Недавно попался на глаза молодежный журнал, где на обложке фото Веры Глаголевой, а под обложкой -- большое интервью с ней. Долгий-предолгий разговор, как Вера впервые попала на съемочную площадку, познакомилась там с Родионом Нахапетовым, вышла за него замуж, как Родион уехал в Америку и оставил жену с двумя детьми, а она не пала духом, встретила нового суженого и родила ему в Женеве третью дочку… Видно, Глаголеву так родители воспитали: коль человек спрашивает, ему надо отвечать, даже если все эти вопросы ты слышала (и добросовестно давала ответ на них!) уже тысячу раз. Или спросить больше не о чем?
-- Хочу проэкзаменовать вас, Вера.
-- Попробуйте.
-- Ответьте для начала, что такое диспотч.
-- Понятия не имею.
-- А офхайзер?
-- Тоже не знаю… А-а-а, догадалась: это вы о моей последней работе в кино. Действительно, в картине «Женщин обижать не рекомендуется» у меня роль школьной учительницы, получившей в наследство от отца судоходную компанию, но ничего не смыслящей в этом бизнесе. Первым делом мою героиню пытаются разыграть, используя специфические обороты из профессионального лексикона судовладельцев. Впрочем, шутка не удается.
-- Словом, учительница экзамен выдержала, а вы, кажется, не справились.
-- Почему? Я же сразу поняла, куда вы гнете, а то, что термины не знаю, так этого от меня и не требуется -- ни в картине, ни в жизни. Достаточно, что в нашей семье уже есть один судовладелец. Вот пусть Кирилл во всех этих… как вы сказали?.. диспотчах и разбирается. Фильм ведь совсем о другом. Вы ищите параллели с моей реальной жизнью, хотя в картине только два совпадения: главную героиню тоже зовут Верой да еще вот эта принадлежность к судоходной компании. Все. К слову, я никогда не стремилась сыграть на экране себя. Хватит, что у персонажа мои внешность, походка, голос. Делиться же чертами характера, фактами биографии или собственными мыслями -- это явный перебор.
-- Значит, и в «Подругах» вы будете не вы?
-- Правильно меня поняли: не я.
-- А кто?
-- Вас профессия интересует? Виолончелистка. Скромная женщина, ведущая спокойный, размеренный образ жизни. У нее из всей семьи только престарелая мама. Как видите, мало похоже на то, что есть у меня.
-- Судя по названию фильма, главное качество вашей героини -- верность детской дружбе. Хоть в этом вы похожи? Умеете ли вы, Вера, дружить?
-- Верно, в «Подругах» рассказывается о трех женщинах, выросших в одном арбатском дворе и доказавших, что искусство дружить дано не только мужчинам. Ведь есть же выражение «настоящая мужская дружба». О женщинах так почему-то не говорят. По-моему, неправильно.
-- Решили восстановить справедливость?
-- В принципе, да.
-- Но тогда вам придется назвать партнерш по фильму Тамару Акулову и Ларису Гузееву лучшими подругами.
-- Опять параллели, да? Это же кино, а не реальная жизнь! Конечно, у нас с Ларисой и Тамарой не было общего двора, но стартовали-то мы в профессии вместе. Точнее, примерно в одно время. С Тамарой мы даже уже играли вдвоем. Правда, в «Воскресном папе» я снялась в эпизоде, поэтому на съемочной площадке тогда не встретились, но позже пересекались на фестивалях, еще где-то. Словом, как все в кино. Сейчас нас объединяет картина, съемки в ней. Опять же -- маленькие дети. Мамам всегда есть о чем поговорить. Мы перезваниваемся, вместе водим наших младших на детские сеансы в Дом кино.
-- Это хорошо, но вы не ответили на мой вопрос, Вера. О том, умеете ли дружить?
