Происшествия

Жизнь в адском… Раю

0:00 — 4 марта 2000 eye 414

«Я хочу, чтобы после моей смерти сына Русланчика умертвили и положили мне в мертвые руки», -- говорит Тереза Хвостенко, которая не отдала своего слепоглухонемого ребенка в интернат и за 23 года научилась понимать его благодаря… прикосновениям

Когда начались схватки и приехала «скорая», Тереза Мечиславовна, так ожидавшая второго ребенка, внезапно расплакалась -- ее охватили страшные предчувствия. Они оказались пророческими -- поспешность и неправильные действия врачей привели к тому, что жизнь молодой здоровой женщины, влюбленной в своего мужа, с заботой и теплотой воспитывавшей первенца, превратилась в ад, который растянулся на 23 года. На всю жизнь ее второго сына Русланчика. Правда, для нее нет никого роднее и ближе ее мальчика, без него она не представляет свою судьбу…

Тереза Мечиславовна предлагала мужу найти новую жену, а самой остаться с сыном-инвалидом. Он только зарыдал…

На фотографиях семьи Хвостенко, сделанных в первые годы совместной жизни, нельзя не заметить, как счастливы супруги. Они встретились в колхозе под Таращей -- молодой зоотехник и девушка, только что окончившая ветеринарный техникум. Это была любовь с первого взгляда. Вместе работали с утра до ночи, потом учились. Вскоре поженились, родился первенец Олежка.

Вторые роды оказались трагичными. Тереза Мечиславовна помнит, что врач очень спешила на день рождения и отдала приказ акушеркам действовать «активнее»:

-- Два часа они давили мне на живот. Во время родов у меня был гипертонический криз. Что медики делали с младенцем, не помню… Позже, выписавшись из больницы, во время прогулки мне стало плохо -- поднялось давление. Ко мне приехала «скорая» и заодно врачи осмотрели ребенка.

Предположение врачей прозвучало как приговор: «У вас же ребенок слепой!» Потом в Охматдете выяснилось, что он еще и глухонемой, со сложными нарушениями, грозящими задержками в умственном развитии. Там же опытный доктор распросил молодую маму об обстоятельствах родов. Оказалось, медики использовали запрещенные приемы, в том числе наложили на голову ребенка щипцы. Когда отчаявшаяся женщина обратилась к виновным, в ее адрес посыпались немыслимые советы: «А что, собственно, произошло? Сдашь этого и еще одного родишь! Рожай -- муж же есть!» Поскольку все это было в семидесятых, дело замяли и никого не наказали. Шрам от щипцов до сих пор виден на бледной коже головы Русланчика. Ему придавили зрительный и слуховой нерв, деформировали нос.

-- Когда стал известен диагноз, поняла, что это на всю жизнь. Сразу представила, что не будет ни школы, ни общения, никогда не узнаю, что у сына на душе. И мужу сказала так: «У нас три комнаты, забирай старшего сына, бери две комнаты и женись. Даю тебе слово, что не пойду ни в партком, ни в обком. Со временем ты найдешь себе жену. Обо мне не переживай, я где-нибудь раздобуду себе картофельную кожуру, сварю ее ребенку, а сама водичку из-под нее выпью. Но сына никогда не брошу и никуда не сдам». Муж зарыдал…

И они стали жить в любви и согласии, взвалив на себя страшный груз любви к безнадежно больному сыну. Правда, иногда муж мог сорвать злость на Терезе, но Русланчика очень любил -- до самой смерти. Даже когда Борис Хвостенко работал, с трудом удавалось сводить концы с концами. Поэтому Терезе тоже приходилось работать -- и полы мыть со своим высшим образованием.

За все эти годы мама научилась понимать своего сына без слов. Они общаются прикосновениями. Приложив руку к его телу, она понимает, что хочет сын именно в этот момент -- карамельку или варенички. Совершенно непонятно, каким образом он понимает, какую еду ему предлагает мама.

