«Золотой аккордеон Украины Ян Табачник, группа «Новый день» и замечательный конферансье Иван Шепелев, чье имя вместе с именем Софии Ротару занесено от Украины в Международную энциклопедию деятелей эстрады, объездили с концертами около сотни мест заключения. Это уже заявка на рекорд Гиннесса. Впереди у коллектива -- лагеря Харьковской и Луганской областей. Несмотря на коллосальную нагрузку уникального турне, Иван Itgtktd завершает работу над своей авторской программой «Парад влюбленных мужчин», которая в самое ближайшее время будет представлена днепропетровским зрителям. Но… о ней пока -- ни слова, это сюрприз. Речь пойдет о впечатлениях от концертного турне.
-- Иван Васильевич, случались ли в лагерях какие-то неожиданные встречи?
-- Я в 8-м классе сидел за одной партой с девочкой Людой, в которую, конечно же, был влюблен. Мы с ней ходили гулять в парк имени Чкалова, целовались на скамейке. Когда это все происходит впервые, то волнует невероятно! Потом Люда поступила в техникум, а я заканчивал десятилетку. Когда она вышла замуж, я потерял ее след. И вот концерт в донецкой зоне. У меня тогда температура была 38, но нас очень ждали. И когда выходишь на сцену, все отступает на второй план. В общем, нам уже уезжать, а тут меня отзывает одна из женщин: «Вы Люду такую-то знаете? Она с вами поговорить хочет». Мало ли, думаю, -- может, она тут работает? Подходит женщина. Седая. Без зубов. Уже восемь лет сидит. Только по глазам и узнал, что это та самая Люда… От волнения мне стало плохо. Меня потом в больницу забрали. Она зарыдала и говорит: «Я весь концерт плакала. Мне не верят, что мы с тобой в одной школе учились и на свидания бегали». Я собрал у всей группы сигареты, даже у водителя -- она не курит, но у них это разменная монета -- все ей отдал. Знал бы -- еще привез бы много чего. Люду приговорили к одиннадцати годам -- второй муж втянул ее в разбой. В Новомосковске они грабили автомобилистов, она служила приманкой. Я не мог поверить -- училась хорошо, самая красивая девочка в классе! Испытал настоящий шок. Я потом ей посылку выслал на 8 кг.
-- Впечатлений от поездок у вас, должно быть, масса.
-- Зоны -- это особый мир со своими законами и языком: есть общий жаргон, а есть и тюремные «диалекты». Между зонами ходят «малявы» -- записки, передаваемые по этапу, зековская почта. Так вот, через два концерта нас уже в каждой зоне знали по именам. Выходили из автобуса под крики: «Ваня, привет! Серега, здорово!» Заключенные еще до нашего приезда знали весь наш репертуар.
Вместе с артистами по зонам ездит съемочная группа, которую возглавляет грузинский режиссер Давид Кобахидзе -- личность известная, много потрудившаяся на съемочных площадках, в том числе и вместе с Георгием Данелией. Кобахидзе с оператором Мишей Быковым снимает документальную ленту об этом «тюремном романе» артистов и зеков. И очень хорошо, что снимает, потому что до сих пор нигде в мире не было такой акции. Теперь нам прямая дорога в Книгу рекордов Гинесса, в комитет которой уже подана и соответствующая заявка.
Миша, как любой оператор, ищет хорошенькие лица и в тюрьмах. И вот в женской зоне на Черниговщине нам накрывала на столик очень симпатичная девушка. Внешность -- прямо голливудская, хороша невероятно! Мы ее спрашиваем: «А сколько вы уже здесь находитесь?» -- «Пять лет», -- отвечает. «А сколько осталось?» -- «Еще девять». Выяснилось, что она осуждена по 93-й статье -- убийство с особой жестокостью!
В другом лагере в первом ряду сидела девушка лет восемнадцати -- ну, просто ангельская внешность! После концерта подходит она к нам с книжкой и просит написать пожелание. Мы, разумеется, пишем ей какие-то ласковые слова с пожеланием скорейшей свободы и спрашиваем, а она-то за какие грехи тут? Оказывается, статья 142, п. 1 (а кодекс мы уже хорошо изучили) -- разбой на дорогах! Смотришь на эту очаровательную разбойницу -- и глазам собственным не веришь!
-- Как вас принимали в разных зонах?
-- По-разному. Женские зоны готовились к нашему приезду за две недели. Раскупают всю дешевую пудру, которую им завозят в киоски-»отоварки», выменивают друг у друга перекись на чай и сигареты, чтобы покрасить волосы и сделать прически, по три ночи спят на бигуди… А в мелитопольском лагере для девочек-подростков наши зрительницы даже отказались от ужина (фантастическая жертва!) -- лишь бы постоять с нами возле автобуса! А так, как принимали нас в одесской женской зоне, могут принимать только в одесской женской зоне. Они знали все и обо всех -- мельчайшие подробности биографии, которые не всем друзьям-то известны! Относились к нам очень корректно -- во-первых, концерты благотворительные, во-вторых, мы привозили с собой сахар, сигареты, конфеты. Иногда только, когда дамы уже чувствовали серьезный эмоциональный подъем, у нас мороз шел по коже от того, что они выкрикивали.
