Малыш, получивший 65 процентов ожогов поверхности тела, считающиеся смертельно опасными, остался жив и идет на поправку благодаря столичным врачам
— Несчастье произошло, когда дома были двое взрослых мужчин, — говорит мама Димы 25-летняя Оксана. — Мой старший брат вышел в комнату, отец — в ванную. Наш двухлетний сын и четырехлетний племянник оставались на кухне, где на плите стояла кастрюля с горячей водой…
Услышав детский визг, мужчины бросились на кухню. Все помещение было в пару, на полу разлит кипяток. Малыши стояли в разных сторонах. Их тут же принялись раздевать.
— Затем детей завернули в чистые простыни, — продолжает Оксана. — Хорошо, что дома была наша родственница, которая водит машину, — она и повезла детей с их отцами в Киевскую областную больницу. Мы же живем в Вышгородском районе под Киевом. В Гостомеле, остановившись возле поста ГАИ, тетя попросила гаишников сопровождать ее машину, ведь время было утреннее, везде пробки. Но они отказались! Хотя речь шла о пострадавших детях. Минут сорок пришлось стоять в тянучках и на светофорах. Врачи ожогового отделения потом сказали: еще час промедления — и Диму не спасли бы!
Оксана в это время находилась на работе — она медсестра травматологического отделения Киевской областной больницы. Туда же привезли ее сына и племянника.
— Когда мне по телефону муж сообщил, что дети получили ожоги, я жутко испугалась, ведь хорошо знаю: это смертельно опасно, — рассказывает мама Димы. — Помню, как открылись двери приемного покоя, как взяла на руки сына и побежала к лифту, чтобы поднять его в ожоговое отделение. Дима терял силы и засыпал, закрывал глазки. Когда уже в отделении с его тельца откинули простынку, я увидела сплошной ожог. Невестка, которая находилась рядом, потеряла сознание. У ее сына, четырехлетнего Вовы, пострадали в основном ножки — он получил ожоги 15 процентов поверхности тела. В тот же день на консультацию из ожогового центра к нашим детям вызвали лучшего ожогового хирурга Ольгу Коваленко. Моему мужу она сказала: «Если ваш малыш переживет эту ночь, есть шанс, что он выживет». Муж рассказал мне об этом только спустя десять дней. На следующее утро Диму перевезли в Киевский городской ожоговый центр, ему начали делать операции: удалять омертвевшую кожу и пересаживать на раны его собственную. В реанимацию, где сын находился с 10 декабря, меня не пускали. Врачи-реаниматологи все это время боролись за жизнь нашего сына. Они стали для малыша и мамой и папой. Если бы не поддержка и уверенность Ольги Коваленко, даже не знаю, как пережила бы эти дни.
… Как только Оксана узнала, что произошло несчастье с детьми, она побежала в приемное отделение. Там ее застал главный врач областной больницы. Видя, что на сотруднице нет лица, он спросил, что случилось.
— Я ему сказала, что сын и племянник вылили на себя кастрюлю кипятка и их везут к нам, — рассказывает Оксана. — Николай Анкин тут же сообщил об этом дежурным врачам ожогового отделения, сам связался с Киевским городским ожоговым центром, главный врач которого Анатолий Воронин распорядился, чтобы нашего сына перевезли к ним.
До сих пор взрослые так и не поняли, каким образом дети перевернули на себя кастрюлю с кипящей водой. Маленький Дима не смог ничего объяснить, а вот старший Вова сказал: «Мы игрались».
— Мы живем в частном доме вместе с родителями, у нас есть и хозяйство, — продолжает женщина. — Чтобы покормить свиней, греем воду, ею разводим еду. Понимая, что в доме двое мальчишек, старались не оставлять их без присмотра. Возле плиты не было ни стульчика, ни другой подставки, которая позволила бы им дотянуться до кастрюль или чайника. Честно говоря, ума не приложу, как Вова смог опрокинуть кастрюлю. Когда вечером приехала домой, не могла сначала даже войти в кухню. На полу валялись одежки, которые сняли с Димы. На колготках и свитерке остались лоскуты его обожженной кожи… Хорошо, что брат не растерялся: он сам в 16 лет получил ожог, поэтому сразу снял одежду с детей, обработал все раны пантенолом. В том, что случилось, я виню себя — нужно было сидеть в декрете с сыном до трех лет…
Сына не видела уже месяц. Передаем ему в реанимацию еду, попросили сестричек поставить в изголовье иконы. Как-то вечером муж поднялся по пожарной лестнице к окну палаты и увидел, что к сыну постоянно подходят нянечки, разговаривают с ним, трогают за носик. Дима не чувствует себя брошенным. У людей, которые здесь работают с детьми, большое сердце. Я же сынишку увидела в новостях «Нового канала». Журналисты приезжали, чтобы рассказать о том, что 15 молодых людей — юристы, рекламисты, программисты — в течение полугода собрали сто тысяч гривен на приобретение аппарата для запуска сердца и передали его ожоговому центру.
