла утечка информации ни за границу, ни в печать. А ведь бывало и так: утром в день открытия очередного пленума зарубежные газеты уже публиковали, что на нем будет обсуждаться.
К полудню второго дня работы меня начали досаждать звонками уже приглашенные к тому времени в Москву члены ЦК: одни, не называя себя (но я-то знал, кто звонил), говорили, что надо спасать Хрущева, другие, так же анонимно, предлагали защищать его идейных противников.
-- Жаль, что вы не были на пленуме. Говорят, Хрущев заплакал?
-- Как мне потом рассказали, уже на заседании Президиума Никита Сергеевич понял, в чем дело. Вначале огрызался, бросал реплики, а потом сказал, что отстранение от власти относит к своим заслугам: «В былые времена вы бы не смогли этого сделать», -- и попросил не настаивать на его выступлении на пленуме: «Могу расплакаться, наговорить глупостей, что осложнит дело и вам, и мне. Напишите текст заявления, я его подпишу… » Вот откуда пошел слух, что он плакал.
-- Почему-то считается, что Брежнев случайно занял место Хрущева, поскольку на эту должность планировался первый заместитель председателя Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин…
-- Другой кандидатуры у нас не было, так как в ходе всей подготовки снятия Никиты Сергеевича в роли лидера выступал Брежнев. Ведь он был не случайным человеком в руководстве партии: работал председателем Президиума Верховного Совета СССР, секретарем ЦК КПСС, курирующим вопросы военно-промышленного комплекса, членом Политбюро ЦК КПСС. Прошел войну от начала до конца, после победы работал в партаппаратах трех республик: Украины, Молдавии, Казахстана.
Другое дело, что позже стало понятно, как мы ошиблись. Но причина нашего разочарования в Брежневе кроется в его последующих действиях, в его интригах…
-- Когда вы поняли свою ошибку?
-- Года через два с половиной, когда начался подбор кадров «с одного хутора». У председателя Совмина СССР Косыгина, назначенного на этот пост после Хрущева, пять заместителей были из Днепропетровска. Так же, как, кстати, и в Украине, где половина заместителей председателя Совмина УССР, половина министров, а если не сам министр, то его первый заместитель -- из Днепропетровска. Среди водителей Совмина Украины, которые всегда первыми знали о новых назначениях, даже шутка такая ходила: «Почему в Украине полгода нет министра здравоохранения?» -- «Потому что он еще в Днепропетровске не родился».
Со временем Леонид Ильич трудоустроил в Москве своих родственников и друзей. Начал лепиться идеальный образ Брежнева и создаваться ореол его непогрешимости. Прецедентом послужило выступление на очередном пленуме ЦК партии первого секретаря Московского горкома партии, члена ЦК и Военного совета округа ПВО Егорычева по вопросу обороны Москвы, в частности противовоздушной, которую он назвал слабой. Так за ночь ему организовали такую отповедь, что он и не рад был своему выступлению!
Причем первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Ахундов о выступлении Егорычева мне сначала сказал: «Какое хорошее выступление!», а утром стал его поносить: Егорычев-де не посещал все заседания Военного совета, не знает обстановки, не отвечает за оборону -- этим у нас занимается Леонид Ильич, а он, как известно, отличный специалист. Я подошел к нему: «Вилий Юсуфович, в чем дело?» -- «Мне ночью позвонили и сказали… »
-- Что же вы лично получили «с барского плеча» Леонида Ильича за обеспечение его прихода к власти?
-- Когда через полгода руководства страной Брежнев меня спросил: «Может, тебе пора переходить в нашу когорту?», я понял, что мое место для кого-то готовится. Был такой заведующий отделом ЦК КПСС Николай Миронов (кстати, тоже из Днепропетровска). Но вскоре он и маршал Бирюзов погибли в авиакатастрофе, когда самолет с делегацией СССР, летевшей на 20-летие освобождения Югославии, разбился в горах.
К нам с Шелепиным, которого я сменил сначала на посту первого секретаря ЦК ВЛКСМ, а со временем и председателя КГБ, стали относиться, как к возможным претендентам на пост руководителей страны. Даже пустили слух, что мы создали теневой кабинет и раздаем в нем должности, явно противопоставляя комсомол партии. Чепуха!
Хотя мы действительно во многом не соглашались с Брежневым. Он выдвигал Щелокова на должность министра внутренних дел, мы заявляли протест. После прихода Брежнева к власти Шелепина избрали членом Политбюро, а он отказался от охраны: зачем нас охранять?
-- А что, действительно не было поводов для беспокойства?
-- За годы советской власти на руководителей страны не было совершено ни одного покушения. Только во время войны не повезло члену Государственного комитета обороны Анастасу Микояну: с Лобного места солдат выстрелил в машину, выехавшую из Спасских ворот. Поскольку она была бронированной, никто не пострадал. Позже выяснилось, что солдату было все равно, в кого стрелять.