-- Вам нужна дружба, испытанная десятилетиями? Увы, подруг детства у меня нет. Не сложилось. До шести лет я жила на улице Алексея Толстого, в самом центре Москвы. Потом мы переехали в Измайлово, и круг моего общения сразу сменился. Вскоре моих родителей командировали в Германию (они у меня учителя), я поехала с ними. Так и получалось: четыре года я жила в одном месте, пять лет -- в другом. Впрочем, есть у меня одноклассница, которую я могу назвать школьной подругой. Сейчас она работает врачом, мы встречаемся по мере возможности. И все же это не так, как, скажем, у моей мамы. Они с подругой много лет жили по соседству в том самом доме на улице Толстого, потом жизнь развела в разные стороны, а сейчас -- бывает же! -- их квартиры снова оказались неподалеку. Это даже не школьная дружба, а, пожалуй, детсадовская. Вот вам и доказательство, что чистые человеческие отношения между женщинами возможны и даже необходимы. Надо ведь с кем-то поделиться новостями, поплакаться, посоветоваться. Порой подруга помогает уже тем, что находится рядом. Конечно, единого рецепта, как завести и сохранить друга, нет, каждый поступает по-своему, но всегда можно следовать простому правилу: дружи только с тем, с кем хочешь, и никогда не общайся с неприятными тебе людьми.
-- Легко сказать…
-- Значит, мне повезло, я делаю именно так, как говорю.
-- Не отказывая при этом себе в удовольствии подразнить завистников рассказами о том, что регулярно катаетесь на лыжах в Швейцарии, загораете на тропических островах и совершаете покупки в Лондоне.
-- Как раз я сторонюсь подобных разговоров, но журналистов часто только это и интересует. Вот и вы, извините, туда же… Бесконечные вопросы, какая у меня машина и где люблю путешествовать… В итоге я оказываюсь в дурацком положении: получается, будто только об этом и говорю. Да, мне нравится ездить по миру, но вы знаете человека, который отказался бы от путешествия, предпочтя сидеть в коммуналке и ругаться с соседями? Нет таких. Другое дело, что далеко не каждый имеет возможность странствовать. Понимаю, кого-то мои рассказы раздражают. Действительно, почему один может позволить себе все, а другой проработал всю жизнь и никуда не выезжал дальше собственной квартиры?
-- Вы словно оправдываетесь за то, что живете лучше многих.
-- Я ни в чем не виновата, но все равно испытываю неловкость перед теми, кто столько лет строил светлое будущее, а на старости оказался у разбитого корыта. Если бы всем жилось неплохо, тогда и я могла бы спокойно говорить, как мне хорошо, безумно хорошо.
-- По-моему, все же не стоит стыдиться собственного благополучия. Скажем, ведь здорово, что вы можете позволить себе роскошь выбирать роли не в зависимости от суммы гонорара, а по принципу «интересно мне это или нет».
-- Согласна, это замечательно. Творческому человеку нельзя и желать лучшего. Есть, конечно, мнение, что художник должен голодать, ходить в рубище. Может, это помогает писателям, поэтам, но артист -- все же существо особое. К счастью, мне никогда не приходилось работать ради куска хлеба. Понимаю, это не типично для нашей страны. Наверное, мне везет. В том числе, и на мужей. Тьфу-тьфу… Стучу по дереву.
-- Только ли в везении дело? В паузе между браками вам ведь и самой пришлось о дочерях заботиться.
-- Не без того. Это нормально. Но я и тогда не оставалась одна, настоящие друзья были рядом.
-- Неужто обошлось без злорадствующих, похихикивающих на спиной?
-- Не обошлось, но на их реакцию я, честно говоря, не обращала внимания. Раньше -- да, очень переживала, когда слышала о себе гадости, читала в газетах какую-то глупость, неправду. Даже дурацкая подпись под фотографией могла расстроить. А потом поняла: все это мусор, к которому именно так и надо относиться. Сегодня прочитали, завтра забыли.
-- А что же, по-вашему, не мусор?
-- Обиделись за профессию? Но не станете же вы доказывать, что ваша газета или это наше интервью навсегда. Вот книги, музыка, художественные полотна -- другое дело, это будет жить. Даже кино не вечно. Самый популярный фильм продержится на экранах год, а потом и его забудут. Останется копия в архиве, кассета в частной видеотеке да статья в киносправочнике.
-- Мысль не возвращаться в кино после рождения третьего ребенка у вас не возникала?
-- Я не умею планировать жизнь. И в этом случае мы с Кириллом ничего не загадывали. На каком-то этапе посчитали, что рожать лучше в Швейцарии, вот я и задержалась в Женеве.
-- Вы уехали, когда тут стало совсем хреново?
-- Знаете, хреново здесь было, по-моему, всегда. Во всяком случае, после 1917 года.
-- Масштабно мыслите, Вера. Я спрашивал о более локальных ситуациях. Скажем, о начале 90-х, когда в Москве продукты пропали, за хлебом очереди стояли.