Идея приобрести дефибриллятор возникла после того, как сюда попала десятидневная Дарина. От короткого замыкания на девочке вспыхнуло одеяльце, она получила 20 процентов ожогов. Родители не могли обеспечить Дарину всем необходимым, ведь у них есть еще четверо малышей. Лекарства и еду малышке покупали волонтеры. Узнав, что в детской реанимации нет нужной для спасения аппаратуры, они решили собрать деньги и на это. Сейчас Дарине девять месяцев, она находится дома. А меценаты выполнили обещанное и передали врачам детский аппарат, который позволяет запускать сердце при его остановке. Я уверена, что он поможет спасти не одного ребенка. Рассказывая об этой ситуации, телевизионщики сняли в реанимации и нашего Диму. Я насмотреться на него не могла — по интернету сюжет пересматривала.
- Малыш плачет, зовет маму?
— Так как операции и перевязки проводят под наркозом, Дима не чувствует боли. Но, конечно, иногда ребенок хнычет, произносит «мама», «папа». Мальчик еще четко не говорит, лопочет что-то по-своему, мы не всегда его понимаем. Лучше всего ему удается сказать слово «астишка» — это значит, что он хочет йогурт.
Мы разговаривали с Оксаной в кабинете ожогового хирурга Ольги Коваленко, пока та проводила очередную операцию Диме. Переживая, женщина не сводила глаз с часов, ведь врач пообещала, что будет отсутствовать не больше часа.
— Накануне случившегося мне приснился сон: мой отец взял куртку и сжег ее, — рассказывает Оксана. — Меня мучил вопрос, зачем он это сделал. Утром, когда я вышла на кухню, увидела папу именно в этом пуховике. Сердце сжалось от страха, но я не могла понять, откуда ждать беды. Как выяснилось позже, в ту же ночь брату тоже снился странный сон: он видел двух голубей, которые метались по больничному коридору. Теперь я думаю, что это были Дима и Вова…
Старший брат Димы провел в больнице около трех недель. Накануне Нового года его выписали.
— Племянник пережил ужасный стресс, — говорит Оксана (на фото с хирургом Ольгой Коваленко). — Сейчас не отпускает от себя ни маму, ни папу. За время лечения мальчик очень повзрослел. Наряжая с родителями елку, он украсил игрушками веточку и передал Диме. Вова постоянно спрашивает о братике. Мы объясняем, что Дима еще долго будет находиться в больнице.
— Ольга Николаевна, ожоги какой степени считаются смертельно опасными? — спрашиваю врача, вернувшуюся после операции.
— Дети могут погибнуть, если у них обгорело 15 процентов поверхности тела — это уже критическое повреждение. А когда речь идет об ожогах 65, 70, 80 процентов, первые несколько недель мы даже не можем прогнозировать, выживет ли наш маленький пациент. Ведь кожа — такой же орган, как и печень, сердце или легкие. Поражение большой площади приводит к тому, что продукты распада попадают в кровь и начинают отравлять организм. В итоге отказывают почки, затем печень и все жизненно важные органы. Такое состояние называется ожоговой болезнью. И мы не всегда можем с ней справиться.
- Как вам удается спасать пострадавших с тяжелыми ожогами?
— Десять лет назад мы кардинально изменили принцип лечения таких пациентов. Раньше человека выводили из шокового состояния и только потом начинали проводить операции. Такой практики придерживались во всем мире. Но затем было замечено: чаще выживают те, кому проводят пересадку кожи буквально в первые часы после получения ожогов. Теперь мы так и действуем. Удалив мертвые ткани и закрыв раны искусственной или собственной кожей пациента, уменьшаем раневую поверхность. Благодаря этому не так агрессивно протекает ожоговая болезнь, пациент быстрее выходит из шокового состояния.
— Мы с мужем уже десять лет вместе, очень долго ждали первенца, — продолжает Оксана. — Когда появился Дима, были просто счастливы. У меня с сыном такая крепкая связь, что я даже чувствую, спит он или нет, по вечерам пою колыбельные. И знаю, что Дима засыпает, когда я это делаю.
Известно, что лечение пациентов, получивших ожоги, очень дорогостоящее. В первые дни нужно постоянно переливать компоненты крови. Часто в банках крови невозможно достать нужные препараты, ведь доноров в нашей стране очень мало. Вот и приходится родственникам просить друзей и знакомых срочно сдать кровь.
— В этот сложный период нас очень поддержали друзья, коллеги, люди, от которых мы даже не ожидали помощи, — говорит Оксана. — Односельчане меня просто поразили: со многими буквально двумя словами обменивались «привет, пока», а сейчас они звонят, передают деньги. Замечательные люди живут рядом с нами! Кто-то договорился, чтобы летчики и стюардессы компании «Аэросвит» сдали кровь. Заведующие отделениями областной больницы, где я работаю, собрали деньги на покупку лекарств. Возле церкви познакомилась с беременной женщиной Ларисой, теперь она постоянно мне звонит, интересуется, как дела у Димы. Свекровь каждый день готовит сыну пищу, а мы с мужем отвозим: отдадим баночки, судочки и ждем под дверью реанимации, когда выйдет заведующий отделением, дежурный врач или медсестра и скажет хотя бы слово о нашем сыночке.
