27 июня артисту театра и кино Борису Хмельницкому исполнилось бы 70 лет
Среди ролей, сыгранных Борисом Алексеевичем Хмельницким, — офицеры и крестьяне, князья и бандиты, средневековые бунтари, поэты и атаманы. У него были внешность, талант, любовь женщин, обожание зрительской аудитории. Казалось бы, жить да жить. Но два с лишним года назад болезнь взяла свое…
Предлагаем вниманию читателей одно из последних интервью Бориса Хмельницкого. Многое из сказанного им актуально до сих пор.
- Борис Алексеевич, в вашей работе наверняка было немало ярких моментов.
- Вспоминаю съемки фильма «Красная палатка», которые продолжались целый год: и в Москве снимали, и под Ленинградом на Финском заливе, и в Италии, и даже в Арктике два месяца. Там у нас с Юрой Визбором есть одна сцена — просто уникальная! Представьте: 82-й градус северной широты, Северный Ледовитый океан. На льдине стоит красная палатка, мы возле нее сидим — ждем, когда нас спасут. И режиссер Михаил Калатозов говорит: «Ребята! Фильм-то совместный с Италией! Давайте им покажем!» Вот и придумали: мой герой, летчик Вильери, выползает из палатки, вытаскивает пистолет и пытается покончить жизнь самоубийством. Юрий Визбор, игравший чешского писателя Бегоунека, подбегает ко мне и выбивает пистолет. Режиссер продолжает: «Вы начинаете бороться и… падаете в Ледовитый океан!» У нас с Юрой шок: «Куда?! Куда падаем?.. » — «Ну, прямо в океан!» И успокаивает: «Да мы вас вытащим!» Ладно, мы ребята отчаянные. Выбрали себе полынью, натянули специальные игровые костюмы, под которые надели теплое белье, обмотались ватой, намазались жиром. И маханули первый дубль. Большей боли я в своей жизни не испытывал никогда! Особенно в самых интимных местах. Мы с Юрой заорали нечеловеческими голосами. Потом выкарабкались на льдину и доиграли сцену. После чего нам дали спирта, затем баня, снова спирт… Наутро проснулись — никакого намека на простуду! Но ощущения были страшные… Когда я потом у Юры спросил: «Что ты подумал, свалившись в полынью?», он ответил: «Первая моя мысль: «Двое детей у меня уже есть, так что… » А у меня-то вообще тогда не было потомства! Правда, позже появились тоже двое детей, значит, океанская холодная вода не отразилась на моих мужских достоинствах.
Самое обидное, что, когда при монтаже фильма делали два варианта — один для Италии, второй для нас, в итальянском варианте эта сцена осталась, а в нашем ее, к сожалению, вырезали…
- Какие ассоциации у вас вызывают празднования юбилеев Владимира Семеновича Высоцкого?
- Разные, не всегда хорошие. В «Олимпийском» как-то попсовики решили спеть песни Высоцкого. На мой взгляд, это был совершенно чудовищный эксперимент. Человек должен понимать, что если он поет на сцене песни, которые у всех на слуху в исполнении другого конкретного человека, то он может выглядеть совершенно бездарно. Хотя бы чувство самосохранения в этом случае должно присутствовать. Но у них этого нет, они все считают себя звездами. Это больные люди, потому что ни один серьезный артист никогда о себе вслух не скажет, мол, я — звезда. Люди тут же подберут соответствующую рифму и будут совершенно правы.
- Помимо работы в театре и кино, вы еще и поете…
- Ну, во-первых, имею все основания для этого. Я окончил музыкальное училище, у меня диплом профессионального музыканта по классу баяна, а также диплом хормейстера и дирижера оркестра народных инструментов. В Театре на Таганке при моем участии была написана музыка к нескольким спектаклям — «Добрый человек из Сезуана», «Антимиры», «Берегите ваши лица», «Жизнь Галилео Галилея». Поэтому музыкальная подготовка у меня не хуже, чем у остальных.
Во-вторых, я люблю, когда артисты поют, для меня это лучшие исполнители. Актеры не являются вокалистами в чистом виде (хотя у некоторых из них вокал похлеще, чем у профессиональных певцов), но они по-своему, по-особому выдают песню, и это очень действует на зал, на зрителей. Я смотрел когда-то концерт Ива Монтана в «Олимпии». Потрясающе! Там было все: и вокал, и артистизм.
