В этом году исполняется 35 лет гайдаевскому фильму «Не может быть!», в котором народный артист России Михаил Светин сыграл свою первую большую роль в кино
Великий комик Луи де Фюнес однажды заметил, что комедия — самый конфликтный из всех кинематографических жанров. Михаил Светин — яркое подтверждение этого афоризма. Еще на заре карьеры он успел рассориться с Аркадием Райкиным, Леонидом Гайдаем, Георгием Данелией, Эльдаром Рязановым… И хотя с возрастом к Светину пришла рассудительность, его мальчишеская вспыльчивость никуда не девалась и в 79 лет.
С Михаилом Семеновичем мы встретились в Киеве, где актер снимался в новой картине. Светин признался, что обожает говорить о двух вещах — о Киеве, где родился и вырос, и о встречах с блестящими режиссерами, с которыми ему посчастливилось работать. С особой теплотой Светин всегда вспоминает Леонида Иовича Гайдая, по сути, давшего Михаилу Семеновичу путевку в большое кино.
— Сняться у Гайдая означало вытянуть выигрышный лотерейный билет, — говорит Михаил Светин. — Для меня, еще совсем неизвестного актера, приглашение на съемки фильма «Не может быть!» стало полной неожиданностью (после окончания Киевского музыкального училища в 1958 году Михаил Светин работал в разных провинциальных российских театрах. До 1975 года он снялся лишь в трех эпизодических киноролях. — Авт. ). Пробы мы проходили вместе с Савелием Крамаровым. Оба очень переживали. Я даже закурил, хотя до того дня четыре года вообще сигареты в руки не брал. Мне тогда казалось, что я отыграл ужасно!
Сниматься было легко, а главное — интересно. Леонид Иович очень любил, когда актеры сами что-нибудь придумывали, импровизировали на съемочной площадке. Помните эпизод, когда Невинный сужает мне пиджак прищепками? Вокруг этой мизансцены был большой спор! Невинный предлагал просто сжимать рукой пиджак сзади. Я же настоял на своем: «Не-е-ет, давайте лучше прищепками сузим!» Эпизод, когда у меня в кармане зазвенел будильник, — тоже моя работа! Да много было мелких находок. Но есть эпизод, которым я по-настоящему горжусь. Помните, когда брат Горбушкиной выдал ее за меня замуж, потом заставил нас поцеловаться, оттолкнул и отослал ее продать посуду? В этот момент мы в кадре наедине с Невинным. И вдруг Гайдай останавливает съемку и говорит: «Ребята, нужно придумать концовку. В сцене нет точки. Все думаем. За находку ставлю бутылку коньяка!» Внезапно меня осеняет мысль. «Леонид Иович, — кричу, — придумал! Пусть Слава (Невинный. — Авт. ) повернется ко мне и проникновенно скажет: «Береги ее!» Вы не поверите, но Невинному очень трудно дался эпизод — он постоянно «раскалывался», хохотал. Лишь с четвертого дубля нам удалось все снять в лучшем виде. Когда впоследствии фразу приписали Гайдаю, я даже упрекнул его — мол, зачем мои наработки присваиваете?
— Гайдай высоко ценил вас как актера, но в какой-то момент в ваших отношениях произошел разлад.
— До сих пор корю себя за то, что сильно обидел Леонида Иовича. Гайдай прислал сценарий к фильму «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» (последний фильм выдающегося кинорежиссера вышел на экраны в 1992 году. — Авт. ). Мне была предложена роль Каца, жулика, который постоянно повторял: «Кац предлагает сдаться!» Мне это не понравилось, о чем я честно заявил Леониду Иовичу. Дело в том, что в предыдущей картине Гайдая «Частный детектив, или Операция «Кооперация»» у меня была схожая реплика: «Дети мои, пора прощаться». Я возмутился: «Леонид Иович, это же одна краска!» Гайдай ответил: «Ну, хорошо, Миша, а кого бы ты хотел сыграть в этом фильме?» И тут я проронил ужасную фразу: «Надо подумать». После чего в телефонной трубке послышались короткие гудки… Роль Каца сыграл Джигарханян.