-- Как мы общаемся с Русланчиком, мне трудно объяснить. Когда я его учила, мне присылали методички из специальных интернатов. Таким детям, как он, нужно по несколько тысяч раз повторять обычные фразы: «это молочко», «вставай», «идем гулять». И он понимает, хоть и не слышит меня.

За 23 года мы с сыном наговорились, я знаю о нем все. Раньше он свободно говорил «мама Тереза», теперь же почти всегда молчит. Русланчик очень любит ласку. У нас принято, чтобы я его целовала: когда бужу, когда кормлю -- всегда. Правда, с пятнадцати лет, в период взросления он уединился, теперь уже не любит, чтобы я спала с ним рядом. Мы никогда ни в чем его не ограничивали. С пятнадцати лет у него начались эпилептические припадки. Из-за боязни приступов он даже ходить перестал. Я мучаюсь: раньше муж наливал мне корвалол, а теперь я совсем одна. Веду тетрадку, где отмечаю все приступы -- почти всегда они совпадают с церковными праздниками -- Пасхой, Рождеством, Крещением.

Однажды мэр города Александр Омельченко прислал за нами белый мерседес, специально приспособленный для инвалидов. Русланчик вышел, потрогал его (ему так понравилось), поехали за город. Он очень любит природу: когда еще был ребенком, трогал травку, прислонялся губами к деревьям, на море плескался в воде.

Когда шестилетнего ребенка, который в то время еще мог говорить, избили в садике для слепых, мать решила никому его не доверять

Когда мы приходим в его комнату, он просыпается, чувствует присутствие чужих людей, начинает беспокоиться. Но мама рядом, она успокаивает его, целует, просит сесть. И он, человек, который не слышит и не видит, подчиняется ее призыву. За эти годы его мозг практически перестал работать -- Русланчик жив только благодаря материнской любви. И все-таки у него есть свой мир. К примеру, он хорошо знает, что сразу за порогом будет лестница, любит играть со своими маленькими плюшевыми зверьками, присланными ему от занимающих высокие посты людей. Тереза Хвостенко так и пишет: «Пришлите моему сыну слоненка или зайчика». Некоторые присылают. Для него эти мягкие игрушки -- единственные, кроме мамы, друзья. Он заботливо ощупывает их, прислоняет к лицу.

У Терезы Мечиславовны была еще одна грустная история с вмешательством врачей из Горздравотдела -- тогда ее фактически уговорили отдать ребенка в дневную школу-сад для слепых. (Ведь до шести лет Русланчик мог говорить -- и на русском, и на украинском. Но это только благодаря неустанным тренировкам с мамой и большому количеству уколов с необходимыми лекарствами, которые делались ребенку дома). До сих пор так и не удалось выяснить, кто и зачем сделали мальчику в детском саду какие-то инъекции. Для усмирения его еще несколько раз ударили. Они-то не рассчитывали, что такой ребенок может рассказать обо всем маме. Когда Тереза Мечиславовна забрала ребенка буквально после первого посещения, он заплакал и сказал: «Тетя била!» Заведующая садиком не стала скрывать случившееся: «А что здесь такого -- съездила пару раз по морде! Его вообще надо сдать в дом инвалидов. Дауненок!». Через некоторое время ребенок замолчал навсегда.

Врачи много раз предлагали отдать ребенка в специальный интернат для детей с осложненным диагнозом. Но мама не доверяет своего сына никому.

-- Поскольку я ветеринар, то знаю, что ни одно животное не может сказать, что у него болит. Я научилась распознавать его жалобы за полным молчанием, вижу его желания по глазам, а он чувствует меня своей душой. Сынок по-своему радуется, улыбается, только это нужно увидеть. У него свой мир, но ключик к нему знаю только я. А в интернате его просто погубят. Поэтому хочу, чтобы после моей смерти приехали врачи, сразу его усыпили и положили в мои мертвые руки.

