27 февраля исполняется 125 лет со дня рождения выдающегося ученого-офтальмолога
Имя академика Филатова, на протяжении 20 лет возглавлявшего Одесский институт офтальмологии (сейчас Научно-исследовательский институт глазных болезней и тканевой терапии имени В. П. Филатова) известно во всем мире. Его научные открытия явились ценнейшим вкладом в науку и до сих пор широко применяются в медицине. К сожалению, о самом Филатове -- выдающейся личности, художнике и философе -- сохранилось совсем немного сведений.
Сегодня мы представляем вниманию читателей «ФАКТОВ» воспоминания микрохирурга-офтальмолога, доктора медицинских наук Светланы Васильевой, которой довелось работать вместе с ученым.
-- Моя мама Нина Григорьевна, известный челюстно-лицевой хирург, была хорошо знакома с академиком Филатовым, -- рассказывает Светлана Васильева, -- их связывали тесное сотрудничество, дружба и даже нечто большее… Я помню Владимира Петровича с 50-х годов. Когда я впервые оказалась в его доме, обратила внимание на пейзажи, висевшие на стенах. Оказалось, академик и картины писал, и стихи сочинял, и рассказы. К тому же он обладал артистическими способностями, отличался красноречием, в каждом его публичном выступлении непременно присутствовала изюминка. Никогда не забуду его изречений: «Солнце должны видеть все!» или «Пессимизм у постели больного бесполезен». Однажды, отдохнув в Крыму, Владимир Петрович пригласил нас с мамой к себе. Когда мы пришли, он тут же подарил нам две картины с крымскими пейзажами. Мама попросила его подписать их. Взяв авторучку, он подписал: «Воталиф». Увидев наши удивленные лица, Владимир Петрович пояснил: «Я всегда так подписываю свои картины. Это означает: Филатов».
Позже от его жены Варвары Скородинской мы узнали забавную историю, связанную с одним из таких этюдов. Отдыхая в Крыму, Владимир Петрович, как всегда, рано утром отправился на этюды. Он любовался видом аллеи возле Ливадийского дворца. Филатов увлекся работой и не сразу заметил, что кто-то стоит за его спиной и наблюдает, как он работает. Так продолжалось довольно долго, и вдруг человек, стоявший за спиной академика, произнес: «Воздуха маловато. Нужно подчеркнуть тень… » Академик, привыкший учить других, ответил довольно резко: «Мне лучше знать, молодой человек, какую краску использовать!»
К концу того же дня Варвара Васильевна сказала Владимиру Петровичу, что соседи пригласили их в гости. Каково же было удивление Филатова, когда на пороге соседней дачи его встретил хозяин -- тот самый «молодой человек», имевший смелость критически оценить его живописное мастерство. Хозяин представился: «Александр Михайлович Герасимов, академик живописи». О разговоре, происшедшем на ливадийской аллее, хозяин и гость вспомнили с улыбкой. Превратили все в шутку. Позже Владимир Петрович говорил моей маме: «Я открыл секрет, как добиться того, чтобы воздух в картине присутствовал. Надо меньше пользоваться белой краской и работать на контрастах». Мама, конечно, догадалась, что «секрет» сообщил Филатову художник Герасимов…
-- В 1956-м, окончив мединститут, я вновь встретилась с Владимиром Петровичем. Решался жизненно важный для меня вопрос работы по специальности. Внимательно выслушав меня, он сказал: «Итак, минуя наших дам (имея в виду некоторых должностных особ в НИИ), я отправляю министру здравоохранения следующую телеграмму: «Прошу предоставить место клинординатора во вверенном мне институте молодому специалисту Светлане Васильевой». Поручив срочно отправить эту депешу, Владимир Петрович сказал мне: «Приходите и работайте. Главное, чтобы при вас всегда были записная книжка и ручка -- записывайте все, что я говорю, поскольку это в медицине знаю только я… » Так я стала клинординатором, как выяснилось, последним, кого принял лично Филатов.
… Однажды в отделение, где я уже работала, прибежал ученый секретарь и взволнованно сообщил мне: «Вас просит к себе академик». Когда я пришла к нему в кабинет, Владимир Петрович сказал: «Ну, как вы освоились в отделении? Что изучаете, что сейчас читаете?» Что я, вчерашняя студентка, имевшая об офтальмологии слабое представление, могла ответить академику? «Читаю учебник Плетнева», -- робко прошептала я.
-- Во-первых, не Плетнева, а Плетневой, -- строго поправил Филатов. -- Это довольно глупый учебник. Я бы даже сказал, вредный. Вам нужно читать учебник глазных болезней Одинцова. Вы, наверное, не знаете -- был когда-то замечательный ученый-офтальмолог Крюков. Он написал хороший учебник. Одинцов был его учеником. Когда умер учитель, появился учебник Крюкова-Одинцова. Потом -- учебник Одинцова-Крюкова, потом -- учебник Одинцова. Так вот, я рекомендую вам учебник Одинцова, потому что кое-что от Крюкова там еще осталось.
-- Филатов был прост в общении, но строг в требованиях, особенно в том, что касалось больных, -- продолжает Светлана Федоровна. -- Раз в неделю академик проводил обходы. Однажды, осматривая больного, он обратился к коллегам: «Посмотрите, какой рефлекс у больного. Посмотрите, как реагирует зрачок на свет». При ярком свете зрачок сужается. Отсутствие такой реакции говорит о слепоте.
