Культура и искусство

Актриса Лариса Кадочникова: «Марина Ладынина любила, боготворила и боялась Пырьева»

6:00 — 26 ноября 2011 eye 11652

Знаменитому советскому кинорежиссеру исполнилось бы 110 лет

Иван Пырьев — одна из самых противоречивых и неоднозначных фигур советского кино. Это был человек, обуреваемый буквально шекспировскими страстями, умевший сильно любить и так же сильно ненавидеть.

О нем говорят как о гениальном режиссере, постановщике таких картин, как «Трактористы», «Свинарка и пастух», «Сказание о земле Сибирской», «Кубанские казаки», «Братья Карамазовы». И как о жестоком сатрапе, загубившем не одну актерскую карьеру — именно «благодаря» Пырьеву ушли из кино, а впоследствии из жизни Людмила Марченко и Екатерина Савинова, только в мультфильмах появлялась Клара Румянова. Как о талантливом руководителе, сумевшем разглядеть искру Божью во Владимире Зельдине, Эльдаре Рязанове, Людмиле Гурченко и многих других. И, конечно же, в главном творении своей жизни — звезде кино первой величины Марине Ладыниной, которую он создал, как Пигмалион Галатею. Впрочем, для нее Пырьев стал и злым гением — после развода с ним Ладынина больше не сыграла ни в одной картине и остаток жизни провела затворницей.

Об Иване Александровиче Пырьеве рассказывает актриса Лариса Кадочникова.

«Марина Ладынина с утра до ночи занималась — казалось, ее тонкий и трогательный голосок пронзал все этажи нашего дома»

— Лариса Валентиновна, ваше детство прошло среди звезд отечественного кино, и одной из них был Иван Пырьев.

 — Мы с мамой, актрисой Ниной Алисовой, и братом, ныне известным оператором Вадимом Алисовым, жили в знаменитом киношном доме на Дорогомиловке, в Москве. Иван Александрович Пырьев и Марина Алексеевна Ладынина жили над нами, две квартиры у них были соединены в одну большую. Точно такие же апартаменты были у Сергея Аполлинарьевича Герасимова и Тамары Федоровны Макаровой.

— В гости к Пырьеву и Ладыниной ходили?

 — За все время забегала от силы раза два. Их сын Андрей (впоследствии он взял фамилию матери — Ладынин) приглашал моего брата, а я заходила, как говорится, за компанию. Впрочем, с Андреем мы тоже тесно не общались, просто, как одногодки, иногда вместе бегали по улице.

Но надо сказать, что Андрей появлялся на улице не часто. Впрочем, как и вся их семья. Мы только слышали, как Марина Алексеевна с утра до ночи занималась — разучивала песни для будущих фильмов. Мне казалось, что ее тонкий и трогательный голосок пронзал все этажи нашего дома сверху донизу. А сам Иван Александрович был всегда занят — рано утром уезжал на работу (он в то время уже был директором «Мосфильма»), а поздно вечером возвращался. К подъезду подъезжал черный ЗИС, Пырьев выходил и буквально пробегал мимо нас, детворы, в подъезд. Все замирали и смотрели на него со страхом и обожанием.

— По тем временам ЗИС — машина представительского класса!

 — Но принадлежала она киностудии, своего автомобиля у Пырьева не было. В отличие от Герасимова и Макаровой, которые ездили на собственной иностранной — очень красивой! — машине. Правда, я до сих пор не знаю, как она называлась.

Пырьев в нашем доме жил как-то особняком. Все соседи, в отличие от нынешнего времени, очень тесно общались между собой — дружили, ходили друг к другу в гости, вместе отмечали праздники. Мой брат вообще бегал по этажам, стучался во все двери, ему открывали, чем-то угощали, а он спускался вниз и угощал всем этим нас. А квартира Пырьева для всех была закрыта, никому из нас даже в голову не приходило просто так туда постучать.

— Как вы думаете, почему?

 — Сейчас я понимаю, что, конечно же, это была глыба! Очень мощная фигура — и талантливый руководитель, и толковый администратор, и неординарный режиссер. Как в нем соединялись эти качества, казалось бы, несовместимые? Одновременно он был очень жесткий человек, его боялись все без исключения, в том числе и детвора, поэтому никто из нас к ним не бегал.

— А вообще гости у Ладыниной и Пырьева бывали?

 — Не припомню такого. Вот у нас дома собирались очень шумные компании: люди приходили, допоздна — иногда до утра! — пили только чай, но всегда пели под гитару, шутили, смеялись, читали рассказы и стихи. А в квартире над нами постоянно стояла тишина. Это была некая запретная для всех территория — закрывая за собой дверь квартиры, Пырьев как будто бы отгораживался от остального мира. Его дом был его крепостью в буквальном смысле этого слова.

К Ладыниной часто приходили поклонницы — сидели на подоконнике днями и ночами и ждали, когда она выйдет, чтобы подписать им открытки с ее фотографией. Даже к моей маме после выхода на экраны «Бесприданницы» бегали меньше, чем к Ладыниной. Причем сидящая внизу консьержка поклонников не пускала, но они все равно каким-то образом проникали. А к Пырьеву никто просто так подойти не мог. Впечатление от него у меня было, как от человека-скалы — очень мощный, сильный, независимый и жестокий.

«Матери Ладыниной был знак свыше, что ее дочь, выйдя замуж, станет знаменитой и разбогатеет»

— Но откуда-то же дворовые кумушки узнавали о подробностях жизни двух звезд советского кино?

