Один ребенок лишился глаза, другого вместе с семьей вот-вот выбросят на улицу…
Все случилось до обидного нелепо. Выстрелив из рогатки, мальчик попал девочке в глаз. «Преступника» судили и передали родителям на поруки, обязав их выплатить 12 тысяч гривен морального ущерба. В скромной учительской семье Тимофея Шпирного таких денег не было. И судебные исполнители наложили арест на квартиру, в которой он проживал. Ее продажа даст девочке все: лекарства, питание, поиски новых врачей и клиник, возможность сохранить зрение хотя бы на втором глазу. Правда, мальчик в этом случае лишится тоже всего: теплого дома, шкафа, куда можно поставить любимые книжки, мечты стать конструктором ракет… «Так неужели для того, чтобы обеспечить будущее одного ребенка, нужно отобрать его у второго?» -- в отчаянии спросил отец мальчика, позвонив в редакцию «ФАКТОВ».
Тимка во двор выходил редко. Он был инвалидом детства -- болел бронхиальной астмой. Родители, учителя 8-й школы города Орджоникидзе (Днепропетровская область), берегли сына как могли. До четвертого класса мальчик обучался на дому. Но потом, решив, что ребенок не должен расти, как тепличное растение, родители стали выпускать его на улицу чаще. Как-то раз отец заметил в руках сына рогатку. «Па, да мы по мусорным бакам стреляем!» -- успокоил его сын.
… В то лето двор охватила мода на рогатки. Обзавелись рогатками и дети Елены Лосевой, переехавшие сюда четыре года назад. Их родители развелись и «поделили» детей. Сыновья, Роман и Толя, жили с мамой, а дочка, Яна, -- с отцом. Девочка часто приходила во двор, где жили ее братья, особенно летом, когда свободного времени -- хоть отбавляй.
Драма разыгралась 13 июня 1997 года. Выглянув из окна квартиры, Яна с младшим братом Толей завязали перестрелку с мальчишками, играющими во дворе. «Пули» попадали и в тех, и в других. Когда у Яны с Толей закончились «боеприпасы «, они спустились во двор и объявили перемирие, чтобы собрать использованные пульки. Но другая сторона заартачилась. Еще чего -- мириться с «агрессором»! Тимофей нацелил рогатку в спину уходящего «противника». Девочка в это время заходила в подъезд. И тут ее кто-то окликнул: «Яна!». Она обернулась, и пулька вонзилась ей прямо в глаз…
Тимка Шпирный потом утверждал, что он не мог позвать Яну по имени, потому что… не знал его. Во дворе Яну и ее младшего брата знали только по кличкам. Может, ее окликнул брат, чтобы предупредить об опасности?
-- Мама, я не специально, я не хотел в глаз! Я просто так, вдогонку, в спину! -- кричал перепуганный «стрелок», прибежав домой. Размазывая сопли и слезы, он стал рассказывать о случившемся. В это время в двери затарабанили. На пороге стояли братья Яны. Они ругались и требовали сделать их сестре все «как было»…
-- Осмотрев девочку в приемном покое, я поставила предварительный диагноз, -- вспоминает окулист Орджоникидзевской городской больницы Анна Заброда. -- Назначила лечение и порекомендовала обратиться на следующий день к детскому офтальмологу, так как с подобным диагнозом ребенок должен наблюдаться от трех до шести дней -- на третий день может быть повторное кровоизлияние. Но девочка к врачу не обратилась и слегла в постель с жалобами на головные боли, тошноту. Когда бабушка Яны сообщила мне об этих осложнениях, девочку в срочном порядке осмотрели невропатолог и окулист. Мне ее состояние не понравилось, и мы отправили ее на «скорой» в Днепропетровск, в глазное отделение больницы N8.
-- Когда Яна вышла со «скорой», у нее началась рвота, ведь у девочки и сотрясение головного мозга было тоже, -- рассказывает бабушка Яны Людмила Борисовна. -- В приемном покое нас выругали: «Что ж вы ребенка в таком состоянии дома держали?» Ведь мы попали в клинику только на третий день после травмы.
