В миллион долларов (по ценам черного рынка) оценивают изъятые на Херсонщине у сельского пастуха Анатолия Пулинца уникальные археологические находки, которые датируются IX веком до нашей эры
Этим летом СМИ облетела сенсационная новость: в старой сельской хате в селе Хатки несколько десятилетий незаконно хранилась коллекция редких археологических находок (свыше полутора тысяч предметов) скифской и киммерийской культур. Домашняя утварь древних народов, женские украшения — любой из раритетов украсил бы самую серьезную музейную экспозицию, ведь датируются они IX-IV веками до нашей эры. Правда, точно так же за каждый из этих предметов положен… тюремный срок. Подпольный музей создал местный пастух! И археолог-нелегал замелькал в кадрах криминальных теленовостей.
— Нашим Толей интересуетесь? — охотно откликается на мою попытку что-то узнать о неожиданно «прославившемся» односельчанине Анна, местная жительница. — Ну что вы, какой из него преступник?! А вот в знании истории Толику равных нет. Он любит предметы древности, с детства их собирает, но не торгует стариной. Тут милиция маху дала, ей-богу!
… Анатолий Пулинец, завидев у калитки незнакомых людей, вышел из дома, проверил мое удостоверение и растерянно сказал: «Вы без предупреждения… Я борщ варю, никого не ждал».
— Можно, конечно, отставить кастрюлю с огня, но тогда все останутся голодными, — извиняется мужчина.
— А с кем вы живете? — интересуюсь.
— С котом и собакой. Им ведь не объяснишь, что обед отменяется из-за статьи в газете…
Я увлекся археологией, считай, с шести лет, — улыбается Анатолий. — Пошел однажды с мамой в кино, а перед фильмом показывали киножурнал о раскопках древнего городища. Он так поразил меня, что в тот же день объявил: буду «копачом». Правда, родные мой пыл тут же остудили: «Для раскопок нужны две руки». Дело в том, что, когда мне исполнилось четыре, двоюродный брат в шутку схватил ружье и выстрелил, думая, что оно не заряжено. Закончилось тем, что мне ампутировали руку. Понял, что археологом мне не быть, и смирился. А в третьем классе нас, школьников, повезли в Херсон в исторический музей. И я снова «заболел». Закапывал что-нибудь в огороде и представлял, как через много-много лет кто-то найдет мою вещичку… Все школьные годы выискивал книги по древней истории, читал, мечтал. Ходил на ближние хутора, где люди по весне выкапывали на грядках куски керамики. Зная о моем увлечении, друзья приносили мне разные находки, и уже тогда я оформил маленький домашний музей.
Толик окончил школу и работал в совхозе, когда неподалеку от села начались раскопки: в зону строительства оросительного канала в Цюрупинском районе попали несколько древних курганов, и туда прибыла группа киевских археологов.
— По ночам я работал скотником и имел в распоряжении целый день, — продолжает мой собеседник. — Садился на велосипед и ехал 13 километров. «Можно фотографировать?» — как-то поинтересовался у археологов. Они обрадовались: им позарез нужен был фотограф, предложили сразу оформиться на ставку, но взять отпуск в совхозе летом, в самый разгар работы, не удалось. Так я вошел в группу на правах волонтера, учился работать щеточкой. Помню, вскрыли одно погребение. «Це нагайцi, вони нас не iнтересують. Якщо хочеш, зачищай», — сказал Геннадий Евдокимов, руководитель экспедиции. Я с трепетом взялся за дело и в сапожке истлевшего от времени человека обнаружил ножик. С первого раза — и такая удача! «Потрiбно замалювати знахiдку», — учили старшие. Видя мой интерес и со временем некоторое умение, разрешили садиться на зачистку.
На следующий год экспедиция не приехала, работа же по строительству оросительных каналов шла полным ходом. Бульдозеры снимали землю пласт за пластом.
— И вдруг, смотрю: открылось не одно погребение, а целое древнее кладбище, — рассказывает Анатолий. — Я дал телеграмму Евдокимову, тот ответил, что приехать не может, но просит собрать особо ценные экземпляры, пронумеровать находки, сделать зарисовки, создать карту захоронений. С этой телеграммой я пошел к начальству мехучастка. Мастер, руководивший работами, приостановил тяжелую технику, все замерло на пару дней. Позже в официальных документах будет указано, что лицом, открывшим Брилевский могильник, является Анатолий Пулинец. Но стройка долго ждать не могла, механизмы вновь заработали, так что ценные экземпляры приходилось выхватывать прямо из-под ножа бульдозера. Наконец появился Евдокимов с двумя помощниками, в Киев ученый увез богатейший материал, а я продолжал ездить на стройку, как на работу. Иногда что-то удавалось найти, мой домашний музей становился все интереснее.