— Я должен был сниматься у Рязанова в картине «Гараж» (1979 год. — Авт. ). Как мне кажется, удачно прошел пробы на роль тромбониста. Я придумал, что музыкант очень хочет пИсать, но не может выйти, в связи с чем с ним происходили забавные эпизоды. Все смеялись. Но жена Рязанова, которая работала его ассистентом, на худсовете сказала: «Да, смешно. Но у Светина есть что-то… гайдаевское». Ее «речь» стала определяющей. На эту роль взяли Фараду. Однако Эльдар Александрович (Рязанов. — Авт. ) написал мне письмо с выражением надежды, что мы поработаем вместе в следующей ленте. Но увы. Вскоре произошел совершенно курьезный случай, поставивший точку в нашем зарождавшемся сотрудничестве. Я был участником концерта, посвященного Андрею Петрову (известный композитор, автор музыки ко многим фильмам Рязанова. — Авт. ). Я вышел на сцену, начал петь песню из кинофильма «Путь к причалу». И тут меня угораздило посмотреть за кулисы. Там я увидел Рязанова, и меня как будто сглазили. Я забыл слова! Как дурачок, я прыгал возле микрофона, напевая: «Трам-там-там, та-ри-рам-пам». В зале воцарилась тишина — от полного недоумения. Номер был провален. После меня предстояло выступать Рязанову. Когда мы поравнялись с ним на сцене, хмурый, как дождевая туча, Рязанов бросил в мою сторону: «Вот это надо снимать!» Я понял, что нам уже не удастся поработать вместе.
— А какая кошка пробежала между вами и Данелией?
— Ой, это тоже печальная история. В молодости меня иногда переклинивало, и я с этим ничего не мог поделать… В кинокартину «Афоня» (1975 год. — Авт. ) из-за моего взбалмошного характера не попали две сцены с моим участием. Я пришел на съемку к Георгию Александровичу. Данелия меня замечательно встретил, привел в номер, познакомил с сыном, мы выпили. Начали снимать. Так получилось, что в отведенные съемочные дни мы не успели доснять эпизоды с моим участием. Данелия попросил меня задержаться на пару дней, но я отказался. Он вспылил, при всех послал меня к черту и отпустил на все четыре стороны. В результате лента вышла как без этих сцен, так и без моего голоса — на озвучку меня даже не пригласили.
— Насколько мне известно, были в вашей биографии и более скандальные разборки с режиссерами. Например, с Ульяной Шилкиной, режиссером картины «Золотой теленок», где вы играли Фунта (этот восьмисерийный сериал вышел на экраны в 2005 году. — Авт. ).
— Ой, не напоминай мне об этом фильме! Как я нарвался на эту бабу (Ульяну Шилкину. — Авт. ), ума не приложу! Она ничего не соображала в Ильфе и Петрове, их неповторимом юморе, стиле… Даже не знаю, как умудрился доработать в этой ленте. Хотя, заметь, в картине снимались отличные актеры — Меньшиков, Семчев, Ефремов, Стычкин, — лента оказалась провальной. Давай лучше сменим тему, мне аж плохо стало…
— Хорошо, тогда давайте о том, с чем вы в этот раз пожаловали в Киев.
— Работаю в картине «Алые паруса». Это четырехсерийный фильм по мотивам повести Александра Грина. У меня небольшая роль продавца в магазине. Сыграть Аллена Грея (главного героя. — Авт. ) мне не дали. (Смеется. )
Снимает картину киевский режиссер Александр Стеколенко. Мне он очень понравился. А когда мне нравится человек, я сразу… лезу к нему целоваться. Бедный Стеколенко никак не мог от меня отбиться! Ну а если серьезно, для режиссера очень важно знать, чего он хочет от актера на съемочной площадке. У Стеколенко это качество есть. К сожалению, я часто наблюдал, когда режиссер абсолютно ничего не знает и не понимает.