В днепропетровскую клинику приехал отец мальчика -- Владимир Григорьевич. В беседе с ним врач обронила, что в Орджоникидзе очень грамотно описали травму, но неквалифицированно оказали первую помощь. Больную с такой травмой надо было сразу уложить в темной комнате, завязать глаза и чтобы она пролежала так минимум неделю. «А ведь девочку после всего еще везли около 150 километров на «скорой» в больницу, трясли по разбитым дорогам… » -- подумал тогда Владимир Григорьевич и попросил врача подтвердить свои слова документально. «Но врач сказала: «Я не буду этого делать, -- -- сетует Владимир Григорьевич. -- Потому что существует профессиональная этика. Сегодня случилось с ней, завтра -- со мной… »
В больнице Яна пролежала полтора месяца, не двигаясь, с завязанными глазами. Денно и нощно у ее постели дежурила бабушка. Увы, усилия врачей оказались тщетными. Глаз сохранили, но зрение на нем спасти не удалось. В октябре 1997 года Яну Костюковскую признали инвалидом детства в связи с полной слепотой левого глаза.
-- На обе эти семьи больно смотреть, -- возвращается к разговору о случившейся драме окулист Анна Заброда. -- Я понимаю, что сегодня родители мальчика пытаются переложить часть ответственности на врачей. Но на своем уровне я сделала все, что могла. Все было предрешено в момент удара.
Сначала обе стороны находили общий язык. Родители Тимофея передавали Яне в больницу ягоды и фрукты. А когда понадобилась крупная сумма денег на лекарства, Шпирные продали два ковра, швейную машинку и привезли деньги бабушке. Там же, в больнице, Владимир Григорьевич написал расписку, что обязуется оплатить все материальные расходы, связанные с лечением девочки. И Людмила Борисовна стала возить ее по известным в Украине клиникам. Но врачи только разводили руками. В октябре 1997 года Людмила Борисовна поехала в Россию. В калужском филиале МНТК «Микрохирургия глаза» больную согласились принять на обследование и лечение. За это нужно было заплатить 4 550 тысяч российских рублей. Людмила Борисовна позвонила Шпирным домой.
«Трубку взяла мама мальчика, -- вспоминает бабушка. -- Она сказала: «У нас таких денег нет, и не звоните!»
Это была ошибка. Не потрудившись уладить конфликт мирным путем, супруги Шпирные предпочли просто прекратить общаться с пострадавшей стороной. Но проблема от этого не исчезла. Уязвленная таким безразличием к судьбе девочки, бабушка Яны подала в суд. С той поры она общалась со Шпирными только во время судебных процессов.
Сначала судили Тимофея. Каждая из сторон выдвинула свою версию случившегося. Ведь от того, «кто первый начал», зависело реноме потерпевшей. В изложении одной стороны 13-летняя девочка выглядела невинной жертвой, случайно пострадавшей от руки 11-летнего хулигана. С точки зрения другой -- зачинщицей, спровоцировавшей опасную детскую игру. В таком случае ответственность за случившееся должны разделить семьи обеих детей, считали родители «обвиняемого». Однако суду куда важнее было беспощадное заключение судмедэкспертизы: девочка наполовину ослепла и продолжает терять зрение.
Постановлением суда в сентябре 1998 года действия Тимофея были квалифицированы по ст. 105 УК Украины как общественно-опасные, являющиеся следствием ненадлежащего воспитания со стороны родителей. А поскольку ему еще не исполнилось 14 лет, к нему были применены меры воспитательного характера -- передача под надзор родителей.
Решение суда ударило по самолюбию родителей мальчика. Супруги Шпирные были учителями во втором поколении, учительницей собиралась стать и их старшая дочь Наташа, заканчивающая педуниверситет. В их доме, заполненном книгами с пола до потолка, чтили традиции и дорожили такими вышедшими из моды понятиями, как репутация семьи. Чудовищно несправедливыми были, на их взгляд, слова о «ненадлежащем воспитании», в то время как они вкладывали в сына всю душу и сердце! Родители Тимки обжаловали решение суда. Но область оставила приговор без изменения.
Отец Яны, Александр Борисович Костюковский, подал иск на возмещение морального и материального ущерба, избрав своим доверенным лицом бабушку Яны -- Людмилу Борисовну Варшавскую. Сначала Людмила Борисовна оценила моральный ущерб в 5 тысяч гривен. Шпирных вызвали в суд для переговоров, чтобы уладить ситуацию по-хорошему. Услышав сумму иска, супруги ужаснулись: «Да у нас таких денег и в помине нет!» Бабушка подумала, и через 11 месяцев, в марте 1999 года оценила моральный ущерб уже в… 15 тысяч гривен. На жилье Шпирных наложили арест, имущество описали.