— А что же, собственно, найдено в Брилевском могильнике?
— Я тогда ничего не знал о белозерской культуре, принадлежавшей срубным племенам, которые названы так по погребениям в деревянных срубах. Жили люди в полуземлянках из бревен. Что меня поразило в этом народе, так это мирный нрав: ни в одной могиле нет оружия! Эти племена входили в киммерийский союз. Средний срок жизни в то время был 27 лет. Гомер писал о них: «Славные кобылодоильцы, молокоеды, справедливейшие из людей!» О скифах, которые вытеснили этих голубоглазых блондинов-великанов из Северного Причерноморья, известно намного больше. Время обитания племен здесь — IX век до нашей эры.
Помню, нашел в одном погребении шесть камней-терочников из кремния и шар для растирания зерна — значит, могила мукомола. Злаки тогда раздавливали, промывали водой, шелуха всплывала, а из получившейся крупы варили кашу. Нашел, сжал в ладошке и думаю: эти камни держала в руках какая-то женщина 3 тысячи 750 лет назад и вот дала мне весточку. А из костей домашних животных, стачивая их с одной стороны, киммерийцы делали… коньки! Вы представляете?! Значит, было холодно, не зря греки ссылали в здешние края свою «оппозицию».
— Что же произошло с этим народом?
— С севера их теснили скифы, начинались войны за стоянки у пресной воды. Племя решило уйти на юг. Это они первыми перекопали перешеек, сделав Крым островом. Чтобы остановить пришельцев, забрались высоко в горы. Некоторые там и осели, со временем их стали называть таврами. Другие двинулись через Керчь на Северный Кавказ, где потом растворились. В течение многих веков Керченский пролив будет называться Боспором Киммерийским, хотя о самих киммерийцах забудут.
Чем дольше я слушала Пулинца, тем больше убеждалась, что знаниям сельского пастуха может позавидовать любой археолог.
— Знаете, я ведь пишу научный труд, — признается Анатолий. — Вернее, писал — без коллекции это стало невозможно. Мечтал по окончании работы передать свое богатство в Институт археологии Национальной академии наук. Все не удавалось капитально засесть за рукопись: сперва мама болела, похоронил ее. То огород, то цыплята — только зимой водить пером по бумаге получается.
— Анатолий Николаевич, но если б вы продали хоть маленькую часть того, чем владели, то и работать не пришлось бы?
— Помню, музейщик из района лет десять назад предлагал за одну малюсенькую стекляшку 10 тысяч долларов. Да если б я искал корысть! К тому, что много лет хранил вот в этих стенах, относился как к бесценному достоянию, поэтому от покупателей прятался. Полюбил я тот исчезнувший давно народ, понимаете? Много о нем узнал. Говорил, помню, с учеными, они считают, что от скифов в нас ни-че-го нет, а от киммерийцев — тем более, но я ощущаю родство. Расскажу вам случай: лет двадцать назад у меня застряла в горле косточка от рыбы, и ничего нельзя было сделать, уже готовился к смерти. Попросил маму, чтобы, собирая меня в вечный путь, положила рядом охотничье ружье. «Ты же не скиф, — запротестовала она. — Мы — киммерийцы». И это говорила малограмотная колхозница! Кстати, у меня было две скифские стрелы, Геннадий Евдокимов подарил. Но милиция забрала все.
— Не боялись хранить уникальные вещи?
— Так ведь я не золото прятал. Вот бляшка от доспехов, кому она нужна? Только ученый-историк знает этому цену.
Хозяин ведет меня в комнату, где еще недавно хранились раритеты: вдоль стен — пустые полки, мятые коробки. Все разбросано, в коридоре разлито подсолнечное масло.
— Не поскользнитесь, — берет меня за руку Анатолий, — еще не убрал после обыска…
— В ходе оперативно-розыскных мероприятий на территории Скадовского района мы получили информацию о том, что житель села Хатки Пулинец хранит огнестрельное оружие, — говорит Михаил Зацев, оперуполномоченный Скадовского райотдела милиции. — По месту жительства последнего проведен санкционированный обыск, в ходе которого изъято три единицы оружия. В одной из комнат обнаружили огромное количество предметов археологических раскопок. По словам Пулинца, добыл он их собственноручно. Так как подозреваемый добровольно передал все музею, то уголовного преследования за незаконное хранение раритетов избежал.