Все по очереди стали наклоняться и освещать глаз: «Да, да реагирует, сужается», -- соглашались все. «Все посмотрели? -- обратился Владимир Петрович к коллегам. -- А теперь смотрите!» Он взял офтальмоскоп и постучал его ручкой прямо по глазу. Раздался стеклянный звук:
-- Этот глаз-протез. Зрачок на нем -- нарисованный, он не реагирует на свет. Вам надо было смотреть на другой глаз. Никогда не поддавайтесь давлению авторитетов. Кто-то из вас заметил, что зрачок не движется, но вы промолчали. Хотели мне угодить. Этого делать нельзя, истина важнее всего.
А больной ликовал. Даже специалисты не смогли распознать, что у него искусственный глаз. Теперь он поверил, что и близкие не заметят этого. Очень хорошо был сделан протез.
-- Говорят, Владимир Петрович консультировал самого Сталина. Не могу сказать, как он себя вел с «вождем народов», а вот с другими начальниками он всегда держался с чувством собственного достоинства. В те страшные годы Филатов ослушался «рекомендаций» и прямых указаний сверху, тем самым спас для науки немало ярких личностей. Среди них генетик Александр Малиновский, последователь учения академика Николая Вавилова (необоснованно репрессированного и реабилитированного уже посмертно). Гонимого и преследуемого Малиновского Филатов принял к себе в институт, и тот вплоть до 70-х годов занимался проблемами близорукости. Я его хорошо помню -- «остаточным явлением» перенесенной моральной травмы у этого ученого было чувство страха: он периодически наклонялся, ощупывал под ногами почву, опасаясь, что та исчезает куда-то…
Другим сыном «врага народа», которого приютил Филатов, был Валентин Войно-Ясинецкий, младший сын доктора медицины, автора великолепного учебника для хирургов. Войно-Ясинецкий-старший был человеком верующим, более того -- архиепископом, за что и попал в немилость. Во время Великой Отечественной войны, в эвакуации, Филатов повстречал где-то в Средней Азии святого отца Войно-Ясинецкого и пообещал, что поможет его сыну. Слово академик сдержал: Валентин и его жена Ада работали у нас в НИИ.
К слову, сам Владимир Петрович был человеком глубоко верующим, он постоянно посещал церковь, соблюдал все церковные традиции, помогал церкви материально. В то время, когда за каждым шагом известных личностей следило «всевидящее око», не стал исключением и Филатов, к которому был приставлен личный «телохранитель».
Я хорошо запомнила тот момент, когда сын Владимира Петровича Сергей, будучи студентом медицинского института, решил жениться на Зое Котовой, девушке из религиозной семьи. Они решили обвенчаться. Тогда, в 50-е годы, об этом говорил весь институт. Комсомольское собрание решило исключить Зою из рядов ВЛКСМ.
Это был один из немногих случаев, когда мне довелось видеть Владимира Петровича разъяренным: «Кому это понадобилось! Ведь свалят все на меня: дескать, сам верующий и детей -- туда же… » Потом все как-то утряслось, они расписались, защитили диссертации, получили ученые степени. Сергей затем заведовал отделением, занимался излечением отслоения сетчатки глаза, Зоя также работала в институте по специальности. Однако не все было гладко: после смерти Филатова некоторые «коллеги» решили свести счеты. Сергей очень переживал, стал злоупотреблять спиртным, заболел (у него обнаружили рак) и в начале 80-х его не стало. Зою перевели в лаборанты (это кандидата наук!), а затем она вместе с сыном уехала за рубеж.
Вспомнив о Сергее, хотелось бы рассказать вот о чем. Владимир Петрович был трижды женат. Первый непродолжительный брак быстро распался. Вторая его супруга не могла смириться с тем, что Филатов всецело был отдан науке. Она сидела дома с сыном, томилась от одиночества. К ней частенько наведывались гости: пели, играли… Познакомившись в один из таких вечеров с молодым человеком, она уехала с ним в Киев, оставив сына Филатову. Больше эта женщина никогда не появлялась в доме, но Владимир Петрович до конца своей жизни содержал ее, высылая деньги. Сережу воспитывали домашние экономки, а мать он больше никогда не видел.
А вот с третьей, последней своей супругой Филатов вступил в законный брак в 80-летнем возрасте. Его женой стала Варвара Скородинская, которая была младше академика лет на двадцать. Она во многом помогала Владимиру Петровичу, стала его личным секретарем, вела всю переписку, помогала ему в быту. Тогда-то она заявила академику: «Сколько можно меня компрометировать? Мы должны узаконить наши отношения. » Восьмидесятилетний Филатов сказал сыну: «Как человек порядочный я должен жениться… » После двухлетней семейной жизни Владимира Петровича не стало.
Вообще-то Владимира Петровича всегда окружали женщины. А с моей мамой у него сложились очень теплые отношения. Она относилась к числу тех немногих, кому он безраздельно доверял, делился самым сокровенным. Потому не мудрено, что именно она стала его последней личной симпатией.
«Facty i kommentarii «. 26 февраля 2000. Человек и общество