Когда же вопреки его воле дочь все же появилась на свет, он, опасаясь, что жена не сумеет как следует ухаживать за малышкой, втайне сдал ее в Дом ребенка
В один из последних осенних дней 42-летний Сергей Иванович, пользуясь выходным, собрался погулять с крошечной дочкой.
-- Посидим где-нибудь в парке на солнышке, -- сказал жене. Домой он вернулся поздно вечером… без ребенка. Измученная ожиданием, перепуганная Катя набросилась на него с кулаками: «Где Оленька? Что ты с ней сделал?». Муж молчал. Катя позвонила в милицию…
Еще до того, как врачи признали у семилетней Катюши шизофрению, многие в их поселке говорили ее родителям, что у них чудная дочка. Как потом оказалось, эта-то чудинка, эта странность и стала притягивать к ней мужчин. Искрящаяся молодостью и первым осознанием своей желанности, Катя уже успела до встречи с Сергеем Ивановичем влюбиться, завести ребенка, остыть и разочароваться. Да и сам он во многом разуверился: крахом закончился 20-летний, когда-то счастливый брак, дети выросли и не хотят знать отца, жена ушла к другому. Может быть, потому что прежняя супруга была не в меру властной, сварливой, Катины простодушие, немногословность, послушность -- одним словом, ее очаровательная детскость -- приводили его в восторг. Раньше Катя слушалась маму, теперь -- Сергея Ивановича.
-- Разве плохо, когда женщина считает, что дважды два будет пять? Это только на пользу супружеской жизни, -- отшучивался, когда друзья откровенно говорили, что его брак с Катей, мягко говоря, странный. Мол, стареющий мужчина взял чокнутое дитя, чтобы пользоваться им в хозяйственных целях -- надоело по-холостяцки завтракать кружкой кипятка. Лидия Петровна, Катина мама, не скрывала, что «немножко не в себе она, но по дому помощница». Катюша, и в самом деле, обвязав голову легким платком, с удовольствием топит печь, набрав в сарае обрезков и чурбачков. Варит борщи. К обеду встречает Сергея теплым хлебом собственной выпечки. Все в их доме по-его, по-Сережиному, юная жена никогда мужу не перечит.
Ее время идет раз в десять медленнее, чем у него, и иногда Сергею Ивановичу кажется, что жизнь потекла в обратном направлении, а выражение «разница в возрасте» на глазах теряет свой смысл: его прекрасная дурочка умеет дарить редкие вещи -- покой и счастье. Впрочем, она тоже изменилась. Катина двоюродная сестра уверяет, что родственница в последний год стала намного лучше разговаривать и соображать. Да и вообще Сергей сделал ее другим человеком.
… Все изменилось в одну минуту, когда Катя однажды заговорила о возможном прибавлении в семье. Сергей Иванович с самого начала не скрывал, что в его планы никакие дети не входят, от своих еще голова не перестала болеть, но она все его доводы пропускала мимо ушей, то и дело спрашивая: «Ты хочешь мальчика или девочку?». Супруг сделал первое неприятное открытие: отнюдь нелегко жить с человеком, который не умеет руководствоваться логикой в своих поступках. Ей бы согласиться с ним, мол, не хочешь -- не надо, но Катя уперлась: буду рожать и все тут. Сергей Иванович не узнавал теперь свою покладистую Катюшу. Но коль скоро судьба поручила ему заботиться об этой женщине, он решил, что не позволит ей наделать глупостей, заставит избавиться от ребенка.
-- Нет, -- прижала она ладонь к животу. -- Я не отдам! И убежала жить к маме.
Лидия Петровна с самого начала была на Катиной стороне.
-- Три года назад мы пережили большое горе, -- рассказывает она. -- У Кати умер первенец. Дочка оставила кроху на попечение старенькой бабушки и отправилась встречать меня. Малыш возился-возился в кроватке, набросил на лицо одеяльце, стал плакать и задохнулся.
-- Я виновата. Ведь действительно ушла надолго, -- мрачно вставляет Катя.
Их хоронили почти в один день -- чуть-чуть не дожившую до ста лет старуху и скончавшуюся по недосмотру кроху. «Бабка долго не умирала, -- видно, компании ждала», -- мрачно судачили в поселке. Катя шла за маленьким гробиком, размазывая по щекам слезы и спиной чувствовала людское осуждение.