— Рос я без отца, — пояснил «ФАКТАМ» Анатолий, — и всему учился у деда, а он был охотник. После смерти старика остались два ружья, я их не перерегистрировал, вот и весь криминал. Да пусть забирают. Но, когда решили ссыпать коллекцию в одну кучу, встал на колени: вы же все погубите! В обыске принимал участие представитель СБУ, я — к нему: «Перевозить нужно аккуратно, по периодам, с табличками, датами». Слава Богу, послушались.
— Наш музей получил уникальные экспонаты, — утверждает Александр Бухтий, главный хранитель фондов Скадовского краеведческого музея. — Эта коллекция бесценна! Начиная от мезолита, эпоха бронзы, железный век. Представьте себе, например, женские сережки или бусы из камня. Древние женщины ведь тоже любили украшать себя.
— Я, к сожалению, не видела собрания артефактов и не знаю лично человека, добывшего такое богатство, — сказала Ольга Шкроб, заведующая отделом научно-охранных работ Херсонской областной инспекции по охране памятников истории и культуры моему коллеге из местных СМИ. — Хотя фамилия Пулинец, конечно, знакома: краевед из Хаток тесно работал с Краснознаменской археологической экспедицией под руководством Геннадия Евдокимова. Сейчас же энтузиасту, открывшему достаточное количество памятников археологии, создают имидж черного археолога. Кроме того, при осмотре коллекции только специалист может определить качество материала, а при изъятии обязательно должны присутствовать археологи. Однако к нам никто не обращался. Передачу предметов в Скадовский районный музей вообще нельзя всерьез комментировать, так как там нет соответствующих специалистов. Сваленная в угол коллекция станет обузой для музея. Да и ее целостность вызывает опасение.
Это больше всего и волнует Анатолия:
— Разве о такой судьбе для дела всей жизни мечтал? — сокрушается он. — В экспозиции районного музея «мне» выделили крохотный уголок, остальное — в запасниках. Если бы развернуть находки в полном объеме, можно было бы оформить не один зал. Надеялся, что когда-нибудь так и случится. Это ведь крах всего. Не дай Бог еще и разворуют…
Если бы в Хатки приехали киношники, то смогли бы снять еще и романтическую историю любви, где в главной роли — все тот же Пулинец. Когда-то давно, едва ли не школьником, он приехал в областной центр, зашел в универмаг и загляделся на продавщицу в обувном отделе.
— Что-то в девушке было такое, что не мог глаз отвести, — вспоминает 54-летний Толя. — Настоящая киммерийка! С тех пор, приезжая в Херсон, всегда бежал посмотреть на нее. Только через девять лет отважился оставить записку: ни адреса своего, ничего — только слова любви. О том, чтобы познакомиться, даже не мечтал. Кто я? Селюк, еще и без руки, а она красавица. Потом я женился на другой женщине. Может, и жили бы, но я очень хотел ребенка, а супруга не могла иметь детей. В итоге она ушла… Второй раз меня женила на себе односельчанка с пятью детьми.
— Пришла и с порога заявила: «Я тебе еще пятерых рожу», — продолжает Анатолий. — У нас появилась дочка. Жить вместе долго не смогли, но девочка осталась со мной. Доця уже, наверное, в классе шестом училась, повез ее в Херсон. Сели в скверике отдохнуть. Я возьми и расскажи о девушке из универмага, которую к тому времени потерял. Вдруг вижу: идет по аллейке моя мечта. Дочке тогда не сказал ни слова. Но после этого опять принялся ее искать. Первого декабря 2004 года привычно отправился на розыск. Захожу в один магазин, и… она там за прилавком стоит, торгует. Вышел, отдышался. Надо купить, думаю, цветы. Обходил весь Херсон, но таких, как хотел, нигде не было. Мне тот букет, считай, двадцать лет снился. Нашел, что хотел, только на второй день. Подписал открытку, подошел: а вдруг замужем, вдруг не возьмет? «Вы не могли бы помочь? Подержите», — протянул ей цветы. Взяла, я рядом положил конверт, повернулся и ушел.
В этот раз уже дал свой адрес, ждал ответа. Она написала два слова: «Давайте встретимся». Оказалось, мое первое письмо она все 23 года хранила. «Так тяжело мне тогда было — как раз разошлась с мужем, на руках маленький ребенок. Но что за странный кавалер: признался в любви и исчез. Я в каждом покупателе тебя высматривала», — смеялась. Мы читали то письмо и вместе плакали.
— И теперь вы вместе?
— И да, и нет. У нее уже внуки. Да и как забрать ее, какие у меня здесь условия? Сами видите, нищета. А в город я не могу перебраться — погибну там от тоски, мне нужны поля, курганы, степь. Постоянно езжу к ней, что не мешает еще и три письма в неделю посылать. Сейчас, когда начались неприятности, она меня поддерживает, очень переживает…