Звонок читательницы заставил журналистов «ФАКТОВ» обратиться к Уполномоченному по правам человека Нине Карпачевой и вместе с ней поехать в Киевскую городскую больницу N 10
На территорию этой больницы, расположенной в Московском районе Киева, постоянно кто-то посягает. Одно время в ее корпусах размещались торговые фирмы, потом пытался сюда переехать районный суд. Теперь строительная организация «Медик» задумала выстроить здесь 16-этажный жилой дом. Если это случится, двухэтажное ярко-желтое здание, где находится отделение сестринского ухода, снесут. А пока в отделении живут одинокие больные старики. К ним-то я и иду, переодевшись в белый халат -- как студенты медучилища, которые проходят здесь практику.
-- В кармане шапочка -- надень, если не хочешь обзавестись вшами. Две недели назад у одного больного обнаружили педикулез, но медсестры не стали сообщать об этом в санэпидстанцию, попытались справиться сами, -- рассказывала студентка подруге.
В тапочках все пошли из раздевалки в отделение через улицу. Как выяснилось, ни врачи, ни медсестры на это не обращают внимания. По дороге практикантки зашли в аптеку, чтобы купить маски. Я решила, что это нужно, чтобы больных не заразить -- все-таки сезон простуд в разгаре. Но студентки меня разочаровали, пояснив: без масок мы вообще не сможем находиться в этом отделении, там стоит самый настоящий смрад. Когда мы вошли, то даже через маску в нос ударил тошнотворный запах, и первые пять минут я едва сдерживала подступавшую тошноту.
-- Мы пришли вам помочь, что нужно делать? -- обратились мои знакомые девушки к медсестрам.
-- Отнесите обед в четвертую палату и покормите деда, -- сказали нам.
Полчашки кипятка, который здесь называют компотом, тарелка супа, размазанное по тарелке пюре, два крошечных кусочка рыбы и краюшка хлеба -- это обед. Мне казалось, что к запаху уже привыкла, однако в этой палате он несносный. Комната три метра на четыре, здесь находятся четверо больных с ампутированными конечностями. На куске рыжей клеенки, что покрывает голый матрас, укрытый одеялом без пододеяльника, лежит дед, которого нам и нужно покормить. Его сосед замахал нам рукой: мол, идите отсюда, мы его сами покормим, у него туберкулез.
-- У остальных тоже? -- спрашиваю я.
-- Нам время от времени делают рентген. Пока все здоровы.
В такой же по размеру соседней палате ютятся четыре бабушки. Сквозь массивные стекла очков смотрят огромные глазищи: «Утром хлеб оставила себе на обед, а нянечка у меня его забрала», -- причитает одна из пациенток.
Ее соседка без обид рассказывает о себе: живет одна, у нее ноги отказали, поэтому она здесь.
-- Мне таблетки не дают, только кормят. А дома я принимала анальгин, спазмалгон, валидол. Позвоните моему соседу -- он мою пенсию получает, скажите, чтоб поскорее мне передачу принес. И лекарства пусть не забудет.
Бабушка Катя работала медсестрой, во время войны в госпитале раненых выхаживала, а теперь сама нуждается в уходе. Комнатушка, в которой ей, скорее всего, придется провести последние дни, мрачная, серые окна наглухо закрыты, на стенах краска облупилась, где-то под высоким потолком болтается одинокая лампа. Изо дня в день потолок, угрюмая стена, сморщенная, закутанная в сто одежек соседка. Одна отрада -- закрыть глаза и окунуться в мир воспоминаний.
Я поднялась на второй этаж. Здесь обитают «ходячие». Те, у кого есть дом и родня (таких здесь сами больные называют богатыми), в своих закутках пытаются воссоздать атмосферу родного дома: облупленные стены над их кроватями прикрывают коврики, на кроватях -- пестрые покрывальца, на подушках салфетки. Бабушки и дедушки здесь более-менее ухоженные. Есть и молодые: симпатичная 38-летняя Ольга три года назад перенесла инсульт, ее «скорая» сюда привезла. С тех пор женщина и лечится в этом отделении, и живет. «Сама покупаю лекарства, и мне их сестры колют, -- говорит Ольга. -- Иногда врачи из других отделений заходят. »
Вместе с остальными практикантами я иду в соседнюю палату смотреть, как медсестра будет делать перевязку женщине, у которой открытая рана в стопе. Вот уже неделя, как пациентка находится здесь, но к ней никто из врачей не приходит, несмотря на тяжелое состояние. Уже началась гангрена, срочно нужна операция. Медсестра разбинтовала ногу и крепко выругалась: в стопе -- огромная гноящаяся дыра. Медсестра облила ногу каким-то раствором, наспех прикрыла ее бинтами -- и все. Лужица гноя на полу так и осталась.