 — У Марины Алексеевны была мама, которая жила вместе с ними, — очень простая женщина, кинозвезда Ладынина была на нее совершенно не похожа. Как-то она ездила отдыхать с нами в село, где жили мама и сестра моего отчима. Моя мама ее уговорила: «Поезжайте — отдохнете!» И вот там мама Ладыниной много рассказывала нам о своей любимой дочери, о том, какая она талантливая, как бедно жила раньше — до встречи с Пырьевым (первым мужем Ладыниной был актер Иван Любезнов. — Авт.). А потом матери был какой-то знак свыше, что ее дочь, выйдя замуж, станет знаменитой и разбогатеет. И когда Марина Алексеевна встретила Пырьева, который влюбился в нее буквально с первого взгляда, так все и случилось. Для этой пожилой женщины материальное благополучие было пределом всех жизненных устремлений, для нас же, в то время еще очень молодых, подобное было непонятно.

*Иван Пырьев снимал свою вторую жену Марину практически во всех его фильмах. На фото — рабочий процесс съемок музыкальной комедии «Свинарка и пастух» (1941 год). Пырьев (в центре) дает указания Ладыниной и актеру Николаю Крючкову
 

— Ладынина в жизни очень сильно отличалась от Ладыниной на экране?

 — Сейчас мне кажется, что она одевалась во все светлое — во всяком случае, именно такое, светлое, солнечное впечатление она всегда на нас производила. Хотя, в отличие от остальных актеров, очень редко бывала на улице. Она была настолько популярной, что ей приходилось скрываться.

— Известно, что Иван Александрович был большим поклонником женского пола.

 — Когда я уже была студенткой, одновременно со мной, только на другом курсе училась Людмила Марченко, сыгравшая главную роль в картине Пырьева «Белые ночи». Она была очень хорошенькая, яркая — чернобровая, кареглазая. Вскоре пошел слух, что они с Иваном Александровичем любовники. Верить в это не хотелось, но в подтверждение этих слухов девушка и по институту ходила не так, как остальные, а как-то гордо, дерзко, вызывающе, и все перешептывались за ее спиной.

Для меня это было странно и неприятно, потому что я Ладынину буквально боготворила — и она, и Тамара Макарова были для нас не просто звездами, скорее небожительницами. Мы считали, что все должны носить их на руках. И вдруг такое!

«Стены и перегородки в нашем доме были тонкими, поэтому я часто слышала, как Марина Алексеевна тихонько плакала»

— Пырьев с Ладыниной что, плохо жили?

 — Материально — очень хорошо. Две семьи в нашем доме — Герасимов с Макаровой и Пырьев с Ладыниной — были очень богатыми. Разумеется, с благосостоянием нынешних богачей это ничего общего не имело. А тогда казалось, что они живут в необыкновенной роскоши — у них были машины, роскошная обстановка в квартирах. Помню, как я попала в спальню к Тамаре Федоровне Макаровой: кровать под балдахином, портрет, на котором она была изображена в полный рост в роли Нины из фильма «Маскарад». А когда она проходила по двору в своих роскошных мехах, для всех нас это было целым событием. Хотя у моей мамы тоже был палантин из рыжей лисы, я выбегала с ним на улицу и гуляла, как с собачкой, держа за хвостик и голову.

— Взаимопонимания в звездной семье не было?

 — Мне кажется, Ладынина своего мужа одновременно очень любила, боготворила и боялась. Она потому и репетировала с утра до ночи, что не могла себе позволить не оправдать его надежд на съемочной площадке. Но отношения у них явно складывались сложные. Стены и перегородки в нашем доме были тонкими, поэтому я часто слышала, как Марина Алексеевна тихонько плакала. И это притом, что Пырьев ни разу не повысил на нее голоса. Говорят, что и на съемочной площадке она была единственной, на кого он не кричал. Но, видимо, он одним только взглядом мог дать понять всю степень своего недовольства.

Казалось бы, у Ладыниной все есть для счастья — и дети, и мама, и муж — потрясающий режиссер, генеральный директор «Мосфильма», который снимал ее во всех своих картинах, но она была одинокой. В ее манере поведения, в хрупкой трогательной фигурке таилось, как мне сейчас кажется, предчувствие того, что Пырьев ее бросит. Хотя это же понятно: он был знаменитым режиссером, многие актрисы хотели у него сниматься, вот и предлагали взамен самих себя.

— Наверное, имел место и кризис среднего возраста — с женой Пырьев развелся уже на склоне лет.

 — Да и творческий кризис, видимо, дал о себе знать, поэтому ему потребовалась смена музы — постаревшая Марина Алексеевна (хотя ей в то время не было еще и пятидесяти!) в этой роли уже перестала его устраивать. К тому же режиссеры — люди увлекающиеся, для работы им постоянно нужен предмет этого самого увлечения. А жить в семье и при этом вступать в серьезные отношения с другими женщинами Пырьев, наверное, не мог.

Следующую жену Ивана Александровича, Лионеллу Скирду, я не знала и даже на съемках нигде с ней не пересекалась. Дело в том, что еще до развода Пырьев и Ладынина переехали из нашего дома, и мы потеряли их из виду. Ну а после развода они, очевидно, разменяли одну квартиру на две, поэтому ни с Ладыниной, ни с Пырьевым, ни с его новой женой я не встречалась. Увы, после расставания с Мариной Алексеевной у него началась совсем другая жизнь, в результате которой Пырьев стал глубоко несчастным человеком. Да и умер очень рано — ему было всего 66 лет…