Двадцать лет назад в центре Киева проходила самая масштабная акция протеста времен борьбы за независимость Украины, вошедшая в историю страны как «студенческая революция на граните»
«Студенческая революция на граните» в октябре 1990 года стала одной из самых масштабных акций гражданского неповиновения накануне обретения Украиной независимости. Разбив на площади Октябрьской революции (позднее именно в честь этого события ее назвали майданом Незалежности) палаточный городок, молодые люди повязали на головы белые повязки, обозначив таким образом голодающих, и начали борьбу с советским режимом. Матери плакали, умоляя детей вернуться домой, но студенты-романтики хотели перемен и, казалось бы, добились успеха: спустя две недели после начала голодовки Верховный Совет УССР принял постановление, которым почти полностью удовлетворил их требования. Но вскоре после этого власть расправилась с организаторами акции протеста — лидер Украинского студенческого союза Олесь Доний был брошен в Лукьяновскую тюрьму. Вдохновитель «революции на граните», а ныне народный депутат от блока «НУ-НС» считает, что в 1990 году молодежь дала Украине шанс пойти путем Восточной Европы, но он был упущен.
- Олесь, до сих пор говорят о том, что студентов использовали втемную то ли коварные спецслужбы США, то ли какие-то усатые дядьки-националисты, которые финансировали акцию и координировали ее действия.
— Коммуно-кагэбистская контрпропаганда всегда была сильна, но мы пытались бороться с ее проявлениями. Например, зная, что сам факт голодовки будет ставиться под сомнение, ввели строгую систему контроля. Договорились с врачами из Октябрьской больницы (семь других медучреждений отказались нам помогать) — и всех, кто голодал, ежедневно возили на «скорой» в клинику. Врачи делали процедуру очистки организма и брали анализы крови. Таким образом, с одной стороны, мы следили за здоровьем голодающих, с другой — боролись с коммунистической контрпропагандой. При малейших признаках появления в крови сахара (то есть доказательств того, что человек что-то съел или выпил сладкий чай) нарушитель должен был покинуть палаточный лагерь. Ведь голодовка, во время которой в организм поступает глюкоза, превращается в фарс. Но никто даже не пытался нарушить правила. Все тогда были идейными. Сегодня это тяжело себе представить, но «революцию на граните» делали романтики, мечтавшие не о личной выгоде и политической карьере, а о переменах в обществе и независимой стране без коммунистов во власти.
И в 1990 году именно молодежь боролась с советским режимом, а не какие-то усатые дядьки или буржуи, которых мы только в кино видели. Кстати, в 1988-м меня хотели исключить из Университета имени Тараса Шевченко именно за «украинский буржуазный национализм». Я предложил провести на историческом факультете дебаты с Украинским культурологическим клубом (УКК). В то время УКК был опальной организацией, ее создали украинские политзаключенные, которые только что вернулись из лагерей и не боялись проводить публичные дискуссии по запрещенным тогда еще вопросам, в частности о Голодоморе, репрессиях и других преступлениях коммунистического режима. Так вот, после моего предложения в университете разразился страшный скандал. Пригрозили исключением из вуза (я был уже на третьем курсе), хотя у меня ведь за три года не было ни одной тройки! Но вступились однокурсники, они собрали подписи в мою поддержку и обратились в газеты. Благодаря этому меня не выгнали, правда, диспут с УКК провести все же не дали.
- И все же как случилось, что власти проморгали такую грандиозную акцию?
— Мы были абсолютно отдельной структурой, которую Компартия и КГБ, сосредоточившись на Рухе, действительно просто прозевали. Они не заметили, что в студенческой среде рождаются организации с огромным потенциалом. Оппозиционеры также не проявляли серьезного внимания к учащейся молодежи. Наверное, благодаря этому нам и удалось провести студенческую революцию. Да и о конспирации мы не забывали: ничего и никогда не обсуждали по телефону.
К слову, в первые дни акции давление на нас оказывала не Компартия, а старшие товарищи — руховцы, которые не понимали нашего главного требования: перевыборы Верховного Совета УССР на многопартийной основе. Я считаю, что, если бы в 1990 году мы переизбрали парламент, Украина пошла бы путем Чехии, Венгрии, Польши и стран Балтии, где бархатные революции, состоявшиеся всего годом ранее нашей, полностью смели коммунистов. И когда через неделю после начала «революции на граните» оппозиционные депутаты начали проситься к нам, мы поставили очень жесткие условия: берите палатки и спальники, но не вмешивайтесь в координацию акции и переговорный процесс с властями. К чести таких людей, как народный депутат Степан Хмара и народная артистка Украины Нила Крюкова, они так и сделали: присоединились к голодовке без каких-либо претензий на особую роль в акции. Но многим старшим товарищам наши требования не понравились, и они отказались от затеи.
