В КГБ жене писателя даже после его реабилитации говорили, что он умер в местах заключения
«Хранить вечно» и «Совершенно секретно» -- одна из этих надписей всегда сопровождалась следственные делах репрессированных. «Совершенно секретно» -- значит, скрывать от чужих глаз, держать за семью печатями сию государственную тайну. «Хранить вечно» постигала совсем другая участь: протоколы уничтожали, показания подтасовывали, вообще делали что хотели. (Если уж людей в мясорубку -- чего церемониться с бумагой?) «Хранить вечно» и «Совершенно секретно» всегда были в непримиримом противоречии друг с другом, ибо то, что скрывается от общества и попадает в руки «служителей уз», никак не может рассчитывать на объективность и бессмертие. А то, что становится достоянием гласности, -- только это и хранится вечно, спасается от забвения.
Узница Колымы А. Герценштейн сохранила стихи своей подруги, тоже «колымчанки», которая стала поэтом за колючей проволокой и получила за стихи второй срок.
В честь убитых или молчат,
Или говорят полным голосом…
Это своего рода требование: расскажите о нас! И, наверное, просьба: дайте нам самим сказать полным голосом -- нам, замученным, задушенным, расстрелянным…
За советский период в СССР было незаконно репрессировано около двух тысяч литераторов, около полутора тысяч погибли в тюрьмах и лагерях, так и не дождавшись свободы, сто пятьдесят пропали без вести. Цифры эти, конечно же, не самые верные, но уточнить их пока невозможно. Литератор -- одна из самых «выбитых» профессий, и понятно почему: верховному палачу и его подручным важно было в первую очередь лишить общество его самосознания. Давно известно, что отсчет репрессий надо вести не с тридцатых годов, а гораздо раньше. Были писатели, погибшие во время так называемого «красного террора», наиболее известный из них Николай Гумилев. В 1922 году без всякого суда решением ГПУ были высланы из страны около 200 человек -- философы и писатели: Н. Бердяев, Л. Карсавин, Н. Лосский, С. Франк… С 1929 года, когда был арестован известный критик А. Вронский, началась травля Е. Замятина и Б. Пильняка, открывается счет массового уничтожения творческой интеллигенции. Из шестисот делегатов Первого съезда писателей СССР более трети погибли. Случались и посмертные репрессии. Группу украинских писателей расстреляли деникинцы. А уже при советской власти были запрещены их произведения, потому что авторы принадлежали к какому-то неортодоксальному коммунистическому крылу. Каждого из них убили дважды: сначала -- человека, затем -- писателя. В Украине в 1933 году покончил с собой Мыкола Хвылевый -- прозаик с мировым именем. Его торжественно похоронили, а вскоре объявили врагом народа и все его произведения заперли в спецхране. Правда, советские карательные органы, как правило, таких «ошибок» не делали, предпочитая враз разобраться и с писателем, и с его произведениями. Так было, например, с Исааком Эммануиловичем Бабелем…
Бабеля арестовали 16 мая 1939 года на даче в Переделкине. Он только-только арендовал ее, чтобы закончить свой заветный труд -- новую книгу рассказов. Двери Лубянки захлопнулись. И 15 лет о Бабеле ничего не было известно. Писателя сначала арестовали, а уже потом состряпали обоснования для «изъятия» человека из общества.
«Я, старший следователь следчасти НКВД СССР, лейтенант ГБ Сериков, рассмотрев материалы на гражданина Бабеля И. Э. нашел: Бабель И. Э. , уроженец г. Одессы, беспартийный, до ареста член Союза советских писателей, являлся активным участником антисоветской организации среди писателей… »
Только через 35 дней после ареста Берия подписал постановление на этот арест. Лейтенант Сериков, выискивая улики, перерыл кучу дел по широкому кругу общения Бабеля, потому, видимо, и запоздав с бумагой. Но он нашел искомое. Еще один арестованный «троцкист-террорист» Семен Урицкий (бывший редактор «Крестьянской нивы», приговоренный вскоре к расстрелу) рассказал, что встречался с Бабелем на квартире Евгении Ежовой. Вероятно, Сериков торжествовал: мол, он нашел вражеской гнездо. Бывший шеф Ежов арестован, а его жена покончила с собой.
Из показаний Урицкого: «Я лично разговаривал с Бабелем, отчего он не пишет. Он сказал мне: «Писатель должен писать искренне, а то, что у него есть искреннее, то напечатано быть не может, оно не созвучно с линией партии».
«… Провожая по Кремлю Ежову, мы разговаривали о Бабеле. Она разоткровенничалась: муж очень ревнует ее к Бабелю, недавно устроил ей сцену, искал письма Бабеля».
На допросе 22 мая Урицкий сообщил: «Встречался с Бабелем в обществе с Гладун, Утесовым… Бабель высказывал свое несогласие с линией партии».