В мужских зонах все несколько иначе. Многое зависит от режима: строгого, усиленного или общего. Строгий -- самый жесткий режим, там люди сидят по третьему-четвертому разу, все заведено «по понятиям» и по ранжиру. Но если ты сумел в начале их «зацепить», то считай, они тебя приняли. Фальшь здесь чувствуют, как нигде. И тогда моментально замыкаются, можешь делать что угодно -- аудитория потеряна. Ни в коем случае нельзя заигрывать.
В зонах усиленного режима отбывают большие сроки, 12--15 лет, но по первому разу. Для нас эта публика была самой сложной -- раскачать ее еще тяжелее, чем «усиленных».
Кроме того, надо знать психологию женских и мужских лагерей. У женщин -- культ ребенка, а у мужчин -- культ матери. Мы всегда мужчинам играли «Чорнобривцi посiяла мати» и песню Яна Табачника «Телефонный звонок», где есть такие слова:
«Меня разбудил телефонный звонок: «Прости, что звоню среди ночи, сынок. Я Мишиной мамы подругой была… Сегодняшней ночью она умерла. Осталась записка и твой телефон, а Миша уехал, в Америке он»…
Взрослые мужики плачут от этой песни навзрыд.
У зеков срок меряется Пасхами. Независимо от вероисповедания: отсидел три Пасхи, четыре Пасхи… Так повелось с незапамятных времен. Теперь традиция поломалась -- время у заключенных разделилось на «до» и «после» концерта. Им некуда себя деть: работы мало, кризис такой же, как и во всей стране. Даже то, что они выпускают, сбыть невозможно.
-- Вы видели серийного убийцу Оноприенко?
-- Нет. Он сидит в зоне особого режима -- такие мы не посещали. Но мы были по соседству и общались с начальником тюрьмы, в которой он сидит. Полковник, который много повидал на своем веку, рассказывал нам, что человек он, конечно, жуткий, если к нему вообще применимо понятие «человек». Какой-то переродившийся, естество непонятного происхождения -- в нем есть даже что-то мистическое. Он сидит в камере-одиночке и постоянно пишет жалобы: то ему фруктов не дают, то не меняют белье, то свежую прессу не приносят. К нему журналисты, особенно иностранные, просто в очередях стоят -- по записи общаются. Притом, если они не приносят ему передачу, он с ними отказывается разговаривать. Жалуется им, что сидит в камере без телевизора. Такое впечатление, что он там на отдыхе находится после праведных трудов. Он привык давать интервью, и произносит свои реплики, как хорошо заученную роль. Закатывает глаза, вздыхает, объясняет, что им «руководят сверху»… А потом смеется, охранникам говорит: «Этих дураков обмануть -- раз плюнуть!»
-- Как после таких зрителей вам работается с привычной публикой?
-- Возникает ощущение вакуума: не чувствуешь энергетики, с которой надо бороться. Зал мягкий, добрый, а ты его не чувствуешь… Не нужно брать никаких барьеров!
-- Даже разочарование как бы…
-- Между прочим, это такой жизненный опыт! Да и вообще, известность в этой среде -- действительно стойкая известность. О нас «авторитеты» так и говорят: коллектив Табачника -- «в законе». Эта известность сказывается и на свободе. Я покупал себе билет до Киева, стоял в небольшой очереди, и тут ко мне бросается женщина с фингалом и говорит: «Ваня! Привет! Я припухла -- смотрю, ты стоишь! И бабам своим говорю: «Мы с ним недавно в зоне так оттягивались!» Я же с черниговской зоны, помнишь -- во втором ряду сидела? Вот откинулась, никак домой не доеду. А ваши фотографии все бабы из газет вырезали -- в каждом бараке есть». Я смотрю, народ от нас начал тихо шарахаться. Но мне пришлось подойти и подтвердить ее подругам наше знакомство. Правда, от рюмки в кассовом зале вокзала я отказался.
-- А «по фене» теперь понимаете?
-- Да, конечно. До нас один известный украинский артист (без персоналий) выступал перед такой специфической публикой, так ему сказали: «Брателла, что такой фуфел толкаешь? Ты фильтруй базар и сливай воду!» Нам такого ни разу не сказали.
-- Нагрузка, конечно же, во время тура была большая…
-- После концерта не хотелось ни есть, ни пить, только в душ -- и спать, спать. Зону мы «раскачивали» всегда, и сразу после завершения концерта испытываешь небывалый подъем. Но потом -- полное опустошение! Будто все сгорело внутри. Жуткое желание помыться -- это на уровне подсознания, хочется смыть негативную энергетику. Среди зеков -- 70% убийц, ясно, какая у них энергетика…