— Михаил Семенович, вы в постоянных разъездах, много работаете. Как поддерживаете форму?
— Сразу скажу, «режимщиком» никогда не был. Спортом не занимаюсь, диет особых не соблюдаю. Главное — не перебирать. К тому же я — типичная «сова». Вот сегодня лег спать в семь утра. Все не мог уснуть. Ночью я бодрый, а утром ну никакой! Здесь мы с женой не сходимся — она у меня «жаворонок».
— Это единственное ваше серьезное расхождение с супругой, с которой вы прожили вместе почти полвека?
— Она у меня умница. Тоже актриса (супруга Михаила Светина Бронислава Проскурина — актриса санкт-петербургского «Театра Европы» Льва Додина. — Авт. ). Играет сложные роли — типа честных русских христианок. Приходит после спектакля вся такая серьезная. Я ее подкалываю: «Ну, маску-то сними уже, раз пришла из театра». На что она молниеносно реагирует: «Так, хватит! Разводишь тут свои хохмы дешевые». Так и живем… Мы вместе уже пятьдесят лет. Могу сказать, что секрет такого долголетия прост: не надо быть дураком! Вот и все.
— Не жалеете, что ваша дочь не пошла в актрисы?
— Да что ты! Пусть хоть кто-то нормальный будет! Она занимается семьей, у нее муж — успешный компьютерщик. Дочь живет в Америке, штат Нью-Джерси. Не работает, воспитывает двух дочек девяти и шести лет. Я уже давно не ездил к ним в Америку, года три не был. Разленился. Трудно привыкаю к разнице в часовых поясах. Но, ты знаешь, меня всегда поражали условия, в которых живут американцы: чистота, тишина, порядок, воздух чистый… Другая планета! И я заметил одну интересную деталь. Раньше я полагал, что те, кто уехал за границу, непременно тоскуют по родине и с удовольствием вернулись бы. Однако никто не возвращается! И это при том, что Россия — «сытая» страна, все едят хорошо. Но…
— Вы ведь тоже в свое время уехали из родного Киева…
— Понимаешь, моя настоящая фамилия — Гольцман. В то время в Киеве не любили людей с такими фамилиями. А уж если эти люди — актеры, пробиться было вообще ужасно сложно! В России, как мне казалось, я мог рассчитывать на большее. К тому же выпал потрясающий шанс поработать с самим Аркадием Райкиным. Я однажды напросился к нему на прием. И он, несмотря на свою загруженность, принял меня. Я абсолютно ужасно прочел ему какие-то стихи, но Райкин взял меня в труппу. Надо сказать, для меня это не стало неожиданностью, потому что я тогда считал себя гением. Причем до такой степени, что потом даже позволял себе указывать Райкину, как ему следует играть: «Аркадий Исаакович, вы здесь неплохо сыграли, а вот в этом эпизоде ну та-ак сфальшивили». Неудивительно, что после очередной моей «установки» Райкин меня попросту выгнал. А вскоре у него случился сердечный приступ.
Я уехал в Питер. Мой друг Алексей Петренко привел меня к великому театральному режиссеру Игорю Владимирову. Благодаря Владимирову я устроился в Малый драматический театр (сейчас «Театр Европы» Льва Додина. — Авт. ). Начал играть, потом сниматься. Кстати, по такому же «маршруту» — транзитом через Питер — сделал свою карьеру и Петренко. В Украине он вряд ли стал бы таким большим актером, а там все успел. Много снимался в хороших картинах, женился. Потом бросил жену и уехал в Москву. Недавно умерла вторая жена Леши. Она работала в газете «Правда». Сейчас Петренко только работой и живет…
— Михаил Семенович, есть вещи, которые вы еще хотели бы сделать в своей жизни?
— Ой, что ж ты комику такие сложные вопросы задаешь?! Хотя знаешь… Наверное, раз я пока еще здесь — значит, еще что-то должен сделать… А вообще до сих пор вот никак не научусь не грустить. Только перестаю шутить — мне сразу становится тоскливо на душе. Без юмора жизнь скучна.