Показаниями от 22 мая лейтенант Сериков обосновал арест писателя, произведенный неделей раньше. Вина же Бабеля перед советской властью была доказана на основании агентурных данных. Источником таковых, как правило, были сексоты -- обыкновенные стукачи. Их фамилии надежно спрятаны в сверхсекретных сейфах и по сей день.
С 1934 года за Бабелем велась слежка. По иронии судьбы, именно благодаря отлаженной работе стукачей мы можем теперь узнать мысли Бабеля -- те самые, которые он тогда не мог ни опубликовать, ни даже доверить бумаге.
Люди привыкают к арестам, как к погоде
«Источник» сообщал: «В ноябре 1934 года Бабель сказал: «Люди привыкают к арестам, как к погоде. Ужасает покорность партийцев и интеллигенции к мысли оказаться за решеткой. Все это -- характерная черта государственного режима… Советская власть держится только идеологией. Если бы не было идеологии, десять лет назад все было бы окончено. Идеология дала исполнить приговоры над Каменевым и Зиновьевым.
В феврале 1939 года Бабель сказал: «Существующее руководство ВКП(б) прекрасно понимает, что такие люди, как Раковский, Радек и другие отмечены печатью таланта и на много голов возвышаются над окружающей посредственностью нынешнего руководства. Поэтому руководство становится беспощадным: арестовать, расстрелять!»
На основании предоставленных «свидетельств» Исаак Бабель был привлечен к уголовной ответственности как активный участник антисоветской организации среди писателей. Между тем среди упомянувших в своих показаниях Исаака Эмманиуловича… не нашлось ни одного писателя. Участник несуществующей организации. Но для советских карательных органов это не было проблемой: был бы человек -- «дело» найдется. Арестовав Бабеля, Берия и его подручные решили «создать» такую организацию, а доказательства выбить из самих писателей во время следствия. Через 15 лет в решении о реабилитации Исаака Бабеля будет сказано: «Что послужило основанием для его ареста, из материалов дела не видно… »
Первый допрос после ареста Бабеля длился без остановки трое суток. Вероятно, это были самые страшные дни в жизни писателя. Сначала он не признавал себя виновным, затем…
Бабель признал:
«Продолжительное время был связан с троцкистами, находился под их влиянием и связал свою судьбу с Вронским. Разделял и сам занял троцкистскую позицию творить вопреки массе, вопреки партии, допускал клеветнические обобщения положения в стране и выпады против существующего руководства».
Из материалов следственного дела:
«Постоянное общение с троцкистами, как показал Бабель, оказало влияние на его творчество. В «Конармии» он описал все жестокости и несообразности гражданской войны. Подчеркнуты только крикливые и резкие эпизоды, полное забвение роли партии в деле сколачивания тогда еще недостаточно пронизанного пролетарским сознанием регулярной и внушительной единицы Красной Армии. «Одесские рассказы» -- отход от советской действительности. Бабель показал, что он вел антисоветские разговоры среди писателей Ю. Олеши и В. Катаева, артиста Михоэлса и кинорежиссеров Александрова и Эйзенштейна. По поводу происходящих в стране судебных процессов Бабель говорил, что в стране происходит якобы не смена лиц, а смена поколений, что арестованы лучшие, наиболее талантливые полководцы и военные деятели».
Второй темой допроса был шпионаж. В протоколе записано: «Бабель показал, что в 1933 году через Илью Эренбурга он установил шпионские связи с французским писателем Андре Мальро, которому передавал сведения о состоянии Воздушного флота». Секрет признаний прост, и его раскроет сам писатель, заявив на суде, что он «на предварительном следствии себя и других лиц оговорил по принуждению». Поэтому 15 июня опять проводится допрос. На этот раз перед следователем стояла задача во что бы то ни стало добыть от подследственного признание в терроризме. И добросовестному сотруднику НКВД это удалось. Писатель уже не сопротивлялся и соглашался со всем, что «предлагал» ему Сериков. При этом Бабель тайно надеялся: чем абсурднее этот театр, тем очевидней будет его невиновность. Однако следователь предъявил Бабелю обвинение сразу по четырем статьям. И, когда уже можно было передавать дело в суд, в следствии вдруг по неизвестным причинам наступает перерыв на два с половиной месяца. Более того: начинают бесконечно меняться следователи. И Бабель в отчаянии пишет письмо Берии с просьбой разрешить ему привести в порядок отобранные рукописи: «Они содержат черновики очерков о коллективизации на Украине, материалы для книги о Горьком и т. д. Рукописи эти -- результат восьмилетнего труда… » Бабель уже не верил, что останется жить, и надеялся перед смертью привести в порядок свои рукописи. Не дали. Когда же 10 октября его привели для последнего допроса, Бабель от всех своих показаний отказался.
