Ровно 20 лет назад началась стремительная карьера популярного российского актера
Владимир Машков не случайно считает Одессу родным городом. Здесь он прожил целый год, пока снимался в сериале Сергея Урсуляка «Ликвидация». Ему вручили специальный приз на Одесском международном кинофестивале «За вклад в культурную жизнь города». Владимир получил также «Знак Почета» Главного управления МВД Украины в Одесской области. Так правоохранители отметили исполнение актером роли Давида Гоцмана. В Одессе же недавно состоялась премьера нового фильма «Край», в котором Машков сыграл главную роль. Картина выдвинута на премию «Оскар».
— Одесса — первый город в СНГ, где мы показываем этот фильм, — рассказывает Владимир Машков. — Всемирная премьера ленты состоялась в сентябре на Международном кинофестивале в Торонто (Канада). В Одессе у меня такой прилив положительных эмоций, творческих сил, что я настоял на премьерном показе именно здесь.
— Поэтому и решились на интервью?
— Как минимум года полтора их не давал, хотя они постоянно появлялись в печати. Вы не знаете, откуда? У одесситов потрясающее чувство юмора. Как-то перед началом работы над «Ликвидацией» мы с режиссером Сергеем Урсуляком и оператором Мишей Сусловым искали место для съемок. Обнаружив хорошую натуру на Молдаванке, обратились к женщине за заборчиком: «Извините ради Бога, мы кинематографисты, хотим кино тут снимать, можно ли зайти к вам?» Женщина смерила нас взглядом и сказала: «Да бросьте вы этой ерундой заниматься, лучше заходите покушать!» Мы объяснили, что в Одессу приехали на один день и скоро возвращаемся в Москву. И тут женщина говорит: «А, так вы тудой-сюдой? Так я вам сейчас навынос что-нибудь сделаю!»
Интервью не люблю давать не по делу. Вот сейчас, во время премьеры, мне есть, что вам ответить, а у вас есть, что спросить. А так просто не люблю. Говорят, когда ты везде — ты нигде.
— С детства мечтали об актерской профессии?
— Вообще-то, хотел стать биологом, даже поступил на биофак Новосибирского университета, но династические гены явно подвели. Папа и мама были актерами в театре кукол. Мама, режиссер театра, говорила папе, исполнителю роли Карабаса-Барабаса: «Не бери Буратино так за нос!» Когда я маленький выходил во двор, где сидели бабушки, из нашей квартиры доносились крики (мы жили на первом этаже): «Ты не прав! У Буратино не может быть… » Бабушки переговаривались: «Артисты репетируют!» Юность у меня была просто безобразной. Из театрального училища в Новосибирске отчислили за то, что слишком убедительно сыграл роль прораба. Собирал, войдя в образ, с наивных абитуриентов по рублю якобы на ремонт. А со Школы-студии МХАТа в Москве вылетел за драки. Так что поступление на курс Олега Табакова — это уже дубль второй. Когда служил рабочим в филиале театра, столкнулся с Табаковым на ступеньках и предложил показаться ему в качестве будущего студента. Все бы ничего, но при этом в руках у меня была бутыль не то с серной, не то с соляной кислотой, что по всей вероятности и произвело решающее впечатление на Олега Павловича… Короче, учился девять лет.
— Правда ли, что ваш дед был машинистом?
— Он работал начальником Тульского депо. Очень хочу съездить в Тулу и найти то место, где дед трудился.
— Поэтому в «Крае» вы решили сыграть роль бесстрашного машиниста?
— Стараюсь так выбирать фильмы, чтобы не повторять пройденный материал. Когда пару лет назад в сентябре мы с режиссером Алексеем Учителем подъехали к реке, на которой, согласно сценарию, я должен был строить мост, то, признаться, слегка растерялся. Представьте, в реке (под Питером) вода плюс шесть градусов. Группа — человек сто двадцать — стоит в зимней одежде и смотрит, как я буду в эту воду заходить. Деваться некуда — я две недели практически прожил в реке.
— Экстрим.
— Чего-чего, а этого хватало. Попали мне бревном в голову, унесло течением. Спасибо моему другу — каскадеру Славе, который вытащил из воды. Герой ленты строит мост. Я, честно говоря, не верил, что через реку можно построить такую переправу для паровоза. Но когда взялся за это, понял: для человека, знающего свое дело, ничего невозможного вообще нет.
Физически это была самая сложная картина. Да, наверное, и эмоционально. Научился водить два паровоза. Один из них 1905 года выпуска, но до сих пор на ходу. Паровоз не чайник, в который налил воду и сунул вилку в розетку. Это существо живое. Он дышит, обижается, ломается… Когда мы подошли к паровозу впервые, машинист Павел Некрасов — двухметровый человек с кочергой — сказал: «Добро пожаловать в ад!» В этом паровозе я провел практически год.
— Во время съемок случались нестандартные ситуации?
— И стреляли в нас, и паровозы сходили с рельсов. Самым «веселым» был последний кадр. Стоит огромный паровоз, куда набилось множество людей. И вдруг у него срывает тормоза, а на этом участке дороги уклон с поворотом. Представьте, почти стотонная махина начинает резать провода и двигаться… Для паровоза очень важно не только разогнаться, но и вовремя остановиться. Мы растерялись. Машинист этого паровоза Паша Некрасов каким-то образом что-то крутанул, и перед самым поворотом «монстр» остановился.
— Роль Давида Гоцмана как-то повлияла на вашу жизнь?