Когда отец умер, Русланчик почувствовал горе и задрожал всем телом

В квартире Терезы Хвостенко множество подарков от высокопоставленных государственных деятелей. Инвалидное кресло получили от Александра Ткаченко, с которым вместе работали, стиральную машину «Аурика» -- от Юлии Тимошенко. Обои наклеили по указанию Виктора Пинзеника.

Несмотря на тяжелую жизнь, Тереза Мечиславовна сохранила жизнелюбивый характер -- от нее исходят тепло и доброта. Она суетится, бегает и говорит, говорит, говорит… Рассказывая о сыне, она то плачет, то смеется. А домашней работы у нее всегда слишком много: в двух комнатах сушится белье, одеяла. По шесть часов в сутки ей приходится стирать белье, несколько раз в день менять постель. «Мне бы порошок стиральный, уж очень много приходится стирать за Русланчиком». Руки Терезы Мечиславовны испещрены морщинами, обожжены хлоркой, похожи на печеное яблоко. В доме царит безупречный порядок.

Бойкая от природы, она не опускает руки и буквально заваливает письмами все инстанции -- чтобы ей прислали хоть десять-двадцать гривен помощи. На большее расчитывать не приходится. Из-за нищенского положения приходится придумывать то галушки, то пирожки с яблоками. «Я домашняя женщина, не хочу хвалиться, но готовлю хорошо», -- застенчиво поясняет Тереза Хвостенко. Редко, когда есть деньги, покупает Русланчику что-то сладенькое, кусочек колбаски.

После смерти мужа она ни на секунду не может оставить сына одного. Возможно, Борис Хвостенко не выдержал двадцатилетнего напряжения, сорвался из-за боязни потерять работу. Сначала слег с инфарктом, потом из-за нервного расстройства его отправили в психиатрическую больницу. В этой сложной ситуации были виновные, считает Тереза Мечиславовна. Не смогли войти в положение мужчины, который не бросил женщину с ребенком-инвалидом, не дали больничный, а сразу уложили в «психушку». Жена забрала его под свою ответственность. Недаром еще в 80-е и соседи, и пресса окрестили ее украинской «матерью Терезой». «Нужно быть человеком», -- твердит Тереза Мечиславовна, -- я не из тех, кто может бросить любимых мужа и ребенка».

Последние четыре года жизни муж практически не выходил на улицу, всего боялся. Тереза и эту ношу приняла со спокойствием: благодаря ее чуткости он смог обходиться без транквилизаторов. Она делала вид, что не замечает ничего странного в его поведении, а в это время перечитывала все учебники по психиатрии, чтобы хоть что-то знать. Все прощала, терпела, и Борис Алексадрович постепенно отошел. Правда, с людьми до самой смерти не общался. Только сидел с Русланом, разговаривал, ухаживал, плакал… Видимо, он стал ему еще ближе.

Когда папа умер и его выносили из дома, Руслана затрясло -- он всем телом почувствовал горе. Потом долго грустил, тосковал.

-- Мэр города выделил 200 гривен на могильный цоколь, на крест дал деньги. Люди собрали деньги на лучшее место на Лесном кладбище -- в тенечке, где по-семейному можно посидеть. Посадила на могиле барвинок. Когда добрые люди предоставляют такую возможность, привожу на машине Русланчика навестить папу.

Я живу в раю, хотя у меня вообще ничего нет. Все-таки находились добрые люди: то гречку передадут, то выдадут пять килограммов сахара. И я счастлива. Пока у меня есть Русланчик, я живу. А после его смерти мне уже ничего не будет нужно. Мало кто понимает, что это мой единственный смысл жизни -- если он умрет, мне тоже незачем жить.

Всем желающим помочь Терезе Мечиславовне оказать материальную помощь, проконсультировать ее по медицинским вопросам, обращаться по контактному телефону 513-71-30

P. S. Автор выражает благодарность Игорю Пасько, «Магнолия ТВ»


«Facty i kommentarii «. 4 марта 2000. Человек и общество