-- Почему вы не добьетесь, чтобы вашу маму положили в хирургическое отделении? -- обращаюсь к дочери пациентки, но она в ответ только махнула рукой.
Это была последняя процедура в тот день. Практикантки возвращались на сестринский пост, пораженные увиденным: «Вы видели, как она ей ногу забинтовала?!» -- возмущалась одна. «И уколы здесь делают без соблюдения элементарных правил, -- подхватила другая. -- У них нет даже одноразовых шприцев, а многоразовые подвергаются очень сомнительной обработке. На моих глазах медсестра уронила на пол иглу, подняла ее, надела на шприц и ввела больному лекарство. »
Мы спустились на первый этаж. Из знакомой четвертой палаты доносились крики -- это туберкулезный больной просил воды.
-- Да ну его, он все время что-то просит, -- отмахнулась нянечка. -- Он еще летом попрошайничал под забором, а теперь мы его сюда забрали. Ему грех жаловаться: дома у него нет, а здесь тепло и кормят. У нас даже родители новых украинцев лежат, те иногда заходят проведать своих мам и пап. Одного такого деда сюда сын привез, когда тот стал совсем беспомощным. Кстати, отнесите ему обед.
Дед -- раздетый, в одном памперсе -- сидит на кровати, дожидается еды. Ему, правда, уже не досталась рыба, и картошки поменьше, но он и этому рад. Смотреть на него без слез было невозможно. Дед едва мог удержать в руках ложку, однако отказывался, чтобы мы его покормили. И даже в таком плачевном состоянии он насмешил нас: положив кусочек хлеба в тарелку с супом, тут же забыл об этом, взял на тумбочке носовой платок и потянул его в рот, а когда обнаружил ошибку, так по-детски рассмеялся, показывая нам свой платок! Потом расспрашивал нас, какая погода, и мы в два голоса кричали ему, что на дворе снег и очень красиво…
-- Неужели ничего нельзя поделать с запахом? -- спрашиваю свою спутницу.
-- В других больницах, где мы были на практике, ничего подобного не встречали. Если вовремя выносить судна, мыть пол с хлоркой, использовать ароматизированные дезинфицирующие средства, такого запаха не будет. В училище нам говорили, что можно заваривать ромашку и горячий отвар оставлять в палате -- тоже помогает.
Я затем вернулась, чтобы отдать больным принесенные мною яблоки. Вошла в палату к бабушкам, а следом за мной санитарка. Я попросила ее вымыть яблоки и раздать больным. Но когда она вышла с пакетом, одна из пациенток, всплеснув руками, сказала, что их они больше не увидят. Да и у меня такое же чувство осталось. Ведь в палате есть умывальник, яблоки можно было вымыть и здесь…
Мы посчитали, что условия, в которых находятся пациенты -- это нарушение прав человека, поэтому обратились к Уполномоченному Верховного Совета по правам человека Нине Карпачевой. Она имеет право без предупреждения, в любой час дня и ночи проверить, как работает то или иное учреждение. Мы надеялись, что она увидит это отделение таким, каким застала его корреспондент «ФАКТОВ». Но «сюрприз» не удался. Сотрудникам больницы сообщили о нашем приезде. Главврач и главная медсестра провели экскурсию по отделениям, и лишь в последнюю очередь мы идем смотреть отделение сестринского ухода. На дверях откуда-то появились графики проветривания палат и облучения бактерицидными лампами, у всех больных кровати застелены простынями… Только запах нечистот никуда не денешь. Он въелся в стены, и его никакими проветриваниями не устранить.
-- Какие у вас проблемы? -- спрашивает Нина Карпачева медсестер.
-- Зарплата маленькая.
-- Лекарств больным хватает?
-- Есть спазмолитики, пенициллин. Современные, новые препараты мы редко получаем.
-- Мы едва сводим концы с концами, -- говорит главный врач больницы N10 Данил Довбуш. -- Почти все пациенты этого отделения -- малообеспеченные люди, а мы можем обеспечить их лечение только на восемьдесят процентов.
-- 49-я статья Конституции Украины гласит: каждый житель нашей страны должен получать бесплатную медицинскую помощь, -- замечает Нина Карпачева.
-- Денег, выделенных на нужны больницы, не хватает. Выкручиваемся, как можем.