Позже некоторые известные оппозиционные депутаты внесли свою лепту в дискредитацию студенческих побед, отказавшись от проведения досрочных выборов. Более того, парламентская оппозиция вместе с коммунистами, боясь конкурировать с молодежными лидерами на выборах, подняла возрастной ценз для кандидатов в депутаты с 21 до 25 лет. И только в 1992 году, когда Народный рух возглавил Вячеслав Чорновил, они стали выступать за перевыборы Верховного Совета. Но подходящий момент, к сожалению, был уже упущен. После победы Леонида Кравчука на президентских выборах 1991 года отстранить от власти коммунистов, быстро перекрасившихся в «государственников», стало невозможным.
- Разве вы не хотели завоевать власть?
— Об этом мы вообще не думали и не видели себя во власти. Ни одно из наших пяти требований не касалось каких-либо преференций для студенчества. Нашей стратегической целью была независимость Украины, а тактической — устранение Компартии и приход к власти демократических сил. Но этого, увы, достичь не удалось.
- Тем не менее ты считаешь акцию успешной?
— Формально власть отреагировала на все пять наших требований: призывникам разрешили служить в армии только на территории Украины, Верховный Совет УССР принял резолюцию, согласно которой наша страна отказывалась от подписания нового Союзного договора (и в дальнейшем Леонид Кравчук именно этим аргументировал Генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Горбачеву отказ Украины подписывать новый договор с Москвой), отправили в отставку коммунистического председателя Совмина УССР Виталия Масола. Была также создана комиссия по национализации имущества Компартии и комсомола. Даже было решено провести референдум по перевыборам парламента, но стараниями представителей старшего поколения из тогдашней оппозиции он так и не состоялся.
- Правда, что первоначально вы не требовали отставки Виталия Масола?
— Первая листовка — я составлял ее и формулировал эти требования — содержала три пункта: перевыборы парламента, национализация имущества КПСС и ВЛКСМ и отказ от Союзного договора с Москвой. А представители Львовского студенческого братства приехали с двумя другими: чтобы молодежь проходила срочную службу в Украине и отставка Масола. Я прекрасно понимал, что отставка премьера — мелочь, главное — перевыборы Верховного Совета, но спорить мы не стали и просто объединили все требования. Если бы начали пререкаться друг с другом, как сегодняшняя оппозиция, у нас ничего не вышло бы. А лично к Масолу у меня не было никакой антипатии. Просто в Украине он был одним из элементов коммунистической машины, которым власть, как оказалось, легко пожертвовала.
- Провокации со стороны спецслужб были?
— Помню, какие-то курсанты пытались подбросить консервы, но подобные инциденты у нас быстро пресекались. Дисциплина и самоорганизация в палаточном городке были очень жесткими. На территорию лагеря невозможно было попасть даже с запахом алкоголя, не говоря уже о том, чтобы пронести бутылку водки. Все эти сплетни о распитии спиртного, ночных пирах и беспорядочных половых связях в палатках намеренно распространялись партийно-кагэбистской пропагандистской машиной. Поверьте, когда человек голодает, ему не до секса.
Представляете, накануне самой акции внезапно закрылись пункты проката, где мы собирались взять спальники и палатки. Но нам помогли дружественные туристические организации. А специальные колышки для палаток, которые мы вбивали между гранитными плитами, я заказывал на заводе «Большевик». Рабочие сделали их бесплатно. Поддержка со стороны простых людей была колоссальной: нам приносили раскладушки, теплую одежду, деньги, цветы. Даже в общественный туалет, который сегодня переоборудован под пивной бар-ресторан, голодающих пускали бесплатно. Кстати, и милиция тогда не была такой антиукраинской силой, как сейчас. Не будем забывать, что еще за год до нашей акции за сине-желтые флаги студентов выгоняли из университетов. Например, моего однокурсника Анатолия Момрика пытались исключить за то, что он вывесил национальный флаг в общежитии.
