Ольга Герасьмьюк на телевидении занимается делом неблагодарным. Она снимает социальные программы о том, как трудно, тяжело, противно, мерзко сейчас всем нам живется. Ее за это любят и ненавидят. Ей угрожают судебными процессами и физической расправой. Другая бы не выдержала -- ушла, но это не в характере Герасимьюк. Несмотря на то, что за неприступной внешностью и мрачноватым голосом скрывается ужасно романтическая, часто страдающая и очень откровенная молодая женщина.
А еще Ольга Герасимьюк ужасно комплексует. По любому поводу. Бывает, с ней случаются припадки совестливости, когда она обзванивает всех своих знакомых и извиняется. За что? А Бог ее знает. Главное -- извиниться.
-- Вы производите впечатление уверенной в себе, счастливой женщины.
-- Я? Счастливая?.. А знаете, сейчас, наверное, да.
-- Ну слава Богу, хоть один человек…
-- Только не подумайте, что для меня счастье, как в песне «Был бы милый рядом». Нет, это не мое. Я люблю то, чем сейчас занимаюсь, свою неправильную, неустроенную жизнь, которую бы никому не пожелала. Но она мне нравится. Считайте, это патология. У меня неустроенный дом, я переживаю за сына, которого редко вижу, и все время ощущаю какую-то вину перед ним. Ему уже 17. Наверное, мама ему не так уже и нужна, но у меня все равно остался комплекс. Сын ко мне относится в этом смысле снисходительно. Вот такая жизнь у меня, ненормальная.
-- А нормально жить не пробовали?
-- По-моему, нет. Хотя у меня был период покоя, когда я работала в журнале. Это был совершенно другой ритм, я даже стала иначе одеваться, волосы закрутила в какой-то бублик. Но не выдержала и сбежала. Потому что как мне ни хочется, чтобы в доме был уют, разные цветочки, занавесочки, это не мое, я его создавать не у-ме-ю.
-- Хотя, согласитесь, счастье в работе… это как-то не по-женски звучит.
-- Просто я не отношусь к работе как к работе. Меня не интересует карьера, я не хочу быть генералом. Мне все равно, сколько я зарабатываю, это для меня не главное. Я вам кажусь, наверное, странной?
-- Да что же тут странного? Но если вы с утра до ночи на работе, а бывает, и с ночи до утра, значит, вашей семьей становится команда.
-- На самом деле у нас все такие ненормальные, как я. Нас четыре человека, среди них всего один мужчина -- оператор. И это порождает множество слухов.
-- Например, о том, что вы бросили своего мужа и связали свою судьбу с этим самым оператором?
-- Слышала, слышала… К этому я уже привыкла. Безусловно, никто ни от чего не застрахован… Но с мужем я не разошлась. Правда, к сожалению, до него тоже доходят всевозможные слухи, к которым, я надеюсь, он относится разумно.
-- Он вас не ревнует?
-- У нас не было таких ситуаций, но, безусловно, ему неприятны разговоры обо мне. Он тоже человек творческий (Васыль Герасимьюк -- известный украинский поэт), и его жизнь не имеет отношения к быту. Я не могу требовать, чтобы он забил гвоздь или починил стул. Нет, иногда я его прошу это сделать, но, понятно, он занимается этим без особого энтузиазма. Муж у меня поэт, а поэты, как дети, они ничего не умеют.
-- В конце концов, это должно раздражать.
-- Конечно, когда одновременно ломается замок в двери и течет кран… Но мужа это тоже раздражает. Он, как и я, не знает, что с этим делать. Мы одинаково бессильны и должны отвлекаться на пустяки. Я считаю, что в этой жизни миссия моего мужа гораздо важнее моей. Я -- журналист, уйду с телевидения, и меня забудут, а он -- литератор. Его поэзия останется, его имя известно. К сожалению, сейчас наше общество не ценит своих художников и поэтов. А мой муж -- поэт от Бога, и живи он в другой стране, я уверена, стал бы Нобелевским лауреатом.