«Экскурсия» по палатам продолжается. Я заглянула в ту, где полторы недели назад лежала женщина с гангреной ноги. «Вас уже прооперировали?» -- спрашиваю, но та в ответ только плачет. «Нет», -- вздыхает приятельница, которая зашла ее проведать. -- Врачи все никак не соберутся. А у нее нога ноет, покоя не дает».
Идем проведать бабушек, которым я приносила яблоки. «Ну что, яблоки понравились?» -- «Какие яблоки? Нам никто их давал. » -- «Я ведь приносила вам целый пакет!» -- «Да, но нам никто их не отдал. » Я не нахожу слов. Тишину нарушила старушка: «Господи, Господи, где ходит моя смерть? Забери меня», -- зашевелила она губами.
Мы пошли к деду, которому я с практикантками носила обед. Его комната пуста. Медсестра рассказывает, что больной из этой палаты несколько дней назад умер.
Можно предположить, что это отделение не исключение. В подобных условиях находятся пациенты во многих больницах маленьких городов, где финансирование вообще мизерное. Никто не собирается обвинять во всех бедах медработников, которые еле сводят концы с концами. Но стоит ли считать оправданием принцип «из двух зол выбирают меньшее»? Со слов той же нянечки получается так: этим людям повезло хотя бы в том, что они не на улице. Но неужели бабушка Катя, которая всю войну проработала в госпитале, заслужила так доживать последние дни? Или бабушка Вера, у которой сгорел дом и ей некуда идти? Да и как самим медработникам не противно находиться в этом загаженном отделении, дышать этим воздухом? Конечно, за свои 118 гривен нянечки не очень хотят усердствовать, но ведь, поступая на работу, как бы она ни оплачивалась, человек знает, на что идет. Перспектива доживать последние дни в одном из таких отделений есть у каждого из нас, ведь никто не застрахован от несчастного случая, одинокой старости…
Нина Карпачева пообещала взять под свою опеку отделение сестринского ухода. Благодаря ее участию инфекционное отделение для новорожденных этой больницы уже стало одним из лучших в Киеве.
-- В этом отделении большинство детей, от которых отказались родители, -- рассказывает Нина Карпачева. -- Три года назад здесь постоянно не хватало специального питания и лекарств для малышей. Нам удалось привлечь внимание общественности, благодаря спонсорам больница сделала ремонт, закупила новое оборудование. Мы добились создания здесь Центра по усыновлению сирот. Теперь туда приходят бездетные пары. Сейчас необходим капитальный ремонт в отделении сестринского ухода. Нужно, чтобы на каждую палату лежачих больных приходилась одна санитарка. Я буду обращаться к мэру Киева Александру Омельченко, министру здравоохранения Виталию Москаленко с просьбой выделить для этого отделения дополнительные деньги. Кроме того, я готовлю обращение в Конституционный Суд относительно незаконного лишения жилья заключенных, которые отбывают наказание в тюрьмах и колониях. Возвращаясь в никуда, они, в лучшем случае, могут мечтать оказаться в таком отделении. Я добиваюсь разрешения принимать в дома престарелых тех пожилых людей, чьи родные отказались ухаживать за своими стариками.
Глаза стариков, которых я увидела в отделении сестринского ухода, останутся в моей памяти надолго. У одних беспомощный, затравленный взгляд, у других -- безразличный и отрешенный. Казалось, любой человек, побывавший в отделении, испытает укоры совести. Но те, кому по долгу службы полагается их испытывать, здесь бывают очень редко. Или не бывают никогда.
… На недавней пресс-конференции в Министерстве здравоохранения Украины речь шла о вопросах глобальных -- финансировании отрасли, бюджете на следующий год. Слова министра Виталия Москаленко показались журналистам даже слишком оптимистичными:
-- У нас теперь нет проблем с финансированием здравоохранения. Медработникам будет повышена зарплата практически вдвое. Бюджет будет бездефицитным и составит 5 миллиардов 229 миллионов 200 тысяч гривен. Следующий год Украина объявила годом здравоохранения.
-- Как скажется это на положении конкретного пациента? -- спросили мы. -- Ведь людям, которые обращаются в редакцию за помощью, не расскажешь о бездефицитности бюджета. Они приходят с просьбой опубликовать банковский счет, чтобы собрать деньги на операцию…
-- Минздрав помогает таким обездоленным чем может. Но, конечно, если на медобслуживание одного гражданина в этом году предусмотрено 20--25 долларов, а будет на два--три доллара больше, то это не станет ощутимым подспорьем.
Так что в обозримом будущем пациенты не узнают о том, как хорошо финансируется у нас система здравоохранения. А жаль.