- Не боялись, что с вами расправятся, как с китайскими студентами в Пекине в 1989 году?
— Мы же знали, на что шли. Большинство наших активистов уже побывали в КПЗ, отсидев в камерах по 5-15 суток. Во время акции студенческого единения в феврале 1990 года мы организовали пикет в защиту одного из наших товарищей — тогда задержали около 20 человек. На следующий день в Киев приехали львовяне, хотя и знали, что будут арестованы. Так и произошло: после пикета их задержали. То есть мы на деле проявили солидарность и были уверены друг в друге. Кстати, тогда не было мобилок, к тому же не все киевляне имели квартирные телефоны. Если в листовках указывался номер телефона, то его сразу же отключали. Нашу студенческую газету мы печатали в Литве, а значки с сине-желтым флагом делали в Латвии. Продавали их на Крещатике, наполняя фонд организации, который использовался главным образом для оплаты командировок.
- А как из голодовки выходили?
— Это постепенный процесс. Несколько дней я ел только пюре из печеных яблок. О том, как правильно проводить голодовку, мы советовались с врачами еще до ее начала. За несколько недель до акции изменили свой рацион, постепенно отказались от мяса и перешли на растительную пищу.
- После революции на тебя завели уголовное дело по захвату зданий университета. Чего в действительности добивались власти?
— Через несколько месяцев начались попытки закручивания гаек по всей территории СССР. В Литве нескольких человек, защищавших телевышку, просто расстреляли и задавили танками. В Украине посадили Степана Хмару, а молодежь, выступившую против проведения в Киеве 7 ноября парада советских войск, смели с Крещатика. Против студентов, которых я лично привел в Красный корпус университета для «оккупационной забастовки», начали заводить уголовные дела. После «революции на граните», зимой 1990-1991 годов, у людей развилась апатия (как сейчас), и я понимал, что мы не сможем вывести на митинг даже несколько сотен человек. Но как лидер организации я также осознавал, что обязан защищать своих людей. Поэтому написал на имя прокурора столицы заявление, что в качестве главы Украинского студенческого союза руководил акцией протеста, поэтому всю ответственность беру на себя. В результате ребят прекратили «прессовать», а меня — в наручники и в оборот: обыск, допросы и статья за «захват государственных строений», по которой «светило» от трех до пяти лет.
В камере предварительного заключения я провел три дня (научился там чифирь на майке заваривать: если ее скрутить в жгут и жечь возле стенки, можно целую кружку вскипятить — на семерых человек хватало). Затем меня перевели в Лукьяновское СИЗО, где просидел неделю. Генпрокуратура требовала, чтобы я покаялся и написал соответствующее заявление. При этом пытались шантажировать: говорили, мол, твой дед, историк, по блату тебя в университет устроил. Ответил, что дед умер 15 лет назад. Тогда в моем вступительном сочинении нашли какую-то ошибку, которую не учли экзаменаторы. То есть выдвигали какие-то абсурдные обвинения. После задержания пошла мощная волна в прессе, даже «Спортивная газета» обо мне писала. На защиту встали также общественные организации и политики. В общем, дело закрыли, как мне потом сказали несколько депутатов, по личному указанию Леонида Кравчука, который перед этим принародно обещал, что никаких репрессий по отношению к участникам «студенческой революции» не будет. Хотя думаю, что и арестовали меня не без его ведома.
- А что тебя больше всего разочаровывает в сегодняшнем парламенте?
— Раньше в политике были вера и идея, сегодня — только власть и деньги. Это не та политика, за которую мы боролись. За последние три года я — единственный народный депутат, который никогда не отдает свою карточку и лично голосует в парламенте. К тому же у нынешней власти нет абсолютно никаких сдерживающих факторов, поэтому от нее можно ожидать чего угодно. Но украинскую идею нельзя убить, она выживала при еще худших обстоятельствах. Ведь были времена, когда в условиях тоталитарной системы за независимость Украины, права и свободы боролись лишь несколько десятков диссидентов. Их было мало, но они не сдавались и благодаря этому сохранили моральное лицо нашей страны. Я, например, поступал в университет, мечтая принимать участие в украинской подпольной борьбе. Был такой миф о недобитом подполье в Университете имени Шевченко. Но оказалось, что никакого подполья нет, — пришлось создавать его самостоятельно.
Фото с сайта news. dt. ua