Второй случай был уже при Брежневе. Житель Ленинграда, переодетый в милицейскую форму, разрядил с двух рук пистолеты в машину правительственного кортежа, въезжавшего в Кремль через Боровицкие ворота. Тяжело ранило водителя лимузина, который вез космонавтов. Остальные пули скользнули по их кителям и фуражкам. Оказалось, что больной человек метил в Брежнева, но не знал, в какую машину стрелять. Его отправили в больницу, где он лечился около 20 лет.
Наше противостояние закончилось тем, что всех, кто работал с нами в комсомоле, убрали с глаз долой. Шелепина из секретарей ЦК КПСС перевели председателем ВЦСПС, затем заместителем председателя Госкомитета СССР по профтехобразованию -- чтоб не крутился в ЦК. Секретаря ЦК ВЛКСМ Месяцева, который позже стал председателем Госкомитета СССР по телевидению и радиовещанию, назначили послом в Австралию, редактора «Комсомольской правды» Горюнова, ставшего со временем директором ТАСС, -- послом в Алжир или Марокко.
В КГБ заменили всех моих заместителей, я же был сослан на родину, как Пушкин в родное Михайловское. С 1967 я работал первым заместителем, а позже заместителем председателя Совмина УССР сначала у Щербицкого, а затем у Ляшко аж до 1981 года.
-- Что же послужило поводом для вашего перевода из Москвы в Киев?
-- В 1967 году я докладывал на Политбюро о том, что дочь Сталина Светлана Аллилуева поехала в Индию, а оттуда сбежала в США. Как-то подсознательно заметил, что на заседание вызвали всех кандидатов в члены ЦК. Даже на два дня раньше отозвали из загранкомандировки в Чехословакии председателя Комитета партийного контроля Пельше. Отсутствовали только заболевший Шелепин и заместитель председателя Совета Министров СССР Воронов -- его как человека непредсказуемого отправили во Владимир вручать переходящее Красное знамя, чтобы не задавал лишних вопросов.
После выступления я уже собрался уходить, но Брежнев сказал: «Мы тут посоветовались с Подгорным (с 1965 года председатель Президиума Верховного Совета СССР) и Косыгиным, к нам присоединился секретарь ЦК КПСС Суслов, что Владимира Ефимовича надо перевести на другую работу». Прений по данному вопросу не открывали, так как все заранее было обсуждено с членами Политбюро. Должен же кто-то стать крайним в побеге Аллилуевой.
-- Как же вы проморгали бегство дочери Сталина в США?
-- Светлана занималась переводами с английского в «Политиздате», где и познакомилась с индийским коммунистом Сингхом, у которого на родине остались жена и двое детей. Когда Аллилуева и Сингх подали заявление в ЗАГС, я позвонил Косыгину и попросил его повлиять на Светлану (не хотелось, чтобы здесь мелькали наши уши). Алексей Николаевич пригласил ее к себе и сказал: «Живи, но только не расписывайся. Я тебя Христом Богом прошу, не марай имя покойного отца еще и этим». И «молодожены» стали жить в ее пятикомнатной квартире на Набережной.
После смерти Сингха Светлана попросила разрешения поехать в Индию, чтобы развеять его прах над Гангом. Этот вопрос рассматривался на Политбюро. Не спрашивая моего мнения, в решении записали «Разрешить выехать. Семичастному обеспечить охрану».
В те годы послом в Индии был Бенедиктов, бывший министром сельского хозяйства при Сталине и преданный ему человек. Приехав в Дели, Светлана сдала послу в сейф свои документы, которые он потом ей вернул, не предупредив об этом ни охрану, посланную мной, ни нашего резидента. Светлана спокойно перешла дорогу в американское посольство -- и все.
Как назло, это событие произошло накануне 50-летия Советской власти, поэтому вокруг него поднялась шумиха во всем мире. Аллилуевой посыпались предложения о заключении договора на издание ее книги «Двадцать писем к другу». На Политбюро я предлагал опубликовать рукопись в одном из немецких издательств и разыграть легенду, что оригинал лежит в швейцарском банке. Таким образом исключалось дополнение текста антисоветчиной. Члены Политбюро не особо разбирались в таких делах, Подгорный даже возражал: зачем самим на себя грязь лить… А в книге дочери Сталина, кроме осуждения отца, другой «крамолы» не было. Она хвалила Хрущева, Косыгина, порядки, установившиеся в стране после смерти вождя народов, и благодарила, что ей оставили квартиру и не отняли пенсию. Спрашивается, чего было бояться? Все равно книгу опубликовали, а ведь мы могли предупредить ее появление…