А что оставалось делать?! Последний раз бабушка получила деньги от родителей мальчика в конце августа 1997 года. Дальше они предложили рассчитываться фруктами, картошкой с огорода. Но какая картошка, если у ребенка зрение упало!? Зрение на глазу внучки продолжало ухудшаться и уже составляло 50 процентов. Впереди предстояли долгие месяцы лечения, а может, и дорогостоящие операции. Материальные возможности родственников Яны были очень скромны. Мать девочки растила двоих сыновей. Отец, в семье которого воспитывалась Яна, получал пособие по безработице. Его новая супруга сидела дома с маленьким ребенком. Бабушка с дедушкой жили на пенсию. Материальная компенсация моральных страданий была бы очень кстати…
Шпирным девочку жалко. Но они не желают, чтобы за их счет родственники Яны решали проблемы, не имеющие отношение к ее травме. Ответчики готовы были возместить только реальный ущерб. Называли и сумму, которую они в состоянии заплатить. Разумеется, она была много меньше той, что просила пострадавшая сторона.
Орджоникидзевский городской суд удовлетворил требования истца частично, обязав родителей Тимофея возместить 401 гривну материального и 12 тысяч морального ущерба. Областные суд и прокуратура оставили кассационную жалобу Шпирных без удовлетворения. С декабря 1999 года из их учительской зарплаты стали удерживать по 50 процентов в счет возмещения ущерба. В январе 2000 года в их дом явились судебные исполнители. Во исполнение решения суда они имели право вынести из квартиры все, что имеет хоть какую-то материальную ценность, и… забрать и жилье. Трехкомнатную квартиру Шпирных БТИ оценило в 13,5 тысяч гривен. Этой суммы как раз бы хватило, чтобы продав квартиру с торгов, рассчитаться с пострадавшей стороной.
Я беседую с Мирославом Нижником, судьей Орджоникидзевского городского суда, председательствовавшим в апреле 1999 года на процессе по возмещению морального и материального ущерба. Он объясняет, что верхней границы суммы, определяющей моральный вред, в кодексе нет. А есть только нижняя -- не менее пяти минимальных размеров заработной платы.
-- Мирослав Михайлович, чем руководствовались вы, вынося решение по данному делу?
-- Самосознанием. Виновность… Сколько пострадавшая пережила, полтора года, считайте, по больницам. Но бабушка просила в иске большую сумму, я «скостил»! Особенно поражают родители: видели, что с рогаткой бегали, не остановили.
-- Чьи родители -- Яны или Тимофея?
-- А вы что, включили диктофон? Мы так не договаривались!..
-- Для определения суммы морального ущерба важно, кто первый начал -- мальчик или девочка?
-- Это неважно.
-- По закону у нас могут выставить семью на улицу, если в ней есть несовершеннолетние?
-- Честно говоря, я не знаю… Раньше, если квартира государственная, неприватизированная, то нельзя. А сейчас, если государственная, то можно. (У Шпирных квартира приватизирована. -- Авт. )
-- Мирослав Михайлович, когда удовлетворяется иск о взыскании таких крупных сумм возмещения ущерба, судья представляет, где ответчик будет брать деньги?
-- Мне представлять не нужно, мне нужно выносить решение. Заработают. Работать надо…
Узнав о предстоящем визите журналиста «ФАКТОВ», в дом к бабушке пришли Яна и ее папа Александр Борисович. Говорит, в основном, хозяйка.
-- Ребенок теряет зрение. Яна, подойди сюда, покажи глаз! -- зовет Людмила Борисовна внучку. Девочка послушно подходит к свету. -- Вот! Она вечером выйти из дому не может. А в школе сидит на первой парте, ведь она ничего не видит! Нам назначили индивидуальное обучение на дому. Но как можно лишить ребенка общения? Учится она, конечно, слабенько, устает, но вы ж понимаете, у нее сотрясение мозга еще было. А мальчишки с той стороны, где она не видит, еще и ножку могут подставить. А недавно один бил ее по голове ногой, недавно разбирали этот случай… Девочка столько пережила, столько перестрадала.
Семья встревожена моим приходом . Суд уже все решил, зачем тут пресса? Людмиле Борисовне до слез жалко внучку, за которую ей приходится сражаться в одиночку. «Ведь это Шпирным все школы города собирали по пятьдесят копеек, потому что они голые-босые остались! -- уязвленно восклицает бабушка. -- А кто позаботится о Яночке?»