— Целый год пока снимали «Ликвидацию», я жил в Одессе. Только два раза выезжал в Москву на один день. Моя задача была раствориться в Одессе, где-то в районе Молдаванки, чтобы меня не отличали от других людей.
Помню забавный случай, произошедший еще до съемок. Ранним утром приехал на Молдаванку. Подтягиваются вагончики наши — одежда, грим, костюмы. Вдруг подбегает костюмер: «Украли!» — «Что украли?» — «Утюг!» Я, уже облаченный в пиджачок Гоцмана, пошел посмотреть, откуда украли. Подхожу к вагончику — доска гладильная стоит, а утюга нет. Говорю костюмерше: «Не переживай. Сейчас что-нибудь откроется, купим». Вдруг вижу, какой-то мужичок заходит прямо в вагончик и вытаскивает гладильную доску. Я ему: «Эй, мужик, что делаешь?». А он отвечает: «Да я взял утюг, а тут и доска еще есть!» Он меня принял за своего и практически предложил помочь. В этот момент я понял, что растворился в Одессе.
— Одесские правоохранители вручили вам «Знак Почета» за роль Гоцмана. Награду будете носить?
— Я спрячу ее. В то место, где когда-нибудь будут лежать деньги. Если злодеи откроют тайник, то испугаются (смеется). Кстати, это очень красивый знак. Мой персонаж не вызывает негативных эмоций ни у сотрудников милиции, ни у тех, кто стоит по другую сторону. Вот такой человек с повышенным чувством справедливости (хотя мы все понимаем, что ее нет на земле), наверное, очень востребован. Был бы… И в этом смысле я рад, что одесская милиция первой поставила памятник Гоцману, а значит, всем милиционерам, служившим в те сложные годы.
— Вы попробовали себя также в качестве режиссера и сценариста…
— Профессия актера занимает все мое естество. В режиссуре выступал как любитель. Это такая личная инициатива, воплощенная в фильмы «Сирота казанская» и «Папа», на свой страх и риск. Пока хочется продолжать работать артистом с хорошими режиссерами.
— А театр?
— Очень тяжело совмещать его с кино. Профессия киноактера позволяет добраться до себя или до чего-то в себе. В кино мы видим людей не так, как в жизни. Подходим совсем близко. Увидеть начало проявления инстинктов — удивительная вещь. Когда этим занимаешься осознанно, не на секунду, а погружаешься полностью, происходит нечто невероятное. Поэтому очень люблю свою профессию, и мне кажется, что только-только начинаю чувствовать, как работают эти «механизмы».
В ближайшее время хочу записать вместе со своим учителем Олегом Табаковым и друзьями-актерами большой, часов на пятнадцать, аудиоучебник «Работа актера над собой в творческом процессе перевоплощения по Константину Станиславскому», где роль Станиславского сыграет Табаков. Еще раз пройти этот этап обучения. Он обязателен для всех артистов, студентов и, возможно, будет интересен и другим людям.
— Не боитесь, что при глубоком погружении судьба персонажа будет проецироваться на вас?
— Актерство, наверное, единственная профессия, которая не дает гарантий на продолжение твоей жизни. Ты можешь быть активным, действовать, а потом раз… Любовь и ненависть по этой улице ходят рядом. Как сказал великий Марлон Брандо: «Артист — человек, сидящий на сахарном троне под проливным дождем». Я готов к любым поворотам судьбы.
— Владимир, вы снимаетесь и в Голливуде.
— В отличие от Одессы, я никогда не смогу раствориться в Америке. Не потому, что не могу, а потому, что не хочу. Язык и национальность сильно влияют на внешнее приспособление. Трудно себе представить блистательного американского киноактера, который успешно может что-то сыграть по Чехову. Если когда-нибудь там понадобится человек из нашего пространства, буду полезен им больше как россиянин, нежели стану изображать американца. Ведь у меня таких навыков нет.
У меня другой взгляд, интонация. Например, снимался в фильме Сергея Бодрова «Давай сделаем это по-быстрому». С нами, актерами, в том числе канадскими, австралийскими, работал учитель, который исправляет акцент. Как-то ко мне подошел продюсер: «Володя, ты можешь все-таки чуть-чуть с акцентом говорить? Ты же русского играешь. Нам так хотелось бы слышать эту интонацию». В Голливуде очень ценят принадлежность человека к какому-то месту. Обратите внимание — в Америке почти всех злодеев играют англичане. Если в фильме простачок — это австралиец, если робот — немец. В этом смысле Америка очень тяжело воспринимает Россию. Для Штатов Россия непонятная. Я однажды там услышал: «Когда русский молчит, мы не понимаем, о чем он думает». Мне так понравилось!
— Поддерживаете ли отношения с кем-то из голливудских звезд?
— Отношений не поддерживаю, но со многими знаком: Леонардо Ди Каприо, Сталлоне, Джордж Клуни, Том Круз. Это каста избранных. Нужно доказать, что у тебя есть талант, работоспособность, может быть, везение. Человек должен проглотить атом солнца! Люди часто мечтают увидеть Бога. Но надо сначала что-то сделать, а потом Он, возможно, и появится. А может, и нет.
— Правда ли, что вы общаетесь с Борисом Березовским?
— Скажем так, я его знаю. Надо было познакомиться с прототипом своего героя в фильме «Олигарх». Очень интересный человек. Вы даже не представляете, какова в нем степень харизмы и увлеченности. И доктор наук он не липовый, как принято думать, а настоящий. Посмотрите, на каком поле он играет. Крупный бизнес — всегда политика. Поэтому в других странах так боятся сращивания бизнеса с политикой. Эти люди начинают на нее влиять очень сильно.