-- Не понимаю, за что так ополчились на Катю из-за этой нелепой смерти, -- удивляется Лидия Петровна. -- Она и без того страшно переживала: идет -- дороги перед собой не видит, вот и попала под машину. Потом в больнице все время спрашивала: «Зачем вы меня спасаете?» Повесили на бедненькую всю вину -- так в селах на шею собаке вешают загрызенную ею курицу, чтобы таскала груз и науку имела. У меня, между прочим, тоже сын, Катин брат, под колесами грузовика умер: заигрался, выбежал на дорогу… Никто не осуждал, наоборот, все сочувствовали.
Безусловно, свою роль в семейной ссоре из-за ребенка сыграла и эта история -- Сергей Иванович знал о ней. Неумелая попытка жены быть матерью, закончившаяся так трагично, была мужниным козырем, когда он убеждал Катю одуматься.
-- Все мужчины только о себе заботятся, -- безнадежно машет рукой Лидия Петровна. -- Их любовь быстротечна, а мне недолго уже осталось, на кого же я Катю-то оставлю? Выход тут один-единственный -- ребенок. Пока у меня есть еще силы, справимся, вдвоем вырастим.
Вот так и появилась Олечка. Катя вновь стала веселой, как пташка. В доме всегда горы бабьей работы, а тут еще новорожденная. Женщины хватались то за одно, то за другое, ни с чем толком не справляясь. Бабушка боялась на минутку отойти от внучки, не разрешала дочке брать ее с собой в постель, с утра до вечера учила Катю быть мамой. Когда пришла осень и резко похолодало, няньки растерялись -- в старом доме испортились печи, и как не пытались хозяйки разводить огонь поаккуратней, дым все равно расползался по комнатам. Катя нервничала, теряла молоко, и Оле давали холодный кефир из соски. Потом им за неуплату отрезали свет, Лидия Петровна сняла лампу с чердака, но обращаться с этими лампами так сложно! Младенец задыхался от керосина. Сергей пришел проведать дочку и увидел весь этот тарарам…
«В связи с болезнью матери отобрать Ольгу К. у Екатерины К. без лишения последней материнских прав, и с целью сохранения жизни и здоровья девочки немедленно оформить ее в Дом ребенка» -- такое решение вскоре принимает Днепровский районный суд Херсона.
-- Я по поручению органа опеки и попечительства хоть и готовила документы в суд, однако даже представить себе не могла, как все это можно выполнить, -- рассказывает Татьяна Дробот, председатель комиссии поселкового совета, на территории которого проживает Лидия Петровна с дочкой с внучкой. -- Ведь Катя еще кормила полугодовалую девочку грудью.
Выполнили решение суда хитро, рассчитав все ходы, как в шахматах, -- ребенка изъяли «бархатно». Просто папа стал приходить к дочурке чаще, брал ее гулять, а однажды отнес в Дом ребенка и сдал.
-- А все Сережка, зверь! Все он! -- плачет Лидия Петровна. -- Не смирился с Катиной строптивостью, в наказание отобрал ребенка. Да разве ж так охраняют свой дом и тех, кого любишь, от несчастья?
Сергей Иванович, наоборот, считает, что иногда жестокость состоит не в том, что делаешь, а в том, чего не делаешь. Разве теща не боялась оставлять Катю с ребенком одну? В нервном состоянии жена могла совершить какую угодно глупость, навредить малышке. Теперь хоть все спокойны. Это поступок во спасение. Благодаря ему, отцу, и решение суда выполнили так, что оно не попало в заголовки газет. Тихо, спокойно, умно.
Сдав Оленьку в Дом ребенка, Сергей Иванович взял Катю за руку и вновь отвел к себе.
-- Успокойся, отдохни, может, тогда мы лучше поймем друг друга, -- уговаривал он жену.
Вечерами Сергей Иванович возвращается с работы домой и ведет себя так, будто ничего не случилось, будто и не было того дня, когда Катя вызывала милицию. А вот она стала другой -- скрытной, пугливой, истеричной и недоверчивой.
-- Все будет в порядке, -- успокаивает ее муж.
Но о каком порядке может быть речь? Катю ведь не пускают к дочке. В Доме ребенка карантин, свидания запрещены. А может, опять обманывают, потому что общение с ней сейчас девочке не на пользу? Катя теперь вообще никому не верит. Свои дни она проводит под одеялом, коленками к стенке, к еде не притрагивается. Ничего ей не хочется. А ночами просыпается и бродит босиком по дому, ей кажется, что кто-то плачет.