Будущее девочки незавидно. Восстановить зрение на левом глазу уже невозможно. В киевском Центре микрохирургии глаза врачи дали заключение, что хирургическое лечение поврежденного глаза нецелесообразно. Из-за контузии левого глаза стал слепнуть и правый. Чтобы сохранить на правом хотя бы оставшееся зрение, необходимо проходить регулярные курсы лечения, ограничить зрительные нагрузки. А еще соблюдать строгий режим: не бегать, не прыгать, не переутомляться. В шестнадцать лет это звучит как приговор.
Девочке трудно примириться с ролью инвалида. Она пытается ни в чем не отставать от сверстников. Но любой слух о том, что Яна прокатилась на велосипеде, сходила на танцы, ответчики воспринимают болезненно. «Ведь каждый ее неосторожный шаг будет оплачиваться нами!» -- в отчаянии говорят они. Не дай Бог, опять упадет зрение, опять суд… Какая экспертиза потом определит, является ухудшение здоровья следствием травмы или нарушения режима?
У бабушки на этот счет своя точка зрения: «Что же, ребенок должен теперь безвылазно в четырех стенах сидеть?»
Шпирные хотят, чтобы бабушка уменьшила сумму иска. Или хотя бы выплачивать ее по частям, только бы не лишаться квартиры. Людмила Борисовна утверждает, что слышит об этом желании впервые: «А мне они ничего не говорили! Если бы они хотели, давно бы пришли, договорились бы по-человечески».
«У нас наложили арест на имущество, а мы должны были в ноги ей кланяться?» -- негодует мама мальчика. «Да вы поймите, -- объясняет ситуацию папа Тимофея. -- О чем договариваться с бабушкой, если денег-то у нас все равно нет?»
Теперь, оказавшись в полной власти Людмилы Борисовны, ответчики готовы встретиться с нею, избрав в качестве посредника корреспондента «ФАКТОВ». Но по реакции бабушки, становится ясно, что время мирных переговоров Шпирные упустили. Варшавская объясняет, что Шпирные «очень подло себя повели». Они всеми возможными способами оттягивали момент, когда надо было начинать платить по счетам. «А если они так себя ведут, еще сумму увеличу, буду опять подавать в суд! -- заявляет моя собеседница.
У родителей Тимофея -- своя боль: что будет, если у них отберут квартиру, чтобы возместить ущерб бабушке? Тогда вся их семья останется на улице. Шпирные обратились в Орджоникидзевский суд с просьбой исключить квартиру из описи, не выставлять ее на продажу. Ведь у них несовершеннолетний ребенок-инвалид! Суд под председательством судьи Анатолия Гордиенко удовлетворил их просьбу. Варшавская обжаловала это решение в областном суде, и 28 февраля Днепропетровский областной суд отменил решение районного. Назначен новый пересмотр дела в Орджоникидзе, в другом составе суда. Слуги Фемиды снова будут решать, исключать квартиру Шпирных из описи или нет. Попросту говоря, вынесут приговор, кому из детей дать шанс на будущее, а у кого его забрать. К сожалению, сегодня это дело выглядит именно так.
Родителям мальчика не позавидуешь. Даже если им оставят квартиру, впереди -- долгие годы полуголодного нищенского существования. Ведь как бы то ни было, а моральный ущерб придется возмещать. Кроме того, расходы по восстановлению здоровья девочки -- лечение, протезирование, посторонний уход и т. д. -- остается на них. Глава семейства, учитель, который всегда знал ответ на любой вопрос, оказался в ситуации, из которой выхода найти не может. «Мы разорены, -- подавленно повторяет Владимир Григорьевич. -- У моего сына нет будущего… »
-- Но ведь девочка тоже страдает, -- напоминаю ему я.
-- Да, да, -- спохватывается мой собеседник. -- Но как же так, получается, что за неосторожный поступок ребенка уничтожают и его, и всю его семью?
-- К ребенку Шпирных у меня претензий нет, -- говорит бабушка Яны. -- Я его не знаю, я его не видела. Пусть родители отвечают. Им не понравилась формулировка суда «Передать под опеку родителей»? Будут платить всю жизнь!
«Facty i kommentarii «. 16 марта 2000. Право