В этом году приз имени Леонида Утесова получил эстрадный кумир 60--80-х годов
Трудно припомнить хотя бы один праздничный концерт или «Голубой огонек» в конце 60-х, в 70-х и 80-х годах, где бы не участвовал Эдуард Хиль. С начала 90-х и до сих пор о некогда популярном исполнителе практически ничего не известно, во всяком случае украинскому зрителю. В начале 90-х он некоторое время жил во Франции и пел… в парижском кабаре «Распутин». А затем вернулся в родной Петербург и, как прежде, ездит на гастроли по России, за границу и с удовольствием вспоминает свои поездки в Украину. В традиционной «Песне года», которая снималась в Кремлевском Дворце и в этот раз называется «Из двадцатого в двадцать первый век», поклонники Эдуарда Хиля смогут порадоваться вместе с певцом, когда ему будут вручать приз имени Леонида Утесова.
-- Первые же выступления на эстраде поставили вас в один ряд с самыми популярными эстрадными звездами Советского Союза. Вам не пророчили с детства такое будущее?
-- Нет. В школе я неплохо рисовал, поэтому собирался поступать в Мухинское училище. Но учиться там нужно было целых семь лет. И я сдал экзамены в… Ленинградский полиграфический техникум, а параллельно занимался в музыкальной школе. Затем поступил на подготовительное отделение в консерваторию, поскольку хотел стать оперным и камерным исполнителем. Но судьба распорядилась по другому. Из-за гастролей я опоздал на конкурс Мусоргского и попал на конкурс эстрадных исполнителей. Выступил -- и получил звание лауреата. Затем в 1965 году принял участие в конкурсе в Сопоте, где тоже был в числе призеров. И после этого начал выступать с сольными концертами.
-- Кстати, а, когда вы в последний раз пели в Украине?
-- Наверное, лет двенадцать назад. Очень любил ездить в Херсон, Одессу, Чернигов и, конечно же, в Киев. Я называю именно эти города не потому, что они чем-то лучше других -- просто там работали очень сильные директора филармоний. Помню времена, когда в Киеве в Укрконцерте работал Арский. Представьте, едем мы в украинскую столицу, к примеру, планируя семь концертов, а он делает -- двадцать один! Как ему это удавалось, не знаю. Сейчас по-другому работают. Я не знаю, кому из нынешних импресарио такое под силу. Правда, и певцы во многом отличались от тех, кто сегодня поет. Ведь раньше не было никаких «фанер», пели исключительно «живьем». И к тому же, аппаратура оставляла желать много лучшего, часто ломалась, иногда прямо на концертах. Со мной работал замечательный пианист Юра Рейтман, который сейчас в Португалии преподает в консерватории, так он в таких ситуациях начинал играть что-то из классики, романсы, и таким образом мы успешно выходили из положения.
-- Гастроли, условия проживания в разных городах в то время, конечно же, отличались от нынешних?
-- Условия проживания не изменились. Артисты останавливаются в тех же номерах, что и раньше. Но теперь они стоят бешеных денег. Хотя, несмотря на евроремонт, они по-прежнему неудобны, в них так же не работают или протекают краны, нет горячей воды. Только раньше за люкс я платил семь пятьдесят, а музыканты за одноместный номер -- два пятьдесят, на суточные можно было пусть не шикарно, но прожить день. И артисты привозили из поездки по четыреста--пятьсот рублей. При этом первый взнос за квартиру составлял полторы тысячи рублей, и за три поездки можно было его внести.
-- Распад СССР как-то отразился на вашей жизни и творчестве?
-- В последнее десятилетие изменилось многое, если не все. Что касается меня, то, в первую очередь, перемены отразились на географии моих гастролей. К примеру, в начале 90-х я на некоторое время уехал во Францию -- пел в парижском кабаре «Распутин» романсы для отпрысков князей первой волны эмиграции. Затем вернулся в Санкт-Петербург и снова стал ездить с концертами по России, за границу. Недавно, кстати, Марк Капитанский (он выходец из Украины, а теперь представляет концертную фирму в Израиле) организовал мне гастроли в Израиле. До меня приглашали Людмилу Гурченко, Муслима Магомаева.