-- Нужно набраться терпения и ждать, Олю вернут, -- убеждает ее мама. Но Катя хочет знать, когда она получит вновь право на свою девочку. Между тем на этот вопрос ответа нет. Ни с патронажной сестрой, ни с врачом-педиатром, наблюдавшими Олечку и знающими, какой мамой была ей Катя, встретиться, как это ни странно, не удалось. Главный врач Дома ребенка Николай Иванов не пожелал встретиться с журналистом и предоставить какую-либо информацию.
А тем временем полугодовалый грудничок, отнятый у матери, захворал -- Олю отвезли в детскую областную больницу, куда Кате с Лидией Петровной приходить разрешили.
-- Осенью внучку уже госпитализировали, я тогда вместе с ней лежала, -- вспоминает бабушка. -- Медики тогда упрекали нас: до чего ребенка довели! У Оли было воспаление легких. А теперь нам кого винить? Девочка стала легкая, как воробышек, бледная, болеет. Если и дальше так пойдет, боюсь, мы ее потеряем. Насильно отлучили ребенка от груди, теперь хвори посыпятся…
Не в пример Лидии Петровне Катя от такого поворота событий, наоборот, воспряла духом -- она получила возможность видеть Олю. Каждый день она бежит в больницу, берет дочку на руки, играет с ней. Если малышка спит, она счастлива просто посидеть рядом. Даже во сне девочка кулачком крепко держит мамин палец.
Главный врач Херсонского психоневрологического диспансера Александр Логачов не готов обсуждать со мной проблему своей пациентки: о последних переменах в ее жизни он ничего не знает.
-- А вообще у наших больных нет диагнозов, несовместимых с материнством, -- утверждает Александр Михайлович. -- Женщине с расстройством психики, как и любой женщине, легче обойтись без воды и хлеба, чем без семьи, детей.
-- Но если диагноз тяжелый, то, наверное, материнство -- всегда драма?
-- Нет. Большинство моих пациенток с диагнозом «шизофрения» -- прекрасные мамы. Время от времени они подлечиваются, при этом инстинкт материнства даже в самые острые моменты у них обычно очень стоек. Другое дело, что многим таким семьям время от времени необходимо социальное сопровождение. Ребенок ведь должен, как минимум, быть обут, одет, накормлен, а если что-то не так, нужно вмешиваться.
-- Когда суд выносит решение о лишении психически нездоровой матери родительских прав, он всегда опирается на мнение медиков?
-- К сожалению, нет. Последний пример: суд просит поместить в больницу нашу пациентку. Естественно, мы интересуемся, зачем. Оказывается, госпитализация нужна чтобы… забрать детей из дома в интернат. Но мы не имеем права закрывать человека в стационар без медицинской необходимости. Начинаем разбираться. Мальчик и девочка не желают уходить из дома, их старший 23-летний брат тоже против такого решения, не говоря уже о матери. Поймите правильно, я совсем не против интернатов, скорее наоборот, потому что считаю: даже средненький педагог, пусть он и не самый добрый человек, может дать детям то, чего подчас не даст им мать -- навыки социальной адаптации, умение жить среди людей. Слава Богу, чего-чего, а специалистов-педагогов у нас достаточно. Но ведь это не значит, что можно рвать по живому, не считаясь с теми, кому мы хотим помочь.
-- Вы как-то поддерживаете матерей, стоящих у вас на учете, в тот нелегкий момент, когда у них, скажем, временно забрали ребенка?
-- При необходимости подлечиваем. Но главная тяжесть ложится на тех, кто с ними рядом, -- сожителя, мужа, мать. Если женщина поддерживает постоянную связь с отобранным у нее ребенком и он к ней эмоционально привязан, то умные педагоги правильно оценят ситуацию и позволят ей забирать сына или дочь хотя бы на выходные.
Добрый муж, внимательный лечащий врач, неравнодушный судья, умные педагоги, -- редкая удача, если кому-нибудь из женщин «с чудинкой» все они встретятся на жизненной дороге. А пока Катя испуганно рассказывает мне, что Сергей Иванович вдруг заявил ей, что Оленька-то, оказывается, и вовсе не его ребенок.
-- Лоб Сережин, и губы, и глаза, -- непонимающе разводит она руками.
-- Не будь глупенькой, это еще ничего не доказывает! -- стоит он на своем. Наверное, Катю будут лечить…
P. S. Имена героев и некоторые обстоятельства в публикации изменены.