«Прошу следствие учесть, что при даче прежних показаний я, будучи в тюрьме, совершил преступление: я оклеветал нескольких лиц… » Писатель признался, что виноват, но только совсем не в том, в чем его обвиняют, и сорвал следствие, так успешно длившееся все это время. НКВД решило повторить допросы и кое-как состряпало новое обвинение. Теперь уже из трех пунктов. Статью о вредительстве сняли. Шпионаж, подготовка терактов и антисоветская деятельность «претендовали» на расстрел, однако с судом опять не складывалось. Энкавэдистам Бабель был нужен для новых арестов и раскрутки еще одного громкого процесса.
К тому моменту Исаак Эммануилович уже практически простился с жизнью, но его терзала судьба упомянутых им на допросах знакомых. И он пишет несколько заявлений в Прокуратуру СССР о том, что в своих показаниях оговорил невинных людей. Бабель понимал, что обречен, поэтому за других бился до последнего. За день до судебного заседания писатель написал ходатайство о том, чтобы были приняты во внимание его предыдущие заявления. Но ни одна из его просьб не была удовлетворена. На следующий день в кабинете Берии в Бутырской тюрьме состоялся суд. (По негласному порядку Берия имел кабинеты во всех тюрьмах Москвы. ) Испытанная «тройка» зачитала приговор. Дали слово Бабелю: «Я не виновен. Шпионом не был. Никогда ни одного действия не допускал против Советского союза. В своих показаниях навел на себя поклеп. Себя и других оговорил по принуждению… » Но судьи его не слушали. Приговор -- расстрел -- был предрешен. Бабеля ждала бесконечная и мгновенная ночь смертника. Приговор привели в исполнение 27 января 1940 года в Москве. Сведений о месте захоронения нет. Но…
25 января 1954 года жена Бабеля А. Пирожкова обратилась с просьбой к Генеральному прокурору СССР Руденко:
«Мой муж… осужден сроком на 10 лет без права переписки. По справкам, полученным мною от МВД СССР, он жив и содержится в лагерях. Прошу вас пересмотреть его дело для возможности облегчения его дальнейшей участи». Военная коллегия Верховного суда, проверив материалы дела и согласившись с заключением прокурора, что дело шито белыми нитками, определила: «Приговор от 26 января 1940 года в отношении Бабеля И. Э. отменить по вновь открывшимся обстоятельствам и дело о нем… прекратить». На обороте же последнего заключения прокурора о реабилитации дана недвусмысленная справка: «Приговор в отношении Бабеля И. Э. приведен в исполнение 27 января 1940 года». А через полтора месяца после предоставленного заключения прокурора Военная коллегия сообщает в Главную военную прокуратуру, КГБ и МВД:
«Пирожковой объявить о реабилитации Бабеля и о том, что он, отбывая наказание в местах заключения, умер… 17 марта 1941 года». Эта дата по сей день значится во всех энциклопедиях, справочниках.
Последний документ, приведенный в статье В. Шенталинского «Прошу меня выслушать» в «Огоньке» за 1989 год: 24 января 1964 года Военная прокуратура обратилась в КГБ с просьбой выслать ей изъятые у Бабеля при обыске рукописи. Ответ: «Сообщаем, что рукописи и записные книжки не сохранились». Тот же ответ получен и спустя тридцать лет: рукописей Бабеля нет.
Александр Солженицын назвал клочок неба, простирающийся над Лубянкой, несчастливым. Этот маленький клочок неба проткнула насквозь труба, столб дыма из которой десятилетиями посыпал Москву пеплом сожженных рукописей. Сколько вылетело из этой трубы пепла, сколько улетело в нее книг, которых уже никто никогда не прочтет…
В 1922 году образован Союз Советских Социалистических Республик. Столицей новообразованного государства избрана Москва.
В 1932 году введена в эксплуатацию первая угольная шахта в Воркуте.
В 1934 году в ленинградском кинотеатре «Титан» состоялся первый показ фильма братьев Васильевых «Чапаев».
В 1942 году в Ленинградской филармонии состоялось первое исполнение Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича.
Социалист, капиталист и коммунист договорились встретиться. Социалист опоздал.
-- Извините за опоздание, стоял в очереди за колбасой.
-- А что такое очередь? — спросил капиталист.
-- А что такое колбаса? — спросил коммунист.
***
Расцвет коммунизма. Объявление на дверях продуктового магазина: «Сегодня в масле потребности нет».
***
Один еврей другому: «При коммунизме у меня будет свой самолет!» -- «Зачем тебе самолет?» -- «А вдруг, скажем, в Калуге муку дают. Полчаса лету — и я там!»
***
Американский миллионер купил ГУМ и объявил бесплатную раздачу товаров. Вскоре ГУМ и подступы к нему были завалены телами убитых и раненых. Миллионера спросили, зачем ему это было нужно? «Мне было интересно, что будет, когда вы перейдете к распределению «каждому по потребностям».