Эмигранты из бывшего Союза «на ура» принимают кумиров прошлых лет, как нас теперь называют. Мы побывали в шестнадцати городах. И везде задавали один и тот же «одесский» вопрос: «Вы будете петь сами или рот открывать?» Об этом спрашивают не только в Израиле, но и в других странах, где мне приходилось гастролировать. Я сначала удивлялся, но мне объясняли, что практически все наши современные «звезды» только открывают рот. Мол, это видно невооруженным глазом -- носятся по сцене, а звук идет свободный, легкий. Может, это и красиво, но… бездушно. Один раз записано -- и все. Ты раб своей записи. А что такое искусство? Это исполнение песен сейчас, в сию минуту. Потом может быть лучше или хуже, но так, как в этот момент, -- никогда. Вы бы посмотрели, как работает Уитни Хьюстон. Какое она сама получает удовольствие от своего выступлении и что творится с залом! Вот где профессионализм! Больно порой видеть, что люди, которым, на мой взгляд, вообще не место на эстраде, тем не менее популярны. Я как профессионал вижу, что есть лучшие, но они не востребованы…
-- Купить билет на концерт в наше время не каждому по карману, а в телепрограммах песен в вашем исполнении уже давненько не слышно…
-- В качестве певца в последние годы меня приглашают туда редко. Все больше как собеседника, как мэтра. Я не могу сказать, что это меня задевает. Но вообще сейчас по телевидению просто так не споешь -- за каждую песню нужно платить. И вот это по-настоящему обидно. Правда, в канун Нового года будет транслироваться передача о награждении «Орденом созидателей Петербурга» пяти деятелей культуры и искусства северной российской столицы, в число которых попал и я. Я также стал лауреатом нынешней «Песни года», в этот раз она называется «Из двадцатого в двадцать первый век», и получил приз имени Леонида Утесова.
-- Успех вас «преследовал» не одно десятилетие. Вероятно, не в последнюю очередь это заслуга и авторов ваших песен?
-- Безусловно. Я пел песни Андрея Петрова, Яна Френкеля, Александры Пахмутовой, Владимира Шаинского. Кстати, когда Владимир Шаинский предложил мне исполнить песню «Не плачь, девчонка», она мне вначале не понравилась. Исполнил один раз по радио -- и забыл. А потом начался обвал. На всех концертах просили ее спеть. Пришлось звонить Володе и просить выслать ноты. И до сих пор я ее пою. Очень сложно угадать, будет ли песня популярной. Это зависит от тончайшего сочетания: исполнитель--поэт--композитор--аранжировщик и от тех, кто пришел на концерт.
-- Насколько вы были свободны в своем репертуаре в так называемые застойные времена?
-- Расскажу вам один случай. Как-то на концерте Юрий Гагарин попросил меня спеть песню «Как хорошо быть генералом». Я стал петь и вдруг все генералы, как один, поднялись и вышли из зала. Потом меня вызвали в Политуправление армии и сказали: «Все, годик отдыхаешь и от гастролей, и от телевидения». Спустя какое-то время на приеме я встречаюсь с Юрой, и он спрашивает, как у меня дела. Я и рассказал ему об этом. Юра пошел в Политуправление и объяснил, что эта песня не о наших генералах, а об итальянских… «Ах, так это о натовских генералах он пел? Ну тогда можно» -- сказали в этой серьезной организации.
-- Сейчас довольно часто люди искусства, в основном мужчины, прожив в супружестве десятки лет, находят себе более молодых спутниц жизни. Говорят, это способствует творческому долголетию?
-- Это не обо мне. Мы с женой прожили сорок лет. Познакомились в консерватории. Я пел в «Евгении Онегине» партию Зарецкого, а Зоя танцевала. Потом поехали вместе на гастроли. И как-то на пляже я увидел, как она сидела на камушке, обхватив колени и подставив лицо солнцу. Смотрелась просто прелестно! Я сзади подкрался и поцеловал ее. Зоя ужасно возмутилась: «Вы что! Как вы смеете?!» Спустя два месяца мы поженились…
Я понимаю, что когда на работе зрелые мужчина или женщина постоянно видят молодых и красивых коллег, возникает соблазн. На этот случай есть один рецепт. Пусть он или она придет домой, разденется и беспристрастно посмотрит на себя в зеркало. И все пройдет.
-- В чем секрет вашего счастливого брака?
-- Наверное, в терпимости к друг другу. У нас нет так называемого главы семьи. Мы все решаем сообща, всю жизнь ездим вместе. Конечно, у каждого свои вкусы, к примеру гастрономические. Жена обожает борщ, а я -- тыквенную кашу. Она знает, что я очень люблю это блюдо, и часто его готовит. Мне кажется, умение сделать человеку приятное, пусть даже в мелочи, -- это и есть искусство жить вместе.
-- Ваш сын пишет музыку. Как складывается его творческая судьба?
-- Дмитрий закончил консерваторию, настоящий профи. Он большой самоед и очень скрытный человек. Но ему нравится иная музыка, чем та, которую мы сегодня слышим. Возможно, поэтому у него все сложно. Иногда он помогает мне, пишет аранжировки. Иногда я пою его песни.
-- Эдуард Анатольевич, ваше юношеское увлечение живописью не прошло с годами?
-- Я не рисую. Это мой дальний родственник Андрей Мягков рисует картины и выставляется. Кстати, его родители преподавали у нас в Полиграфическом техникуме и в свое время советовали ему вначале получить «настоящее» образование, а уж потом идти в артисты. А я больше люблю приобретать картины. Недавно мне подарили картину Михаила Шемякина.
- Вы обеспеченный человек?
-- По нынешним меркам, наверное, нет. Конечно, я не голодаю, но приходится очень много гастролировать, чтобы содержать семью.