Большинство молодых певцов не видят разницы между отношением к исполнению песен, например, Вертинского или Высоцкого, и отношением к себе. В этом смысле многим не хватает самоиронии. Когда некоторые исполнители берут стихи Марины Цветаевой, Анны Ахматовой или Бориса Пастернака и поют их, на первое место выдвигая себя, это никуда не годится. Ведь такие стихи надо исполнять не с желанием «посмотрите, как я пою», а с чувством «послушайте, как они написали!» Но, к сожалению, это понимает один актер из десяти тысяч.
- Ну а собственное пение вы как оцениваете?
- Я отвечаю за качество всех песен, которые исполняю, независимо от жанра, в котором они созданы. Если я пою песни, написанные на стихи Ахматовой, Цветаевой, Пастернака, Высоцкого, то это — соответствующий уровень. Если я пою блатную песню, то это песня, которая определяет данный жанр, со своими особыми законами.
- В жизни вы деловой человек?
- Не-ет! Абсолютно! Если бы я был деловым, то уже давно был бы миллионером. А я весь в своих родителей: для себя не могу ничего, вот для других — пожалуйста! Ведь так легко прийти в кабинет к высокому начальству и сказать: давайте поможем человеку. А вот произнести «Давайте поможем мне» как-то язык не поворачивается. Многие удивляются: «А ты для себя сделал что-нибудь?» Вот дочь спрашивает о дачном участке: «Папа, ты что, его еще не заслужил? Играя на Таганке, будучи достаточно известным, сыграв Робин Гуда, князя Игоря, а сейчас — Святослава Игоревича?! Исполнил роли двух великих князей, а сам не можешь иметь кусок родной земли. Пусть тебе его дадут!» Да мне, может, и выделили бы, но я никогда не обращался к руководству, к властям.
- А у вас есть желание быть поближе к природе?
- Конечно! Я ведь родился в Уссурийске, можно сказать — в тайге, поэтому с природой у меня связано много. Например, приезжаю на дачу к сестре или к товарищам и удивляюсь: чего я не езжу на дачу? Тут же природа, хорошо! Но побуду там дня два и думаю: что-то я засиделся, надо ехать в Москву, работать… В общем, я люблю быть на даче, но непродолжительное время.
- Как считаете, ваша дочь Дарья Хмельницкая — хорошая актриса?
- Великолепная! Говорю не как отец, а как профессионал. И это не только мое мнение. В театральный институт, где учились и я, и Дашина мама Марианна Вертинская, Даша поступила сама, абсолютно без нашего участия. Еще во время учебы я увидел ее в работах — потрясающе! Так научить нельзя. Кого-то чему-то можно научить, но есть актеры Божьей милостью. У них особые нюансы, понимание, дар! И Даша зачастую играла именно так. Причем это отмечают многие — и педагоги, и зрители, видевшие ее в спектаклях. Можете об этом спросить у того же Саши Ширвиндта, который все время говорит мне, что вот Даша — это да! Это актриса!
В театр дочь не пошла. И это не потому, что она его не любит. Ведь беда многих режиссеров, что они в какой-то степени не занимаются своей профессией. Каждый режиссер — если он настоящий режиссер — обязан сам просматривать артистов. Он должен сам ходить на дипломные спектакли в театральные институты, а не посылать ассистента. Я понимаю, что нельзя объять необъятное, это другой вопрос, но нужно найти время посмотреть дипломные работы Щукинского училища, МХАТа, ВГИКа. А так — он сидит, и ему приносят снимки артистов, отобранных ассистенткой. Позор! Я уважаю ассистентов, но их задача — лишь помочь, подсказать режиссеру, а уж смотреть и выбирать должен лично он. Если бы на спектакль «Добрый человек из Сезуана» не пришли люди и не увидели нас на сцене, была бы наша Таганка? Не было бы!
Но теперь режиссеры, видите ли, не могут ходить смотреть! Как тогда можно отбирать артистов? Откуда их могут знать? Поэтому и снимают одних и тех же. Сколько я видел молодых талантливых актеров, которые сейчас нигде не появляются, потому что вовремя не были замечены. А ведь раньше мы с Любимовым посещали дипломные спектакли. Например, посмотрели «Карьеру Артура Уи» — и взяли в свой театр Николая Губенко. Но сейчас Любимов на дипломные спектакли не ходит. Даже в свою alma mater! Приди мэтр на спектакль, как бы играли молодые артисты! Но… нет. Лень…