-- Вы путаете, хуже всего, по-моему, было в восьмидесятые. Помню, взяла с собой на съемки в Керчь детей. Приехали, а в магазинах обычную курицу не найдешь -- дефицит, вещи постирать нечем -- нет ни мыла, ни порошка. Какой-то ужас! Но люди ко всему приспосабливаются. И в памяти, к счастью, чаще остается не плохое, а хорошее. Когда думаю о том времени, у меня на первом месте не перебои с продуктами в Керчи, а картина «Звездопад», в которой снялась. И начало 90-х у меня ассоциируется не с московскими очередями, а с фильмом «Сломанный свет», над которым я работала как режиссер. По сути, тогда мне удалось доказать всем и в первую очередь себе, что я способна на большее, чем актерство. Все-таки режиссура в кино -- особая профессия. Раз попробовав, хочется вернуться еще. Правда, пока нет сил.
-- Каких?
-- Никаких. Ни моральных, ни физических.
-- У «Сломанного света», по-моему, не сложилась прокатная судьба?
-- По-другому и не могло получиться. Картина все-таки рассчитана на особую аудиторию… Но я не ответила на ваш вопрос об отъезде в Швейцарию. Это было в 93-м. После родов я еще год посидела с Настей в Женеве, а потом решила возвращаться. Со мной ведь поехала и Маша, ей надо было идти в Москве в одиннадцатый класс, определяться с будущим.
-- Пока жили в Швейцарии, дочь успела выучить французский?
-- Откуда? Сначала Маша ходила в немецкую спецшколу в Москве, потом на полтора года улетала к отцу в Штаты. Хорошо, если английский не забыла.
-- К слову, название фильма какое-то дурацкое: женщин обижать нельзя, а мужчин, выходит, можно?
-- Даже нужно! Вы только этого и заслуживаете.
-- Вот как?
-- Шучу. Вы сами защититься в состоянии, а кто постоит за нас, слабых и хрупких? Хотя, если говорить серьезно, за малым исключением мужчины часто ведут себя так, что… Но не будем об этом. Словом, мне нравится название, которое придумал Валентин Черных.
-- Вы за эту картину получили какую-нибудь профессиональную награду, премию?
-- Лично я нет, но «Бедную Сашу» отметили ТЭФИ. У меня вообще с этим делом не густо. Все, что имею, это звание лучшей актрисы, кажется, 1987 года за роль во все том же фильме «Выйти замуж за капитана».
-- Вы так спокойно об этом рассказываете.
-- А что прикажете делать? Биться в истерике головой об стену, требовать срочно написать для меня роль, достойную «Оскара»?
-- Законы жанра обязывают. Актер -- профессия честолюбивая.
-- Извините, такую ерунду говорите! Я не отношу себя к тем артистам, которые все ставят на карту, стремятся сделать карьеру любой ценой. Для меня свет клином не сошелся на кино или театре. Нравится процесс -- репетиции, съемки, озвучание. Если картина получается, мне этого вполне достаточно без всяких персональных призов. Неудачи, конечно, расстраивают.
-- А что еще может вас огорчить?
-- Например, вид побирающихся нищих калек, стоящих на всех перекрестках.
-- Милостыню подаете?
-- Это все, что в моих силах. Ответственность за этих людей должно нести государство, но кто у нас за что отвечает? Да, лично у меня все в порядке, но я же не сижу в золотой клетке и не ношу розовые очки, вижу, что творится вокруг… Ой, не хочу заводить разговор на эти темы! Мои пламенные речи никому не нужны. Что я, если Сахарова не слушали, Солженицына слова лишили?
-- Не проще ли уехать отсюда с концами, раз здесь все так плохо?
-- Лет десять назад Родион отправился работать в Америку, и я с девочками поехала к нему в Нью-Йорк. Наверное, можно было там остаться. Но, во-первых, я не хотела садиться на шею мужу, во-вторых, понимала: русская актриса -- не профессия для Америки, значит, единственный выход -- забыть то, что любишь и умеешь, и переквалифицироваться в официантки. Словом, я уже тогда поняла, что нигде -- ни в Штатах, ни в Швейцарии -- не смогу жить без дела. Мне скучно вне профессии.
-- Но многие оправдывают эмиграцию заботой о будущем детей.
-- Если государство не может защитить своих граждан, они уезжают. Это справедливо. Но пока у меня есть работа, я остаюсь здесь.
«Facty i kommentarii «. 28 октября 1999. Культура