Диме провели уже шесть операций. В ходе трех из них пересадили на спину и ножки его собственную кожу, которую брали с животика и ручек. Вся спинка — 25 процентов поверхности его тела — это глубокие ожоги. Только после четвертой операции Ольга Николаевна сказала: «Дима будет жить».
Рассказывая о сыне, Оксана старается не плакать. Она уверена — ее переживания передаются Диме.
— Мне батюшка в церкви сказал, что ребенок чувствует все эмоции матери, — продолжает Оксана. — Вот и стараюсь теперь держаться, думать только о хорошем. Я сейчас не работаю, целые дни провожу в больнице. Муж привозит меня сюда и забирает домой. Он не может бросить работу. По ночам, когда муж думает, что я сплю, слышу, как он плачет…
Оксана призналась, что за время лечения сына была ситуация, когда она думала: ее мальчик погибает.
— Диме делали операцию, и я под реанимацией ждала Ольгу Николаевну, — вспоминает она. — И вдруг туда начали сбегаться врачи со всех этажей. У них были такие тревожные лица. Как же стало страшно! Я была уверена: что-то не так с сыном. И лишь после того, как ко мне вышла хирург, узнала: погиб мужчина, который в Киеве провалился в яму с кипятком. Это к нему бежали все врачи, но ничего не смогли сделать…
— Вашему малышу понадобятся еще операции по пересадке его же собственной кожи — у него слишком много глубоких ран, которые нужно закрыть, — говорит маме Ольга Коваленко. — Мы уже взяли лоскуты с животика и ручек. Со дня на день переведем Диму в отделение, где вы будете вместе с ним. Лечение займет еще не меньше месяца.
— К сожалению, самые тревожные для нас дни — праздничные, — говорит Ольга Коваленко. — Казалось бы, родители дома, дети постоянно под присмотром. Но когда готовится много блюд, малыши, которые вертятся под ногами, как правило, и получают тяжелые ожоги. Да и взрослые, пытаясь сделать праздник повеселее, тоже серьезно страдают. Зимой причиной ожогов становятся петарды и фейерверки. Летом, когда устраивают массовые гулянья на Ивана Купала, к нам привозят тех, кто неудачно прыгнул через костер…
- На днях ожоговому центру передали купленный волонтерами дефибриллятор, позволяющий запускать сердце при его остановке...
— Мы очень нуждались в этом аппарате, — отвечает Владимир Калашников. — Дети часто получают электротравмы — засовывают шпильки и другие мелкие предметы в розетку. Такая низковольтная травма нарушает работу сердца, которое может остановиться в любой момент, даже через несколько дней после случившегося. В нашем центре был лишь один аппарат, который способен «завести» сердце, — во взрослой реанимации. Вот мы его и носили из отделения в отделение. Теперь детский аппарат будет всегда у нас под рукой.
Все, кому приходилось бывать в столичном ожоговом центре, не могут не поразиться скромным условиям, в которых работают высококлассные врачи.
— После того как вся страна узнала историю Насти Овчар и в нашей клинике побывали известнейшие люди Украины, они были потрясены тем, что центр не имеет современной аппаратуры, в отделениях не проводился ремонт, операционная и реанимация как следует не оборудованы, — рассказывает Ольга Коваленко. — Да что там говорить, недостаточно даже специальных кроватей, которые облегчают страдания ожоговых больных. Нам тогда пообещали построить современный ожоговый центр.
Мы с коллегами подготовили данные об оборудовании, которое необходимо. С тех пор ничего не изменилось. Главный врач клиники Анатолий Воронин старается найти средства, привлекает меценатов, чтобы проводить косметические ремонты и улучшать условия пребывания для больных. Но в старом здании нельзя создать современную клинику. Около полугода назад остановился ремонт операционной, так как финансирование прекратилось. В столице европейского государства, как любят говорить наши политики об Украине, такого просто не должно быть! И при этом нашей работой восхищаются зарубежные коллеги. Мы действительно спасаем тяжелых больных.
— Я знаю, что хирург за свою работу получает около двух тысяч гривен, — добавляет Оксана. — Разве такое возможно, чтобы труд врачей, спасающих детей, оценивался государством в копейки? И при этом, поверьте мне, никто из этих людей даже не намекнул на «благодарность». Я для себя решила: когда Диму выпишут из больницы, куплю иконы святых, соответствующих именам каждого из врачей, которые сохранили жизнь моему сыну. Знаю, что подаренная икона обладает особой силой.
Фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»