-- Сколько мужчин бы хотело, чтобы о них так же трепетно отзывались их жены. Вы, кстати, мужа своего не ревнуете?
-- Он у меня однолюб и очень преданный человек. Ревность -- это нормальное чувство, но у нас доверительные отношения. Я знаю, что он постоянно вращается среди литераторов, богемы, а там, знаете ли, бывает всякое. Но если что-то суждено, оно случится. Я не та женщина, которая гоняется за мужчиной. Предпочитаю, чтобы боролись за меня.
-- У вас было много романов?
-- Немного, но все они были очень яркими, а заканчивались плохо. Нет, все живы, здоровы, никто не повесился, хотя бывали и такие порывы. Я же всегда тяжело переживала разрыв. Представьте, это хуже, чем порезать себе вены. Такая тяжелая тоска по уходящему… Кстати, всегда от мужчин я уходила первой. И думаю, что когда-нибудь кто-то должен очень громко уйти от меня, чтобы я получила за все.
-- Мужчины играли большую роль в вашей жизни?
-- Да, хотя все в жизни я делала сама. Но их поддержка, восторженная оценка подвигали меня на большие дела. Иначе я бы просто на многое не нашла в себе сил. Бывали ситуации, когда я очень быстро взлетала, а потом, на полной скорости -- об землю. Бах! И тут находились друзья, которые меня спасали. Недавно я встретила своего однокурсника, который сказал, что, оказывается, на каждом парткоме меня хотели исключить из университета.
-- Вас? За что?
-- Некоторые мои однокурсники сидели. Среди них и Сергей Набока. Это была моя компания, я любила вольнодумцев. Мы как-то иначе себя вели, хипповали, читали запрещенные книги. Помню, как-то с Набокой на балконе мы орали: «Долой Олимпиаду!» Пришла милиция, мы ей не открыли. А Набока еще ни с того ни сего заявил: «Це приватна територiя». Милиция вообще с ума сошла, тогда она таких слов и не знала. Но как-то все обошлось, хотя, конечно, за нами стали следить. А когда я была на четвертом курсе, ребят посадили. В День политзаключенных они развешивали листовки возле метро «Большевик». Я в это время куда-то улетала и ничего не знала об их планах. Да и вообще наивно полагала, что ничего запрещенного мы не делаем.
-- Вам сошла с рук дружба с неблагонадежными?
-- Конечно, нет. Когда ребят забрали, меня вызывали на допросы. Светили лампой в лицо, задавали какие-то вопросы. Мне все время казалось, что это происходит не со мной, даже смешно было. Сейчас я вспоминаю… все-таки интересно мы жили.
-- Недавно услышала, как кто-то назвал вас колдуньей.
-- Да все это ерунда. Такие разговоры я слышу еще со времени выхода программы «Проти ночi». Чепуха! Хотя я не отрицаю какие-то мистические вещи. Например, моя бабушка всю жизнь чувствовала смерть родных людей. В тот момент, когда умирал близкий человек, она слышала страшный взрыв.
-- Вам по наследству это не передалось?
-- Еще не знаю. Бабушка всегда мне верила. Она умерла год назад в весьма преклонном возрасте. Но до этого, когда болела, она никогда не ложилась в кровать. Когда мама хотела ей вызвать врача, она отказывалась и звала только меня. Мою бабушку звали тоже Ольгой, и, я чувствую,, между нами существует некая связь. Говорят, если не покаешься в грехах, они передаются от бабушки к внучке или от дедушки -- к внуку. Может, это чепуха, но однажды я ее спросила: «Бабушка, скажи, в чем мне надо каяться?» Она на меня как-то странно посмотрела и ответила: «Ничего такого, за что бы ты могла страдать, я не сделала».
-- Как вы думаете, смогли бы вы такое же сказать своей внучке?
-- Пока да, а что будет дальше, не знаю. Из меня и бабушка плохая, наверное, получится. Хотя… Обычно своих внуков любят больше, чем детей. Надо будет сегодня же сказать об этом сыну.